Польша в ХХ веке. Очерки политической истории - Коллектив авторов

Спокойствие нарушил Пилсудский. 25 июня он подал главе государства прошение об отставке кабинета. Самое пикантное заключалось в том, что никто из министров не был оповещен об этом его решении заранее. В своей речи на заседании правительства причинами собственной отставки Пилсудский назвал состояние здоровья, недостаточные полномочия президента, из-за чего основная тяжесть государственных дел падает на премьера, а также неприемлимые для него отношения с сеймом. Тем самым он констатировал, что новый сейм, как и прежний, демонстрирует стремление к столь ненавистному ему «сеймовластию». Кроме того маршал предложил президенту создать кадровый резерв из трех-четырех «ответственных и хорошо взаимодействовавших» людей, которые поочередно возглавляли бы правительство. Это, по его мнению, позволило бы не только обеспечить преемственность государственной политики, но и дало возможность этим людям нормально отдыхать. В его выступлении, по форме очень нервном, иногда переходившем в крик, сквозило отчаяние от мысли, что поляки не меняются к лучшему так быстро, как ему бы этого хотелось[352].

27 июня было объявлено о назначении нового кабинета, и на этот раз во главе с К. Бартелем. А 1 июля взорвалась настоящая политическая бомба. В «Глосе правды» появилось интервью, в котором Пилсудский объяснял причины своей отставки. Оно взбудоражило весь политический бомонд, так как диктатор публично, не стесняясь в выражениях, охарактеризовал польских парламентариев чуть ли не как врагов государства. Учредительный сейм он назвал сеймом «продажных девок», выразил сожаление, что в свое время не «разогнал и не растоптал» сейм, как тот того заслуживал, чтобы избежать майских событий. Законодательное собрание первого созыва получило клеймо сейма коррупции, а депутаты – «публичных тряпок». Маршал добавил, что если бы он не сдерживал себя, то «ничего другого не делал бы, как только пинал господ депутатов без остановки». Новый сейм Пилсудский обвинил в следовании по пути предшественников, что де поставило его перед дилеммой: отказаться от всякого взаимодействия с парламентом и «октроировать новое законодательство в Польше, или подать в отставку с поста шефа польского кабинета, который вынужден с сеймом сотрудничать». Он выбрал второе. Состояние своего здоровья как одну из причин отставки маршал отверг[353].

Интервью Пилсудского возмутило оппозиционные партии, увидевшие в его словах покушение на конституцию, соблюдать которую он только что обещал, присягая в качестве министра в правительстве Бартеля. Бурная реакция оппозиции объяснялась, как представляется, несколькими причинами. Во-первых, диктатор своим выступлением показал сугубо декоративный характер демократических институтов, оставшихся в Польше после переворота, прямо заявил, «кто в доме хозяин». Интервью затрудняло левым поиск платформы взаимодействия с режимом, лидер которого ни во что не ставил ни парламент, ни конституцию. Во-вторых, агрессивный тон выступления Пилсудского усиливал влияние в рядах оппозиции поборников решительных методов борьбы с режимом.

Тенденция к ужесточению отношения к «санации» проявилась раньше всего в ПСЛ «Вызволение» и Крестьянской партии. В конце апреля и конце мая 1928 г. соответственно их руководящие органы приняли решения о переходе в оппозицию правительству Пилсудского. Более того, главный совет Крестьянской партии поручил своей парламентской фракции установить постоянный контакт с ПСЛ «Вызволение», а также, по возможности, с ПСЛ «Пяст» и крестьянскими фракциями национальных меньшинств[354].

Осудила интервью и ППС, в рядах которой велась острая борьба между противниками и сторонниками «санации». Ее отзвуки доносились до общественности по крайней мере с марта 1928 г. Ответом адептов Пилсудского стал раскол в партии и создание 18 октября 1928 г. собственной организации – ППС-бывшая революционная фракция. В нее перешли 10 социалистических депутатов сейма, что существенно ослабило представительство ППС в нижней палате парламента. Правда, и после этого некоторые иллюзии относительно сотрудничества с Пилсудским в ППС все еще сохранялись, в том числе и у отдельных лидеров, например у Дашиньского{52}.

ПСЛ «Пяст» также постепенно отходило от своей двойственной позиции. Эта партия считала себя оппозиционной, но при этом ее парламентская фракция голосовала за предлагаемые правительством проекты бюджета. Пястовцы называли это «государственной позицией». Интервью Пилсудского вынудило руководство «Пяста» более четко определиться и заявить о готовности сотрудничать с традиционными партиями во имя защиты парламентаризма.

У национальных демократов интервью Пилсудского не вызвало столь бурной реакции, как у левых и пястовцев. Эндеки давно уже говорили о необходимости изменения конституции и политической системы, считали режим «санации» недостаточно эффективным, мешавшим национальному возрождению Польши. Кроме того, эндеки в этот момент были заняты внутренними проблемами. В их рядах росло недовольство излишним, по мнению многих, либерализмом Народно-национального союза. Эти настроения подогревались Р. Дмовским и его сторонниками из Лагеря великой Польши. В октябре 1928 г. произошло преобразование ННС в Национальную партию (Stronnictwo Narodowe, СН), задачей которой была борьба за организованное на принципах иерархии католическое государство польской нации. Поэтому национальные демократы не проявляли готовности к сближению с левой оппозицией, считали ее не меньшим своим врагом, чем «санацию».

С формальными протестами выступили депутатские фракции Национальной рабочей партии, христианских демократов, коммунистов.

Таким образом, к началу бюджетной сессии 1928–1929 гг. на политической сцене произошли заметные изменения, знаковым моментом которых стало нарастание оппозиции и режиму, и Пилсудскому, как на левом, так и правом флангах в парламенте. Радикализация трех основных левых партий в 1928 г. способствовала поиску взаимодействия в борьбе с «санацией», в защиту демократии. Ради этого они все больше склонялись к отказу от межпартийных споров и личных амбиций лидеров. Для сближения нужен был стимул извне. И он не заставил себя ждать.

Зревший с марта 1928 г. конфликт оппозиции с «санацией» разразился на осенней сессии сейма. Фракция ББ внесла предложение приступить к подготовке новой конституции{53}. Правда, готового проекта она на тот момент еще не имела. Начало работы парламента активизировало левую оппозицию. ППС, ПСЛ «Вызволение» и Крестьянская партия в рамках празднования 10-летия независимости совместно отметили юбилей Люблинского правительства 1918 г., в том числе и многотысячной манифестацией в Люблине под лозунгами «Долой диктатуру и фашизм!», «Землю крестьянам!» и т. д.[355]. А 14 ноября ими была создана Согласительная комиссия левых партий в защиту республики и демократии{54}. Единство действий признавалось обязательным только в вопросах укрепления и защиты республиканского строя, демократии и свобод в пределах полномочий деятельности парламента. Во всех других вопросах партии-подписанты сохраняли полную самостоятельность действий{55}. Конечно, платформа взаимодействия была весьма ограниченной, поскольку режим открыто не покушался ни на республиканский строй, ни на парламент и политические свободы. Тем не менее, это было важное событие в польской политической жизни – в сеймовой оппозиции восторжествовала тенденция к консолидации. Правда, пока она охватывала не всех оппонентов «санации», а только идейно близкие левые партии, чьи позиции и прежде по отдельным вопросам совпадали. Но важен был первый шаг к взаимодействию и то, что партии поставили своей главной задачей восстановление политической системы, которая существовала в Польше до 1926 г., а не борьбу за достижение собственных программных целей.

Проект конституционных изменений Беспартийного блока был внесен на рассмотрение сейма в феврале 1929 г. К его подготовке не привлекались ни члены фракции (они познакомились с ним за час до начала заседания), ни премьер Бартель, имевший собственное видение того, как должна выглядеть конституция, особенно в области полномочий премьера. В проекте в полной мере проявились планы режима в конституционной области. Они сводились к ликвидации принципа равенства ветвей власти. Верховным носителем власти становился президент, избираемый на 7 лет всеобщим голосованием из двух кандидатов (один предлагался действующим президентом, второй – национальным собранием). Его планировалось наделить значительными полномочиями в области внешней и внутренней политики, правом решать все вопросы формирования, функционирования и отставки правительства. Предполагалось существенно ограничить контрольные функции сейма в отношении исполнительной власти и предпринять меры по ускорению процедуры принятия им законов и постановлений. Авторы проекта надеялись таким путем повысить эффективность работы высших органов государственной власти.