Кунгош — птица бессмертия - Михаил Юхма

В ожидании этого дня Мулланур переделал тысячу дел, передумал тысячу дум. Особенно тревожило его положение дел в Уфе, откуда со дня на день должен был приехать посланный туда со специальным задапием Галимзян. Он должен был подготовить почву для примирения многочисленных враждующих групп, каждая из которых доказывала, что именно она выражает коренные интересы башкирского народа. Лидеры одной такой группы доказывали, что башкиры — особый народ, этнически не имеющий ничего общего с татарами, резко отличающийся от них языком, обычаями, культурой. Они призывали к созданию отдельного, независимого башкирского государства. Другая группа, не выступая против создания Татаро-Башкирской республики, требовала, чтобы сначала был образован Башкирский штат, а уж потом к Башкирии была присоединена Казань. Третья группа придерживалась совсем оригинального взгляда. Ее сторонники исходили из того, что татары и башкиры — это, собственно, один народ и нет никакой необходимости в том, чтобы вообще хоть как-нибудь различать их.

Большинство, впрочем, поддерживало идею создания Татаро-Башкирской Советской республики. И Мулланур не сомневался, что в конечном счете все будет хорошо. Но он придавал огромное значение делу консолидации всех демократически настроенных башкир, объединению их на основе выдвинутого большевиками Положения о Татаро-Башкирской республике. Вот почему с таким нетерпением ожидал он возвращения из Уфы Галимзяна Ибрагимова.

Галимзян приехал девятого после полудня.

— Ну, рассказывай! — нетерпеливо воскликнул Мулланур.

Галимзян широко улыбнулся.

— Что рассказывать? Все в порядке… Провели два больших собрания трудящихся татар и башкир. Одно — двадцать седьмого апреля, другое — второго мая. В ходе собраний выяснилось, что трудящиеся массы татарского и башкирского народов полностью доверяют нашему комиссариату.

— Сделали что-нибудь конкретно? — спросил Мулланур.

— Да, конечно. При Уфимском губсовнаркоме было раньше два комиссариата: мусульманский и башкирский. Мы объединили их в единый Татаро-Башкирский комиссариат. Я привез тебе текст обращения. Вот… — Галимзян достал из бокового кармана уже слегка потершийся на сгибах лист бумаги. Развернул, с воодушевлением стал читать: — «Среди вас не должно быть разделения на башкир, татар, русских. Соединитесь, бедные и обездоленные, стремитесь вперед рука об руку к единой цели! Изгоняйте из вашей среды татарских, русских, башкирских буржуев!»

— Неплохо, — сказал Мулланур. — А как реагировала на это печать? Местные газеты?

Улыбка Галимзяна стала еще шире. Он достал из того же кармана сложенный в несколько раз газетный лист и торжественно вручил его Муллануру.

Мулланур прочел:

— «Теперь, когда вопрос о территориальной автономии решен соответственно желаниям каждой из двух сторон, нет никакого повода к недоразумениям. Отныне татаро-башкирская демократия повсеместно будет действовать сообща. Уверены, что она везде и всюду будет создавать совместные организации…»

— Ну? Теперь ты сам видишь, что нет серьезных оснований для беспокойства, — мягко сказал Галимзян.

— Пожалуй, — согласился Мулланур. — Рассудок говорит, что все идет нормально. Но сердце… Сердцу ведь не прикажешь… Тревожно у меня на душе. Такой уж, видно, характер.

— Ладно… Потерпи до утра. Как говорят наши русские друзья, утро вечера мудренее.

И вот оно наконец настало, это долгожданное утро.

Мулланур сидел в президиуме и с волнением вглядывался в лица делегатов. Особенно привлекло его лицо человека, сидящего во втором ряду слева. Широкоскулое, усатое, на редкость добродушное, оно сразу показалось Муллануру удивительно знакомым. Да, он безусловно где-то видел эти живые карие глаза, эту характерную бородавку под левым глазом…

Слушая делегатов, Мулланур не сводил глаз с этого лица — не столько даже потому, что мучительно пытался вспомнить, где он видел раньше этого человека, сколько по той причине, что простодушное, открытое лицо это могло служить своего рода барометром, удивительно точно отражающим малейшее изменение «атмосферного давления» в зале.

Когда объявили повестку дня, а потом определяли цели и задачи совещания, оно выражало неподдельное напряженное внимание, упорную и сосредоточенную работу мысли.

Когда выступал со своей речью представитель Казанского Совдепа Грасис, оно хмурилось и даже болезненно морщилось, словно причудливые пассажи оратора отзывались на нем нестерпимой, мучительной болью…

Но вот заговорил представитель казанского мусульманского комиссариата Камиль Якубов, и оно вдруг сразу просветлело. Буквально каждая фраза Камиля, словно в зеркале, отражалась на нем то сочувственной улыбкой, то каким-нибудь почти неуловимым знаком согласия и солидарности.

— Отправляя меня на это совещание, — говорил Камиль, — представители рабочих комитетов и клубов говорили мне: «Отстаивайте Татаро-Башкирскую республику, а если не сумеете ее отстоять, если провалите это дело, лучше не возвращайтесь в Казань!» Положение о Татаро-Башкирской Советской республике, говорили они, есть осуществление чаяний мусульманского пролетариата…

И вдруг делегат, от которого Мулланур ни на секунду не отрывал изучающих глаз, не выдержал и громко выкрикнул с места:

— Чувашского пролетариата тоже!

И в этот момент Мулланур узнал его. Ну конечно! Это был он, тот самый чуваш, его попутчик; они еще так славно поговорили тогда, полгода назад, когда Мулланур ехал из Казани в Питер на Учредительное собрание. Он все собирался спросить, да так и не решился, откуда у него такое странное, совсем не чувашское, скорее уж, пожалуй, татарское имя. Как же его звали?.. Пиктемир… Пиктемир Марда…

Муллануру не терпелось напомнить об их тогдашней встрече, возобновить знакомство. Хотелось услышать спокойный, рассудительный голос, узнать, что Пиктемир, именно он, думает о Положении, созданию которого Мулланур отдал столько сил, столько бессонных ночей.

И вот, словно это желание Мулланура каким-то неисповедимым путем передалось Пиктемиру Марде, он встал и попросил слова.

— Чуваши принципиально не возражают против образования Татаро-Башкирской Советской республики, — спокойно заговорил он. И так же неторопливо, словно учитель, объясняющий трудный урок, он стал втолковывать аудитории, почему чуваши поддерживают проект создания Татаро-Башкирской республики и желают расширения ее границ.

Внезапно из зала кто-то громко выкрикнул:

— А почему вы не требуете своей автономии? Ведь вас, чувашей, не меньше миллиона?