Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич

Большую часть из этих семидесяти лет Венеция провела в борьбе. Ей пришлось воевать за новые владения и защищать их от греков, генуэзцев, пизанцев и сарацин, не говоря уже о пиратах, свирепствовавших по всему Средиземноморью. Ее боевым кораблям, наравне с торговыми, хватало дел и под стенами Зары и Константинополя, и у берегов Палестины, Крита, Эвбеи и Пелопоннеса, и в Тирренском, Адриатическом, Эгейском и Черном морях.

Но в самой Венеции продолжалась мирная жизнь. Торговля расширялась, город богател; купля и продажа, по выражению Мартино да Канале, били ключом, словно вода из фонтанов; Венеция росла и становилась все прекраснее и роскошнее. Две большие церкви нищенствующих монахов поднимались все выше; приход за приходом возводил новые храмы, пусть и уступавшие в размере этим церквам, но далеко превосходившие их пышностью. Вдоль Гранд-канала уже выстроились палаццо; некоторые из них, такие как Ка-да-Мосто или Фондако-деи-Турки, стоят по сей день[121]. Прелестные открытые лоджии и аркады этих зданий свидетельствуют о том, насколько венецианцы были уверены в безопасности своего города; между тем в Европе до сих пор чаще строили крепости, чем дворцы. В 1264 г. впервые замостили Пьяццетту; в том же году построили новый мост Риальто на деревянных сваях – прототип того, который изобразил Карпаччо в цикле «Чудеса Святого Креста», ныне выставленном в Академии. Работы по наружной отделке собора Святого Марка, начавшиеся при Доменико Сельво и продолжавшиеся с перерывами на протяжении всего XII в., набрали ход с добавлением великолепных мозаик в атриуме и на фасаде[122].

Тем временем Джакомо Тьеполо создал свод законов республики и закрепил в своей дожеской клятве дальнейшее ограничение власти дожа. Но летом 1268 г., когда подошло время избрать преемника, возникло общее чувство, что эта власть все равно может выйти из-под контроля и создать угрозу государству. С притоком денег в республику неизбежно стали набирать влияние новые семейства, ранее неизвестные и не игравшие важной роли в политике. Между этими семьями и старой аристократией (case vecchie) снова вспыхнули раздоры: они были хорошо знакомы по истории прошлых веков, но республике уже давно следовало перерасти их. В правление Дзено дело дошло до того, что враждующие семьи Дандоло и Тьеполо устроили настоящую драку на Пьяцце. В связи с этим поспешно приняли закон, запрещавший выставлять родовые эмблемы и гербы снаружи зданий. Венецианцы никак не могли избавиться от застарелого, почти патологического страха перед тем, что власть над республикой может захватить одна семья или даже один-единственный человек. С ужасом, но не без привкуса самодовольства они наблюдали за карьерой Эццелино да Романо и других подобных ему деятелей, набиравших влияние в менее удачливых городах Северной Италии. Еще за шесть с лишним столетий до лорда Актона венецианцы прекрасно понимали, к чему приводит абсолютная власть[123]. Они разработали новую систему выборов дожа, которую с полным правом можно причислить к самым изощренным из всех, что когда-либо практиковались в цивилизованных государствах. Современному человеку она покажется нелепой – и в какой-то мере так оно и было. Однако на ней стоит остановиться подробно, хотя бы для того, чтобы понять, как далеко была готова зайти Венеция, чтобы верховная власть в государстве не сосредоточилась, прямо или косвенно, в руках какого-нибудь честолюбца или обманщика.

В день, назначенный для выборов, самый молодой член синьории[124] должен был вознести молитву в соборе Сан-Марко. Затем, выйдя из собора, он останавливал первого встречного мальчика и приводил его во Дворец дожей, где должен был в полном составе (за исключением тех, кому было меньше тридцати лет) собраться Большой совет. Мальчик (так называемый ballotino) тянул жребий, вынимая из урны листочки бумаги. По результатам первой жеребьевки совет сокращался до тридцати членов. После второй жеребьевки из них оставалось девятеро, которые затем избирали сорок человек путем голосования, причем для того, чтобы попасть в число этих сорока, соискатель должен был набрать не менее семи голосов. Затем эту группу из сорока человек – опять посредством жеребьевки – сокращали до двенадцати, а те, в свою очередь, выбирали голосованием двадцать пять человек (на сей раз проходили только те, за кого подавали не менее девяти голосов), из которых после жеребьевки снова оставалось девять. Эти девятеро выбирали голосованием группу из сорока пяти человек (минимальное число голосов уменьшалось до семи), а ballotino выбирал из них одиннадцать путем жеребьевки. Одиннадцать человек выбирали голосованием сорок одного, и на этот раз каждый кандидат снова должен был получить не менее девяти голосов. Так, наконец, и формировался комитет из сорока одного выборщика, которым предстояло избрать дожа[125]. Первым делом выборщики посещали мессу. Каждый по отдельности приносил клятву, что будет действовать честно, справедливо и на благо республики. Затем их запирали в тайных покоях дворца, отрезав от всех сношений с внешним миром. Специальный отряд моряков охранял их день и ночь до окончания дела.

На этом приготовления заканчивались, и начинались собственно выборы. Каждый выборщик писал имя своего кандидата на листке бумаги и бросал в урну. Затем листки вынимали, зачитывали имена кандидатов и составляли список без учета количества голосов, поданных за каждое имя. В другую урну опускали листки с именами предложенных кандидатов. Один листок доставали; если обозначенный на нем кандидат присутствовал среди собравшихся, то он выходил из зала вместе со всеми выборщиками, носившими ту же фамилию, а оставшиеся обсуждали его кандидатуру. Затем кандидата приглашали войти и ответить на вопросы либо защититься от выдвинутых против него обвинений. После этого совершалось голосование, и, если кандидат набирал необходимые двадцать пять голосов, он становился дожем. В противном случае из урны вынимали другой листок – и так далее.

При такой замысловатой системе трудно поверить, что выборщикам вообще удавалось избрать хоть кого-нибудь; но 13 июля 1268 г., всего через шестнадцать дней после смерти предшественника, дожем стал Лоренцо Тьеполо. Мартино да Канале, никогда не упускавший случая описать хороший праздник, с удовольствием рассказывает о перезвоне колоколов Святого Марка и толпе народа, собравшейся у храма. Люди обступили нового дожа и принялись «срывать с него одежду» – судя по всему, традиция дозволяла это делать и подразумевала, что таким образом дожу дается возможность «явить смирение и милосердие». Дож босиком подошел к алтарю и принес клятву, после чего ему вручили знамя Святого Марка, облачили в новые одежды, усадили на поццетто[126] и торжественно пронесли вокруг площади. Дож по обычаю разбрасывал монеты в толпу. Затем он вошел во Дворец дожей и обратился к подданным, а тем временем делегация уже спешила к