Позволь ей уйти (СИ) - Монакова Юлия

— Извини, что разбудила, просто позвонила Тоня, она скоро придёт. Они до четырёх утра репетировали. А ещё мама сегодня приезжает…

Пашка приподнялся и сел, помотав взлохмаченной головой.

— Мама? — хрипло переспросил он, вспомнив Любкино ночное и жалобное: “Мать меня убьёт…” — Ты ей уже рассказала?

Любка кивнула.

— Она билет заранее купила, хотела попасть на… — её голос прервался на мгновение, — на выпускной спектакль. Я ей позвонила вчера после больницы, она уже в поезде была. Она, конечно, в шоке и расстройстве… я ведь так её подвела.

— Люб, — он воззрился на неё в искреннем недоумении, — ты что такое болтаешь? Ты её подвела? Это у тебя случилось несчастье, это мама должна поддерживать тебя сейчас и утешать!

— Ты не понимаешь, — Любка перевела взгляд на приоткрытое окно. — Она… так мечтала, чтобы я стала балериной. С самого моего рождения мечтала. И чтобы не абы как, а танцевать в Большом, Мариинском или Театре балета…

— А ты? О чём мечтала ты сама?

— О том же самом. Разве у меня был выбор? — Любка невесело улыбнулась.

Пашка поёжился — то ли от утреннего холодка, которым тянуло из окна, то ли от её слов.

— Ты не волнуйся за меня, Паш, — Вишнякова серьёзно посмотрела ему в глаза. — Я справлюсь, правда. Ещё вчера хотела с крыши спрыгнуть, а сегодня уже нормально. Переживу. Ну и… спасибо тебе за то, что… был со мной, — запнувшись, договорила она. — Мне стало легче. Честное слово.

Он, немного смущаясь, натянул измятую футболку и штаны.

— Тебе нужна какая-нибудь помощь? Может, до душевой добраться или… до туалета?

— Не стоит, — она хмыкнула, — как-нибудь доскачу на одной ножке, доковыляю.

— Уверена?

— Паш! — рассердилась она. — Не надо со мной обращаться как с беспомощным инвалидом. Это всего лишь связка!

“Всего лишь связка”, которая изменила всю Любкину жизнь.

— Ты иди, — она кивнула, — возвращайся к себе в комнату и постарайся ещё немного поспать. У тебя сегодня… у вас всех… очень важный и ответственный день.

Он не выдержал, отвёл глаза при этих словах, невольно чувствуя себя предателем.

— Иди, — повторила Любка. — Не хочу, чтобы о нас потом болтали всякое, если застанут.

Пашка наклонился и на прощание коснулся губами её прохладной бледной щеки.

С Любкиной матерью он нечаянно столкнулся в тот же день в дверях интерната, когда уже спешил на спектакль. Вишнякова окинула его до боли знакомым взглядом — уничижительным, ненавидящим, презрительным… и Пашку словно толкнули. Он подался вперёд, преградив ей проход, и убедительно, внятно и доходчиво произнёс:

— Если вы сделаете своей дочери хоть что-нибудь плохое — обещаю, будете иметь дело со мной.

Толстуха выразительно вздёрнула бровь, словно не верила своим ушам.

— Что ты сейчас сказал?!

— Я сказал, что если хоть один волос упадёт с её головы… если хоть одна слезинка прольётся по вашей милости… вы пожалеете.

— Ты совсем берега попутал, сопляк? — возмутилась она. — Как ты со мной разговариваешь? Ты кто в принципе такой и что возомнил о себе? Звезда балета, — добавила она с перекошенным от злости лицом. — Тебя мои отношения с дочерью вообще не касаются, куда ты лезешь? — она попыталась оттеснить его плечом, чтобы пройти, но Пашка упёрся, как скала.

— Освободи проход, — процедила она сквозь зубы, но Пашка резко схватил её за запястье, не давая уйти, и женщина ахнула от боли — хватка у него была железная.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Повторяю, — произнёс он негромко, с внешним спокойствием, хотя внутри его буквально трясло от ярости, — Если. Хоть один. Волос. Понятно излагаю?

— Идиот… ай! Наглец! Да понятно, понятно! — прошипела она. — Ничего я ей не сделаю, вот привязался… она и сама себе уже здорово подгадила, добивать не стану.

Да что ж это за мать такая… хуже фашиста! Пашка брезгливо разжал пальцы, отпуская её, и с трудом справился с желанием немедленно вытереть руку об одежду.

Спектакль отработали на одном дыхании, с огромным вдохновением и невероятным эмоциональным подъёмом. Это было потрясающее чувство!

И хотя ребята-выпускники не впервые стояли на этой сцене под оглушительные аплодисменты и крики “браво”, а всё-таки в этот раз ощущения были иными. Они были не гостями, а хозяевами на этом празднике жизни. Поистине королями мира — мира, который сейчас весь расстилался у их ног!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Пашка всё время искал взглядом Хрусталёву, но почему-то не видел её в зале среди зрителей. Это было странно — он давно отправил ей билеты на самолёт и пригласительный, Ксения Андреевна не могла пропустить его выпускной спектакль, она бы никогда себе этого не простила! Это ведь был и её праздник тоже: её день, её гордость, её победа и заслуга. Ведь если бы не она… если бы не она, не было бы артиста балета Павла Калинина.

Оказавшись за кулисами, всё ещё взбудораженный, счастливый и улыбающийся, Пашка немедленно позвонил ей, однако мобильный телефон старой балерины оказался вне зоны доступа.

Однокурсники обнимались, зацеловывали друг друга, подпрыгивали на месте от переизбытка эмоций и бурно радовались роскошно отработанному спектаклю. Тонечка в лимонно-жёлтом костюме феи Канарейки, доставшемся ей от Любки Вишняковой, принимала поздравления с потрясающим выступлением. И в этой суете, шуме и гаме Пашка вдруг услышал, как его окликнули.

Обернувшись, он с радостным удивлением узнал директрису детского дома.

— Татьяна Васильевна! — воскликнул Пашка, кидаясь к ней. — Какими судьбами?! Вы же говорили, что в эти даты у вас никак не получится вырваться… Давно вы приехали? На спектакле были? Ну и как вам? — затараторил он.

— Паша… — повторила Высоцкая его имя — несколько растерянно, ощупывая взглядом лицо своего воспитанника, точно он был незнакомцем. — Поздравляю тебя… Нет, я не была на спектакле, я вот только что тебя нашла…

Пашка похолодел от дурного предчувствия и её странного тона.

— Что-то случилось?

— Ксения Андреевна… Ксения Андреевна скончалась сегодня ночью, — выдохнула Высоцкая, оглушив его этой новостью. — Завтра похороны. Так что я за тобой. Мы немедленно выезжаем в Таганрог.

=79

Москва, 2017 год

Родственники прибыли вовремя, возможно, даже явились пораньше на всякий случай. Павел ещё издали заметил две фигуры — женскую и девичью — возле служебки. Почему-то было страшно встречаться с сестрой лицом к лицу, поэтому он сосредоточил своё внимание на тётушке. Так было легче. Во всяком случае, в первые минуты…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пашенька! — просияла при его виде тётя Нонна.

— Доброе утро, — кивнул он, уже привычно сдерживая порыв поморщиться от этого слащавого “Пашеньки”. Может быть, он просто видит неискренность и негатив там, где его нет? Ну, привыкла она сюсюкать, она и про дочь свою тоже говорит — “Кариночка”, это же не значит, что она её не любит… Тем более, любви от тётушки Павел и не ждал. Ну, пусть он будет для неё Пашенькой…