Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич

и в конце концов разрешили исполнить заказ лишь при условии, что сделка останется неофициальной и сугубо частной. В итоге Фридрих уехал разочарованным, несмотря на то что обе стороны проявили безупречную любезность. Венецианцы, как всегда, оставались начеку.

В дальнейшем отношения Венеции с империей быстро испортились. Несмотря на заявленный нейтралитет, Венеция не желала, чтобы ее соседом на континенте стал такой могущественный и, по всей вероятности, алчный государь, как Фридрих. Соображения, по которым она когда-то вступила в первую лигу, оставались в силе, и ее симпатии до некоторой степени были на стороне ломбардских городов. Вскоре она стала банкиром новой лиги и начала предоставлять убежище врагам императора. Между тем города Ломбардии все чаще приглашали выдающихся венецианцев на должность подеста. Современному человеку может показаться немыслимым, что эти влиятельные муниципалитеты регулярно и намеренно призывали чужаков управлять их делами, однако большинство из них просто не могли прийти к согласию относительно местных кандидатов – мешала борьба между родами и группировками, ревность и честолюбие. Венеция и сама была подвержена подобным разногласиям, поэтому остается лишь удивляться ее редкостному таланту к самоуправлению: за все время своего существования республика ни разу не испытала соблазна подыскать себе подеста на стороне.

Но приглашения, поступавшие из других городов, она принимала благосклонно. Например, в 1236 г. на должность подеста были назначены сразу два венецианца – в Падую и в Тревизо; причем в последнем правителем стал не кто иной, как сын дожа, Пьетро. В том же году он возглавил героическую оборону города против грозного Эццелино да Романо – командующего армией Фридриха II в Северной Италии, и заслужил такую громкую славу, что, даже когда город в 1237 г. вынужден был сдаться, Пьетро тотчас пригласили на аналогичную должность в Милане.

Эта система позволяла Венеции исподволь проводить свои интересы на материке, официально не нарушая нейтралитета – поддерживать который даже на словах становилось все труднее. Венеция все сильнее вовлекалась в дела ломбардских городов, а непрерывные успехи императора вызывали у нее все больше беспокойства. Поводы для тревоги дало и сражение 1237 г. при Кортенуова, где Пьетро Тьеполо попал в плен и был с триумфом проведен по улицам верхом на слоне, и еще более зловещие события следующего года, когда армия Эццелино подошла к самому берегу лагуны и разрушила монастырь Сан-Иларио в Фузине. Наконец, в сентябре 1239 г., с подачи папы Григория IX, венецианцы вступили в самый неожиданный союз за всю историю республики – с двумя своими извечными соперниками, Генуей и Пизой. Дошло до того, что венецианские и генуэзские галеры стали поднимать флаг новообретенного союзника наряду со своим.

Впрочем, как и следовало ожидать, этот альянс вскоре распался. Не считая короткой и неохотной экспедиции против Апулии, столь милой сердцу Фридриха, союзники провели всего одну важную кампанию. Она была направлена против Феррары, которую Эццелино и его соратник-гибеллин Салингуэрра ди Торелло пытались превратить в торгового конкурента Венеции. Венецианский флот, за которым несколько недель спустя последовал дож на своей парадной барке «Бучинторо», поднялся вверх по течению По и заблокировал город; через пять месяцев осады Салингуэрра вынужден был просить о мире. Ходили упорные слухи, что венецианцы захватили его во время переговоров; впрочем, возможно, он сдался добровольно. На тот момент ему было за восемьдесят. Его привезли в Венецию, где он со всеми удобствами, хотя и в плену, прожил еще пять лет, до самой смерти, после чего был удостоен пышных государственных похорон и великолепного памятника в церкви Сан-Николо ди Лидо. Сторонникам Салингуэрры в Ферраре повезло меньше: фракция гвельфов во главе с маркизом Аццо VII д’Эсте, сумевшим вернуться из ссылки, обрушила на них беспощадное возмездие. Между тем уступки и привилегии, затребованные Венецией и охотно предоставленные Аццо, далеко превзошли все прежние запросы.

В 1241 г., в почтенном возрасте ста лет[114], скончался главный враг Фридриха II – папа Григорий IX. После двухлетнего перерыва преемник Григория Иннокентий IV[115] продолжил его политику, но Венеция к тому времени утратила боевой пыл, о чем свидетельствует мирный договор, который она в 1245 г. подписала с императором. Отчасти, возможно, это объяснялось беспорядками, возобновившимися в Далмации, но основная причина была намного проще: Венеция осознала, что империя не представляет прямой угрозы ее независимости. Фридрих ни разу не потребовал от республики повиновения в той или иной форме. В переписке с дожем он тщательно избегал употреблять по отношению к венецианцам провокационный термин fideles[116], высокомерно предполагавший за гражданами статус подданных и вызывавший безудержную ярость у жителей Ломбардии. Двух миль мелководья, отделявших острова Риальто от материка, каким-то чудом хватало, чтобы Венеция сохраняла за собой особое, самостоятельное положение. Эта узкая полоска воды спасала город не только от завоевания, грабежей и разорения, но и, самое удивительное, от любых попыток увидеть в ней просто еще один – пусть и необычайно могущественный и богатый – из североитальянских городов. А после того, как Венеция обрела заморские колонии на Леванте, уважение, которое к ней питали, только возросло. Теперь это был не просто город. Это было государство.

Но в основе этого государства лежала торговля, а феноменальными успехами в торговле, как наверняка понимали (или, по крайней мере, чувствовали) сами венецианцы, оно обязано не территориальной экспансии, но, как ни странно, наоборот – своим скромным размерам. В этом заключалось еще одно преимущество, которое давала окружающая город лагуна. Сосредоточившись в столь ограниченном пространстве, венецианцы создали уникальную атмосферу единства и сотрудничества. Этот дух давал о себе знать не только во времена общенародных потрясений, но, что еще важнее, в повседневной жизни. Все венецианские аристократы, разбогатевшие на торговле, хорошо друг друга знали, а близкое знакомство порождало взаимное доверие, подобное тому, которое в других городах редко выходило за пределы семейного круга. В результате венецианцы превосходили всех своей способностью к быстрому и эффективному принятию деловых решений. Торговое предприятие, даже рассчитанное на огромный начальный капитал и многолетние усилия, сопряженные с большими рисками, на Риальто можно было организовать за несколько часов. Это касалось и простого партнерства между двумя купцами, и создания крупной компании, способной профинансировать крупный флот или трансазиатский караван. Иногда договоры заключались на определенный срок, иногда – и чаще – сделки автоматически расторгались по достижении оговоренной цели. Но так или иначе все было основано на доверии, и каждый твердо знал, что доверие не будет обмануто.

На практике система краткосрочного партнерства означала, что принять участие в торговом предприятии и получить долю прибыли мог любой венецианец, готовый вложить в дело хоть немного денег. Ремесленники, вдовы, старики, больные – все могли войти в