Антиквар - Александр Бушков

– Ну, с важными по-настоящему связываться себе дороже, это уж всегда было…

– Да нет, я, пожалуй, неточно сформулировал, – сказал Смолин, подумав. – Никаких особенно важных шишек тут, пожалуй, не будет. Просто-напросто повязанных могут начать вытаскивать… а в таких случаях иные не хотят связываться и рукой машут. Так вот, мне б такого, чтобы не махнул…

– Ты что, узнал про диверсантов, которые под плотину бомбу заложить хотят?

– Типун тебе на язык, – отмахнулся Смолин. – Не искал бы я в таком случае мента, ни правильного, ни оборотня… Дело такое… – он помолчал, потом махнул рукой: – А, ладно… Давай в открытую. В Дивном есть бабуля – божий одуванчик, вдова художника Бедрыгина. Слышал про такого?

– Обижаешь. Я как-никак шантарский…

– У бабульки осталось его картин на бешеные деньги, – сказал Смолин решительно. – Вокруг нее началась нехорошая возня. Очень нехорошая, Равиль. Боюсь ошибиться, но, похоже, в деле есть уже жмурик… Да и в отношении меня буквально вчера пытались совершить антиобщественный поступок, под УК подпадающий влегкую… В общем, есть серьезные опасения, что старушку могут тряхануть – и хорошо, если ограничится тряпкой со снотворным в физиономию… впрочем, для нее и это может оказаться чересчур. Я даже худшего боюсь… Я так и не вычислил, что это за кодла, но ничуть не похожи они на гуманистов, ох, не похожи. Я там пытаюсь кое-что предпринять, но что мы можем, посторонние штатские граждане? Мне бы правильного мента, на которого можно положиться… Чтобы в случае чего подъехал с ребятами и положил всех мордой в асфальт, а потом поспрошал на совесть, – он усмехнулся. – Цинично выражаясь, дело чистое, и на нем любой мент может очень неплохой моральный капиталец сколотить…

– Ага, – произнес Равиль после недолгого молчания. – А тебе, значит, у бабульки картины выцыганить не удалось? И, когда на горизонте появились другие охотнички, решил исполнить гражданский долг?

– Ты все-таки хороший мент… – сказал Смолин, бледно улыбаясь. – Я, разумеется, пытался, и у меня не вышло… Только есть некоторые весьма существенные нюансы, старина. Я у нее картины пытался именно что выцыганить. И будь уверен: не за копейки, я бы ей честно отдал денежки, а мне хватило бы обычного процента. А сейчас возле старушки, зуб даю, маячат классические отморозки и беспредельщики… Равиль, я не ангел, я обычный антикварщик со всеми отсюда вытекающими – ну, ты еще в советские времена был в теме, что тебе объяснять… Но так уж исторически сложилось, что у меня есть принципы. Немножко, но есть. А у других принципов нет вообще. Улавливаешь нюансы?

– Пожалуй что…

– Вот и ладушки, – сказал Смолин. – Во всем должны быть правила, этикет… да ладно, понятия. Заполучить антиквариат сугубо насильственным путем – это глубоко неправильно. Так дела не делаются. У нас до сих пор бизнес вели относительно цивилизованно, и мне поперек души, когда какая-то сука пытается играть по беспределу… Подыщешь человечка?

– Тебе когда?

– Как можно быстрее, – сказал Смолин. – Может быть, даже сегодня. Не нравится мне все это, чутье у меня, сердце вещует, суставы к перемене погоды ломит… Что поделать, ежели… – Он отвлекся на мелодичные трели мобильника. Слушал молча, вставив лишь парочку междометий. Сказал резко:

– Я скоро приду, – и, отключив аппарат, выругался устало, грязно.

– Опять хлопоты?

– Равиль, бога в душу, – сказал Смолин насколько мог убедительнее. – Правильный мент мне нужен сейчас. Вот сию минуту. Совсем скверно дела заворачиваются…

…Бдительный старикашка Кузьмич прямо-таки лучился от гордости, пыжился, что твой тетерев на току. Заложив руки за спину, выпрямив спину, он расхаживал по комнате наискосок, не говорил – вещал, наставительно и торжествующе:

– Гражданка, в оперативных целях поименованная как Дарья, прибыла в шестнадцать часов тридцать семь минут, на темно-серой иномарке типа «тойота», что мною было установлено по характерной эмблеме на капоте. Означенное транспортное средство было снабжено на крыше желтым гребешком с черными шашечками – и, кроме этого, никаких признаков принадлежности к такси не носило. Такси, высадив гражданку, сразу же отъехало и больше не появлялось, до сих пор включительно. Гражданка вошла в подъезд, я точно не мог наблюдать, в которую квартиру она вошла, но, учитывая предшествующие наблюдения и нынешние события, можно ручаться, что все в ту же, в поднадзорную. В шестнадцать часов восемь минут гражданка Дарья вышла во двор и стала названивать по мобильному телефону. Через девять минут прибыла машина «скорой помощи», а еще через десять санитарами была выведена на улицу гражданочка Бедрыгина, каковая пыталась сопротивляться и вообще вела себя предельно странно…

– Точнее, – прервал его Смолин.

Кузьмич, на миг сбившись с торжественной маршировки, сказал простецким бытовым тоном:

– Да дуру гнала, Василий Яковлевич, точно. То санитарам кидается физиономии царапать, то, впечатление такое, что-то декламирует с большим пафосом, мотает ее туда-сюда, дергает, ломает… Как, прости господи, в белой горячке. Доводилось мне наблюдать со стороны эти процессы – крайне напоминает…

– Потом?

– Гражданочка была погружена в машину и отправлена, – вновь перешел Кузьмич на казенный тон. – Дарья с тех пор так и оставалась в квартире. Одна она там или нет, судить затруднительно – за это время многие входили, но никто из них в прежних посещениях квартиры не замечен, так что утверждать не берусь… Свет там, во всяком случае, горит во всех доступных обозрению помещениях, сами видите…

Смолин посмотрел на часы: шло к полуночи. Отсюда им, как обычно, были прекрасно видны окна кухни и двух комнат из трех – свет там ни на секунду не гас. Отправленный полчаса назад на разведку к противоположной стороне дома Шварц прилежно отрапортовал, что свет горит и в третьей комнате, шторы там так же плотно задернуты…

– Когда «скорая» уехала, я сходил к подъезду, – продолжал Кузьмич. – Там наблюдалось некоторое скопление граждан, привлеченных происходящим. Среди таковых, состоявших главным образом из соседей, преобладали высказывания, сочувствующие старушке, – а также циркулировали слухи, что бабушка, придя в умоисступление, мужнины картины резала на мелкие клочки-полосы, чуть ли не все покромсала. Информация данная, как меня заверили, поступила от родственницы, которая врачей и вызвала… Речь, надо полагать, может идти только о гражданке Дарье… Более доложить нечего.

– Свет, – страшным шепотом распорядился Смолин. – Свет вырубите!

Оказавшийся ближе всех Фельдмаршал ударил по выключателю, и свет погас. Смолин приник к окну, отдернув выцветшую занавеску. У подъезда остановился микроавтобус, кажется, «тойотовский», выпрыгнули двое парней, откатили боковую дверцу, выдернули объемистый, но, судя по их движениям, очень легкий мешок…

Смолин непроизвольно оскалился. Уличный фонарь помещался у самого подъезда, света было достаточно, и он моментально опознал двоих из тех, что сегодня пытались ему хамить в парке. У одного башка была украшена аккуратной белой повязкой, укутывавшей главным образом ухо. Он первым и вошел в подъезд, а второй, без усилий вскинув мешок на плечо, подался следом.

– Фельдмаршал, – распорядился Смолин, не поворачивая головы. – Давай туда быстренько, проткни ему покрышку, а лучше две…

Технической стороны дела он не касался, прекрасно зная, что Фельдмаршал всегда с собой таскает отличный многофункциональный ножик – из тех, что представляют собой раскладные плоскогубцы с массой других полезных штучек. Фельдмаршал кивнул и проворно выскользнул из квартиры.

– Ну вот, – сказал Смолин, поудобнее усаживаясь на подоконнике. – Тут не нужно быть гением – информации столько, что выводы кто угодно сделает… Бабульке наверняка наша стерва подсыпала или подлила какой-нибудь дури, достаточно быстродействующей. Вот крыша и поехала, шифером шурша… Так, что у эскулапов и сомнений не было насчет немедленной госпитализации. И кто тут докажет, что Дашка – не родственница, а сбоку припека… Обратите внимание, джентльмены и товарищи, что сценарий не лишен определенного изящества… Бабушка Фаина, изволите ли видеть, картины рвала в мелкую лапшу… Под это дело можно все вынести… А в мешке у них, вероятнее всего, как раз и напиханы обрывочки-лоскуточки, которыми потом вся квартира усыпана будет… Изящно, согласен, есть выдумка и фантазия у наших долбаных конкурентов… Когда бабуля выйдет на волю, веры ей не будет никакой, что бы ни твердила… Нет, положительно, с фантазией сволочи…

Кузьмич, переставший наконец расхаживать по комнате, словно журавль, откашлялся и озабоченно сказал: