Последняя битва #1 - Данияр Саматович Сугралинов

class="p1">— Вам выделен тринадцатый этаж. Сейчас я и мои помощники проведем вас туда, но нам придется воспользоваться лифтами. Разделитесь на шесть-семь… — Она с сомнением оглядела нас, ее взгляд задержался на генералах и рокотанках, которых вместе с Рубином было трое. — Нет, на восемь групп. Каждому демону выделены свои покои, в которых есть холодильник, пищевой синтезатор, головизор, напитки, мини-бар с алкогольными…

— Пищевой? — перебил ее Кродис, просияв. — Что за пища?

— Синтезатор? — удивленно переспросил Тарзак. — Холодильник?

Демоны загомонили, пытаясь понять значение ее слов, которые и на демоническом, и на всеобщем звучали одинаково странно и непонятно. Славикус, услышав, что в мини-баре есть алкоголь, просиял, но тут же начал уточнять, что именно там за алкоголь.

Кэрри начала объяснять, и в этот момент к нам приблизился крупный человек в странном облачении, держа в руках какой-то плоский предмет и тонкую палочку. Выглядел он не совсем стариком, но старше среднего возраста, его лицо обрамляла густая борода. Несмотря на габариты, тело казалось бесформенным, словно этот человек в жизни не поднимал ничего тяжелее бокала вина.

Его появление вызвало у демонов смешанные чувства: от любопытства до настороженности. Впрочем, убедившись, что это еще один бездушный, мы потеряли к нему интерес.

— Добрый день! — произнес бородатый мужчина с улыбкой, которую смертные посчитали бы дружелюбной, но мне было очевидно, что она неискренняя. — Меня зовут Иен Митчелл, я журналист «Дисгардиум Дейли». Не могли бы вы уделить мне несколько минут для короткого интервью?

Кэрри тут же ему что-то прошептала на ухо, и он объяснил:

— Я представляю… э… газету моего мира, в которой мы рассказываем о Дисгардиуме. Журналист — это такой летописец, который…

— Мы знаем, что такое газета и что делают журналисты, смертный! — рокотнул Молох. Он переглянулся с Аваддоном, явно не понимая, как реагировать на такую просьбу. — В Преисподней живут не дикари!

— Да-да, конечно, простите… — смутился мужчина.

К удивлению остальных, вперед шагнул черт Кродис.

— Что за интервью, смертный? — спросил он с подозрением.

Молох покачал головой, а Иен, не теряя своего дружелюбного настроя, пояснил:

— Это беседа, в ходе которой я задаю вопросы, а вы на них отвечаете. Я запишу ваши ответы, чтобы потом рассказать о вас жителям моего мира.

Кродис почесал брюхо, покачал головой.

— Нашел слабоумных! Мы тебе ничего не расскажем! Ишь ты какой, секреты решил наши выведать! Может, ты сам дашь нам интервью? За каждое вранье будем отрезать тебе по пальцу, как тебе?

Отпихнув его, Молох проворчал:

— Хорошо, смертный Иен Митчелл, спрашивай. Но помни: любое оскорбление будет стоить тебе жизни.

Иен, казалось, ничуть не испугался угрозы и начал задавать вопросы:

— Спасибо, мистер Молох. Как вы оцениваете свои шансы на победу в этих необычных Играх?

— Мы истинные демоны Преисподней! — гордо ответил Молох. — Мы одержали победу во всех прошлых Играх, кроме последних. Шестьсот шестьдесят пять побед и всего одно поражение. — Он недовольно посмотрел на Аваддона, потом снова на Митчелла. — Как сам думаешь, дурачок, какие у нас шансы?

— Но вас так мало… — не согласился журналист. — К тому же теперь против вас выступят еще и демониаки, которым вы проиграли в Преисподней.

— Эти твари нарушили правила и взяли нас числом! — проревел Аваддон. — Здесь же…

Его взгляд метнулся к толпе врагов, и он смутился. Нас меньше сотни, а их, вместе с призванными смертными, около полутора тысяч.

Молох тоже замялся, и тогда вперед вышел я.

— И здесь их число превосходит наше, — сказал я. — Но у нас в Преисподней говорят, что, когда шансов почти нет, они все еще есть. Поэтому, смертный Иен Митчелл, мы будем цепляться за каждый.

— Ваше имя…

— Ааз, сын Азмодана!

— Прекрасно сказано, — промурлыкал он. — Ааз, тогда еще один вопрос. Что вы думаете о своих соперниках — призванных и демониаках?

— Неважно, что я думаю. Важно, что они все сдохнут!

Иен быстро сделал какие-то пометки своей палочкой на плоском предмете, затем задал еще один вопрос:

— Есть ли среди вас фаворит, который, по вашему мнению, имеет наибольшие шансы принести вам победу?

Демоны снова переглянулись, и неожиданно для всех Молох указал на меня.

— Ааз. Он не только сын Азмодана, он сам Яростный дьявол! Мы здесь только благодаря ему!

Я почувствовал, как все взгляды устремились на меня. Признание бывшего генерала Диабло могло бы польстить, но я нахмурился. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы враги обратили на меня внимание раньше времени.

Иен, казалось, был в восторге от полученной информации.

— Благодарю вас за ваше время, — сказал журналист, заканчивая беседу. — Пусть удача сопутствует вам на Играх! И… удачи, Ааз, Яростный дьявол!

После ухода Иена я заметил, как Кэрри нахмурилась и что-то прошептала в маленькое устройство на своем запястье. Мне показалось, что она обеспокоена появлением этого журналиста.

Следуя указаниям Кэрри, мы разделились на группы и направились к лифтам через роскошное лобби. Повсюду сверкало золото: колонны, отделка стен, даже двери лифтов были покрыты замысловатыми узорами. Свет, отражаясь от многочисленных блестящих поверхностей, создавал ощущение, будто мы оказались внутри огромного драгоценного камня.

Мои соратники внимательно изучали обстановку. Сильва восторженно рассматривала цветы и растения, украшавшие лобби. Кродис то и дело останавливался, принюхиваясь к незнакомым ароматам, пока Горвал не одергивал его. Тарзак задумчиво изучал конструкции, бормоча о «любопытных архитектурных решениях». Агварес, Аваддон и Молох пытались сохранять невозмутимость, но все равно не могли скрыть интереса в глазах — даже дворцы великих князей уступали в роскоши этому месту. Инкуб Ницал, попытавшись соблазнить смертную, с удивлением обнаружил, что его способности здесь не действуют: женщина в испуге отшатнулась, глядя на него с отвращением. Славикус попытался ее успокоить, но сделал только хуже.

Лилит просто шла рядом со мной, Деспотом, Леррой и Ридиком, словно не замечая ничего вокруг.

Кэрри провела нас к лифту с прозрачными стенами. Когда двери закрылись и кабина начала подниматься, перед нами открылся захватывающий вид на океан. Однако что-то в этой картине казалось неправильным. Приглядевшись внимательнее, я заметил едва различимые границы этого мира — словно невидимый купол окружал все, что я видел. Пейзаж за стеклом: море, небо и то, что Тарзак опознал как корабль, — выглядел неподвижным, как искусно нарисованная картина.

Выйдя на тринадцатый этаж, мы оказались в длинном коридоре, устланном мягким ковром