Искусство невозможного (в 3-х томах) - Борис Березовский

Я знаком с Прохановым и считаю его талантливым человеком, идеи которого я не разделяю в корне.

Я считал, что книга Проханова — это такое шутовство, нужное, чтобы выпустить пар, превратить реальную проблему в этакое представление и тем самым эту тему снять в этом измерении. Но случилось так, что одновременно с выходом книги возникла история. Не сюр, как описывает Проханов, а реальная история: это фильм «Покушение на Россию» и бывший сотрудник ФСБ Литвиненко, который стал заниматься исследованием. И одно на другое наслоилось. И перебила-то реальность! Я думаю, что в этом смысле книга Проханова сыграла положительную роль. Она катализировала интерес к этой теме. С одной стороны, те, кто прочитал этот сюр, вдруг обнаружили, что под этим сюром есть серьезная фактура, и сюр уже переставал быть шутовством. Фактически речь была о том, кто кого ментально перебьет. Можно ли превратить это в шутку, в шутовство, или все-таки начать подходить к этому серьезно. И оказалось, что серьезное отношение перебило! И поэтому книга Проханова, я еще раз повторяю, она только подтолкнула интерес к этой теме, но уже

совершенно содержательный интерес. Вы знаете, в июле в «Московских новостях» опубликовали статью Д. Фурмана, который опять обратился к этой теме, и очень интересно. Он говорит, что не ставит своей целью выяснять, кто прав. — Березовский тире Проханов… понимаете, да?! то есть это слилось уже в утверждение!., или ФСБ? Я хочу сказать, что в том, что сказали «Березовский — Проханов », — в этом есть логика. А в том, что говорит ФСБ, ничего, кроме идиотизма, нет. Принципиален вопрос: а как это событие будет прочитано исторически? И конечно же, исторически оно будет прочитано так, как написали Березовский и Проханов, потому что это интересно, в этом есть смысл. Здесь можно снимать фильм, можно делать интригу. А то, что объясняет ФСБ, прочитано интересно быть не может, потому что это логика идиотов. Но большинство все-таки не идиоты пока что в России, да? Поэтому Фурман говорит, что, безусловно, исторически Путин обречен на это обвинение.

— Да, возможно, это все и так, но если принимать правду Березовского— Проханова, то как после этого жить в России?

— Я с вами абсолютно согласен. Ну а как живут? Вот узнали все про сталинские концлагеря и живут, ничего. Даже не покаялись. Даже не покаялись! Более того, считают, что и каяться-то не за что. Вот так. Такой народ. Что ж сделаешь.

— Вы говорили, Борис Абрамович, что Октябрьская революция большевиков прервала естественный ход истории. Но получается, что то, что сейчас происходит, органично для России?

— Что значит «естественный ход»? Мы понимаем, что в двадцатом веке демократическая форма правления государством оказалась более эффективной, чем авторитарная. Вот в этих терминах мы должны говорить. Россия начала переход от монархической, авторитарной формы правления к демократической. Февральская революция, по существу, была началом, то есть включением в естественный процесс развития, который прошли другие страны. Вот этот путь и был прерван, Россия опять возвратилась к авторитаризму. За семьдесят с лишним лет нанюхались этого по полной программе. Проиграли, по существу, конкуренцию тем, кто выбрал более эффективную политическую и экономическую систему. Убедились в этом. Развернулись. И опять встали в строй.

Но если Ельцин принял решение выстраивать и политическую, и экономическую модели либеральными, то Путин решил, что достаточно ограничиться либеральной экономической моделью. А это есть величайшее заблуждение. Постольку, поскольку то, что Путин

сделал за последние три года, — он разрушил часть фундаментальных институтов, присущих любому демократическому государству. Я имею в виду, он разрушил идею децентрализации власти, и по ветвям власти, и по территориям. Сконцентрировал опять всю власть в своих руках и назвал все это «вертикалью власти». Он разрушил и еще один институт демократического государства — это независимые, я подчеркиваю, независимые от государства СМИ. Да, первый шаг был — СМИ, не зависимые от государства, но зависимые от олигархов. Нормальный первый шаг. Второй шаг — большая диверсификация СМИ, который, в свой черед, проходили опять-таки все страны, которые вставали на демократический путь развития. А где Путин потерпел поражение на сегодняшний день — это в попытке поставить под контроль бизнес и финансовые потоки, хоть он пытался это сделать.

— А почему ему это не удалось?

— Это понятно, если посмотреть, как легко Путин забрал политическую власть постольку, поскольку не было еще достаточного уровня политического сознания у политической элиты страны. Губернаторы сами подписались под тем, чтобы отдать власть, которая им по праву, по Конституции, принадлежала. А когда он стал забирать СМИ, то натолкнулся уже на совершенно другую силу. Кто-нибудь написал о том, что Путин создал вертикаль власти и узурпировал власть? Никто не написал. Только вот я, сумасшедший, написал ему письмо, что, Владимир Владимирович, что же Вы делаете, разрушаете основы демократическо-федеративного государства. Ну, губернаторы там тоже, Николаев немножко посопротивлялся, Россель достаточно жесткую позицию занял. И все. И он так спокойненько свои законы через Думу провел, потом через Совет Федерации провел, и вот теперь — где эти наши губернаторы, делегированные народом, с их делегированным народом куском власти? Это же народ им власть делегировал, да?

А вот когда Путин взялся за СМИ, там уже оказались собственники. Гусинский такой неприятный, да? Березовский, такой неприятный. И там уже все это громко получилось. Неприятно. На весь мир крику было. На место пытались поставить президента. На место

— это значит в строй демократических стран. Но он этому не внял и все отобрал. И сегодня в России нет ни одного федерального канала национального значения, не находящегося под контролем государства. А народ в России 90—95 процентов информации получает не из газет, а из ящика этого.

А третий шаг тоже был логичный. Значит, первый — вертикаль власти, второй — вертикаль СМИ, а третий — вертикаль бизнеса. И здесь Путин, конечно, на сегодняшний день потерпел поражение. То есть бизнес сделал вид, что прогнулся, улыбается, но на самом деле это все очень не нравится. Стало быть, Владимир Владимирович забыл, что в 1917 году революция закончилась гражданской войной, а в 1990-х годах она, к счастью для всех для нас, не привела к гражданской войне. Причина очень простая. В 1917 году отбирали у конкретного человека-собственника. Он сказал: «Не подходи — убью!» И убивал. А в 1990-м году отбирали у бюрократа, у государственного чиновника. А какая ему разница, господи? Ну, за тысячу долларов подписать десять миллионов направо и налево ему ничего не стоит. Десять тысяч для него — реально, а что делать с десятью миллионами, которые стоит предприятие, он не знает. Но вот появились люди, которые сочли, что они знают, что делать с этой собственностью. Поэтому– то гражданская война и не была результатом этой второй революции. А сейчас опять 80 процентов собственности в руках частных лиц. И неважно, что она у них недолго. В тот момент, когда человек посчитал, что это его собственность, не имеет значения, сколько времени он так считает, с этого момента он будет сражаться. Как говорил мне президент Польши: «Вы, русские, и мы, поляки, — славяне, но поляки сражаются до первой капли крови, а русские до последней ». Вот и отличие. Поэтому те люди в России, которые защищают свою собственность, будучи людьми с русским менталитетом, будут сражаться до последней капли крови, и это факт.

Сейчас власть пытается предпринять обходной маневр, это проект превращения компаний, которые владеют минеральными ресурсами, в частности нефтью и газом, по существу в концессии. А на самом деле это национализация. Это, конечно, эффективный механизм отъема собственности, но это одновременно и эффективное средство разрушения рыночной экономики в России. И я уверен, что бизнес ни за что не допустит этого нового передела.

— Борис Абрамович, газеты, от респектабельных до таких, как «Завтра » и «Московский комсомолец», в один голос утверждают, что вы — смелый человек. Почему вы не боитесь критиковать Путина?

— По-видимому, газеты пишут, что я смелый человек, для компенсации за все те гадости, которые они говорят об остальных моих качествах, да? Ведь не очень верится, что есть человек, у которого уж все такое черное. Ну ладно, скажу, Березовский смелый, и иногда еще, что Березовский не дурак (смеется).

Я, честно, никогда не задумывался, почему я не боюсь Путина. Вы знаете, на самом деле, поверьте, я ничего не боюсь. Я не боюсь достаточно давно, только не потому, что я такой отвязанный или лицемерный, я действительно ничего не боюсь. Я не боюсь в том смысле, что кто-то может против меня лично что-то предпринять. Я боюсь только самого себя. Я боюсь просто потерять себя, потерять свою веру, потерять уверенность в себе. Вот этого я боюсь. А все, что касается внешнего давления, внешних угроз, я действительно не боюсь. Это чувство появилось во мне практически сразу после того, как меня пытались убить. Когда взорвали автомобиль и погиб мой водитель, который был рядом со мной. Буквально в пятнадцати сантиметрах от меня ему оторвало голову, а я остался жив. После этого я понял, что есть два пути в жизни: либо забиться в угол и действительно обезопасить себя в максимальной степени, либо посчитать, что просто мне Господь дал еще одну жизнь, это подарок. Ну, естественно, к подарку всегда относишься менее серьезно, чем к тому, что заработано, или к тому, что получил жизнь от родителей. Меня же и здесь эти глупые людишки из ФСБ не оставляют в покое, пишут письма с угрозами, что меня убьют, обратные адреса оставляют с названиями кладбищ. И моей семье угрожают.