Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев - Виктор Некрас

— Где он?!

— В гриднице ждёт.

В гридницу Ланка не вошла — вбежала, почти влетела. И тут же остановилась, подозрительно глядя на юное, осунувшееся лицо гонца.

— Ты кто такой?

— Ты — княгиня? — почти утвердительно сказал парень вставая. — Я гонец.

Он развязал калиту, вытащил чуть помятое в пути бересто и протянул Ланке.

— Возьми, матушка-княгиня.

— Отчего я тебя не знаю? — Ланка не спешила ломать печать, хоть и успела её осмотреть и поняла, что печать настоящая и ничуть не повреждена. — Я знаю всех кметей в дружине моего мужа.

— Уже нет, госпожа, — кметь чуть поклонился. — Не всех. Он принял меня к себе на Дону, когда у нас, в Звонком Ручье ночевал. Таких, как я, у Ростислава Владимирича теперь немало. Ясы, касоги, кубанские и донские русичи. Нас ещё «козарами» зовут — наши пращуры козарским хаканам служили когда-то.

Княгиня понимающе кивнула и сломала печать.

— Как хоть звать-то тебя?

— Шепелем кличут, матушка-княгиня.

Ланка чуть сжала зубы — опять языческое имя! — и опустила глаза, читая бересто.

Буквы прыгали перед глазами. Ланка с трудом прочла написанное, перечла ещё раз, вникая в смысл. Подняла глаза на гонца.

— Ты знаешь, что в письме? — голос невольно дрогнул.

— Да, матушка-княгиня.

— С чего муж советует мне бежать за Горбы?

— Там твои родственники, матушка-княгиня, у них легче укрыться, — Шепель пожал плечами. — Черниговский князь уже дважды пытался взять нас силой — не вышло. Проще всего им теперь напасть на Владимир, захватить тебя и княжичей. А из угров можно и в Тьмуторокань пробраться — по Дунаю и морем.

— Почему не сразу в Тьмуторокань? — княгиня топнула ногой. Она и впрямь не понимала, а всё, что хоть на немного отдаляло её от мужа, злило.

— Не проехать, матушка-княгиня, — твёрдо отверг гонец. Ланка вздрогнула — казалось, с ней говорит умудрённый годами муж. — Через степь, через земли Ярославичей ли… Схватят.

— Ты же добрался, — упрямо возразила княгиня. — И князь в Тьмуторокань дошёл!

— Одно дело — я, — Шепель тоже был упрям. — Я был один, а одному прятаться легче. Ростиславу Владимиричу тоже было легче — никто не знал про то, что он едет в Тьмуторокань. Иное дело — ты, княгиня, да княжичи, да мамки, да няньки…

Шепель осёкся, но княгиня уже не слушала. Гонец был прав.

— А если рекой… Днестром — вниз, до устья? А там — морем?

— Известно, решать тебе, матушка-княгиня, — негромко сказал гонец, глядя в сторону, — но лучше бы Ростислава Всеволодича послушать.

Ланка молча отошла к окну. Глянула на залужский простор, где далеко-далеко на полуденный закат лежит её родная земля, где за Бескидами раскинулась широкая пушта, где в каменном сумрачном Эстергоме двоюродный брат, король Шаломон, и верные мадьярские всадники… Княгиня невольно приуныла — король Шаломон не любит своих двоюродных братьев и сестёр, помощи от него не дождёшься. Но её родные братья — Давид, Гейза, Ласло, Ламберт — всё ещё в силе, они не дадут в обиду свою сестру.

Ростислав прав.

Изяслав Ярославич разглядывал город с любопытством — никогда прежде на Волыни ему бывать не доводилось. Богатый город — не беднее, пожалуй, Турова, в котором он сидел до того, как стать великим князем. И верно, пора Ростислава с этого стола попросить — племя Ярославичей и их детей растёт, нужны новые столы, нечего изгою Волынь занимать. Столы нужны и его Святополку, и Роману Святославичу, и Всеволожу Мономаху. Подрастают волчата…

— Что делать-то будем, княже великий? — негромко спросил за плечом Тука, шевеля желваками на челюсти. Холодный взгляд гридня не отрывался от городских ворот, хорошо видимых через просвет в листве. Князь Изяслав не стал переть напролом к городским воротам — такое вполне могло обернуться долгой осадой, а у него всего восемь сотен воев — больше взять с собой не вышло. С такой силой Владимира не взять. А пока к воротам скачут, их всё одно сторожа успеет затворить, даже если намётом ринуть прямо сейчас.

— Ворота бы взять… — обронил Изяслав Ярославич словно между прочим.

— Это можно, — тут же согласился Тука. — Тут наши люди какой-то купецкий обоз перехватили. Чего-то купцы без сторожи шли…

— А ну-ка… — повеселел великий князь.

Купец оказался иудеем. Великий князь, завидев уныло-горбоносое пейсатое лицо, чуть поморщился — не любил он это племя. Не сказать, чтобы ненавидел… просто не любил.

— Как звать? — бросил он коротко, озирая обоз. С купцом и впрямь ехало всего трое молчаливых здоровых парней — должно быть, родственники. Иудеи посторонних людей в свои дела не пускают. Тем более, в торговые.

— Саул моё имя, — готовно ответил купец. — Саул, сын Исаака.

Великий князь вновь поморщился — что же так вот неосторожно-то, сразу — моё имя? Сказал бы — зовут мол, меня так-то… мало ли… И тут же спохватился — к истинно верующему никакое колдовство не пристанет, даже если имя своё скрывать не будет. Хотя какой Саул истинно верующий — иудей же.

— Куда едешь?

— В Краков, а потом — в Гнезно.

— Откуда?

— Из Киева, известно, — Саул пожал плечами. И тут великий князь его вспомнил — и впрямь, видал его как-то на киевском торгу, даже покупал у него что-то. Должно быть и купец его тоже узнал.

— Что везёшь?

— Замки.

— Чего? — не понял Изяслав Ярославич. — Какие замки?

— Азохен вэй, ну чего здесь не понять? — иудей всплеснул руками. — В закатных странах очень ценят замки, которые делают киевские мастера. И не только в закатных.

— Узнал меня? — холодно спросил князь.

— Ну конечно узнал, — Саул коротко усмехнулся. — У бедного еврея ещё не такая короткая память, как хотелось бы его соперникам. А их у меня таки много.

— А чего же без охраны-то? — это великого князя и впрямь занимало донельзя.

— От кого? — искренне удивился иудей.

— Ну как от кого? — теперь уже удивился и князь Изяслав. — А тати лесные?

— Они меня не тронут, — махнул рукой Саул. — Я им за то плачу.

— И много? — князь удивился ещё больше.

— Не очень, — Саул улыбался — редко кому удастся поучить самого великого князя. — Но постоянно. Остальные купцы делали бы так же, будь они умнее.

— А убыток? — князю и впрямь стало любопытно.

— А цену чуть выше подниму и отыграю своё, — вроде как простодушно ответил иудей.

Кмети захохотали. Великий князь кивнул.

— Проведёшь в город моих людей, — сказал он.

— Азохен вэй, господине, — возразил иудей, меняясь в лице, — но ведь каждого из моих людей здесь знают! Таки чего хочет господин от бедного еврея?