Убойное лето - Владимир Григорьевич Колычев

– А Пентиум пытался меня убить. – Карамболь смотрел на нее зло, но без ненависти.

Не мог он ненавидеть эту сучку. Презирать, унижать, наказывать – сколько угодно, а ненавидеть – нет. Может, потому что он готов ее простить? Сам виноват в том, что женился на падшем ангеле. Сам виноват, что взялся нести по жизни этот крест.

– Ну я же не знала!..

– Врешь ты все. Тварь! – брезгливо скривился Карамболь.

– А ты меня не прощай! – Аэлита взяла его за руку. – Посади на цепь!

– В теплый подвал?

– Я могу спать у тебя в уголке на коврике. – Аэлита обвела взглядом палату.

– Пацанам тебя отдам. Будут драть тебя толпой. Но в одном уголке, – усмехнулся он.

– А потом… – Аэлита посмотрела робко, но прямо в глаза Карамболя.

Он, конечно, мог отыграться на ней, показать братве, что нельзя его предавать. Но сначала он должен разобраться со Свищом и расправиться с Пентиумом. Как только он решит эти вопросы, его статус резко поднимется. А отдав Аэлиту толпе, он только еще ниже опустит свой авторитет.

– Но потом! – кинул он.

Да, сначала он разберется с отступниками, а потом уже займется Аэлитой. А пока пусть она посидит на цепи. Пусть и в теплом подвале, но на цепи. На хлебе и воде.

Восторг в глазах женщины – это всегда приятно. Особенно если это восторг в наивысшей точке сексуального наслаждения. Но и страх в женских глазах, оказывается, тоже может возбуждать. Сарычев улыбнулся, глядя на Вику. Напугал он эту дуру своим появлением и от этого получил не меньшее удовольствие, чем если бы занялся с ней любовью.

– Соскучилась? – спросил он.

– Никогда так больше не делай, – глянув по сторонам, сказала она.

Он подкараулил ее во дворе ее дома. Она вышла из машины, закрыла дверь, но уйти не смогла: он перекрыл ей путь.

– А то что?

– Я тебя убью!

– Ну давай начинай! – Он раскинул руки, открываясь под удар.

– Я не шучу!

– Я тоже!

– Ну что ж, сам напросился, – хищно сощурилась Вика.

В одной руке она держала открытую сумочку, а в другой – ключи от машины, которые собиралась в нее положить. И Сарычеву вдруг показалось, что ключ зажигания превратился в нож, которым она собиралась ткнуть его в глаз. Под ложечкой у него засосало.

– Теперь я тебя точно убью. Как только выйдешь из тюрьмы!

– Из тюрьмы? – вымученно улыбнулся он.

Вика спала с Прокофьевым, он откровенничал с ней, она должна знать, как продвигается следствие по делу о покушении на его жизнь. Сарычев очень хотел быть в курсе. Это ведь он стрелял в Прокофьева. Сам не понял, как это получилось. Проследил за очкариком, ушел, а на следующий день вернулся. Любопытство не давало покоя, очень хотелось знать, кто замутил войну с Карамболем. Да и Аэлита исчезла, это само по себе интересно.

За домом он следил из-за куста у забора, очень удобное место для наблюдения: камер нет, прохожие редкость. И во дворе кусты до самого дома, и забор низкий, Аркадию ничего не стоило перебраться через него, когда очкарика куда-то понесло. Перелез, вышел к дому, дальше – больше. В комнате стоял включенный компьютер, на экране – снайперский прицел, направленный на балкон какого-то здания. Он думал, что это какая-то игра, но на балконе вдруг появился Прокофьев. Аркадий взялся за мышку, навел на него на перекрестье прицела. И даже представил, как сдвинулся с места ствол телеуправляемой винтовки. Представил и нажал на спуск. Знал, что это не игра, но нажал.

Прокофьев уцелел, пуля всего лишь ранила его, Аркадия это даже обрадовало. Он боялся возможного преследования, готовился отвечать если не за убийство, то за покушение. Но все обошлось, менты взяли след нстоящих преступников, а он остался в тени.

Но вдруг Прокофьев о чем-то догадался? Не зря же Вика заговорила о тюрьме.

– Я все рассказала, Прокофьев все знает, – сказала она.

– Что знает Прокофьев? – Сарычев старательно делал хорошую мину.

– Все знает! – раздался за спиной знакомый голос.

И мина из хорошей вмиг превратилась в плохую.

Сарычев обернулся и растерянно посмотрел на Прокофьева. Он и хотел сохранить лицо, но не смог. Прокофьев страшен в гневе, особенно в тихом. Левая рука у него на перевязи, но это не уравнивало его, Аркадия, с ним шансы в схватке. Во всяком случае, он не ощутил в себе уверенности.

– Это ведь ты организовал ограбление! – сказал Прокофьев.

– Ты это о чем? – выдавил из себя Сарычев.

– Это я о ком. О Сигайлове.

– Не знаю такого.

– Знаешь, – сказала Вика.

– Твоя любовница на меня наговаривает, – на первые два слова Сарычев сделал особое ударение.

– Не наговаривает, – качнул головой Прокофьев.

– Не знал я никакого Сигайлова. А Вика знала. Значит, и ты, начальник, знал… Может, это ты организовал ограбление?

– И стрелял сам в себя? – Прокофьев повел взглядом в сторону своего левого плеча.

– Я не знаю, кто в тебя стрелял.

– Ты в меня стрелял, – ничуть не сомневаясь в том, сказал Прокофьев.

– Докажи! – Аркадий и пытался держать себя в руках, но голос у него дрогнул.

– Тебя видела хозяйка дома, квартиру в котором снимал киллер.

– Давай веди на опознание! – рискнул предложить Сарычев.

– Она видела тебя со спины.

– Так в чем же дело? – Сарычев и хотел выдохнуть, но ком в горле мешал это сделать.

– Надо будет – опознает.

– Белыми нитками дело шить будешь? А ведь все из-за бабы! Я ведь когда-то спал с Викой! Ревнуешь, да?

– Я не буду тебя бить, – тихим голосом отчеканил