За Синей рекой - Елена Хаецкая

– Лейте аккуратно, – беспокоилась Гиацинта. – Не расплескивайте по сторонам. В таком деле небрежность недопустима.

Тряпичный Людвиг сидел на руках у Изолы и время от времени бросал на Марион растерянные взгляды.

– Можно, я попрощаюсь с ним? – попросила девочка. Она поцеловала Людвига в тряпичный нос и шепнула: – Не бойся, Людвиг. Ты все равно останешься моим самым лучшим другом, если захочешь.

Гиацинта следила за ней ревниво.

– Пора начинать! – сказала дочь Кровавого Барона. – Видишь, госпожа Изола ждет.

Марион вздохнула и отошла в сторону.

Вылитая на траву роса не растеклась и не ушла в землю. Она собиралась все более и более крупными каплями, капли сливались между собой, постепенно принимая форму человеческого тела. Прозрачный силуэт у ног феи начал темнеть, наполняться красками. Медленно проступили лицо, руки… Спустя недолгое время в прозрачном коконе воды уже лежал и крепко спал молодец лет тридцати, круглолицый, черноусый, крепкого сложения, но с аристократически маленькими руками и ногами.

– Ах, Людвиг! – вздохнула фея. – Из всех кавалеров при дворе Ольгерда ты был самый веселый…

Тряпичный зверек смотрел на тело молодого человека с ужасом.

– Похож? – спросила его фея. – Ну как, я ничего не забыла?

Зверек сипло пискнул и замолчал. Его голова мертво обвисла, из глаз навсегда ушла жизнь.

Спящий молодой человек шевельнулся, жалобно застонал и попытался сесть. С него потекла вода.

– Ожил!.. – ахнула Марион.

– Послушайте, это же неприлично! – запротестовал Штранден. – Тут, в конце концов, дамы, а он совершенно голый!

– А вы все разденьтесь! – закричала фея. – Пусть все будут голые! Равенство так равенство!

– Я протестую! – крикнул Гловач, а Гиацинта захохотала и смело сорвала с себя рубашку. Затем подскочила к Гловачу и принялась теребить завязки на его штанах. Он слабо отбивался.

– Против чего ты протестуешь, музыкант? – хохоча, допытывалась дочь Кровавого Барона. – Ух, какой верткий!

– Против голого Канделы, – пробормотал Гловач. И сдался: – Пусти, я сам…

И то ли затмение на всех нашло, то ли наоборот просветление, но спустя короткое время все, кроме Канделы, совершенно голые, задыхаясь от смеха, скакали в бешеном хороводе вокруг безжизненной тряпичной игрушки.

Наконец хоровод распался. Каждый потянулся за своей одеждой. Гиацинта обнаружила свое прежнее платье с меховой оторочкой, а Людвиг, ни слова не говоря, забрал ее штаны и рубаху.

Марион подобрала игрушку, повертела ее.

– Мне будет не хватать тебя, Людвиг, – сказала она тряпичному уродцу.

Новый Людвиг, неуверенно переставляя ноги, приблизился к Марион и опустился перед ней на колени.

– Но ведь я никуда не исчез! Я здесь! Я всегда к вашим услугам, ваше высочество…

Марион судорожно вздохнула:

– Все это уже не то… – Она слегка оттолкнула его от себя. – Иди, Людвиг, познакомься с ней… Она давно ждет тебя.

Людвиг нерешительно направился к Гиацинте, а Марион затолкала тряпичную игрушку к себе в торбочку.

Все утро Людвиг провел в обществе Гиацинты, не расставаясь с ней ни на мгновение. Она учила его ходить, держа за обе руки. Людвиг то и дело оступался, и тогда Гиацинта подхватывала его в объятия, и оба негромко, радостно смеялись.

Давно уже у Марион не было такого плохого настроения. Она чувствовала себя одинокой, покинутой. Впервые за много лет Людвиг оставил ее, и она знала, что теперь он больше не вернется. Забавный тряпичный уродец был мертв. Марион даже смотреть на него не хотела.

Из мрачной задумчивости ее вывел голос Зимородка:

– Иди-ка сюда, Марион. Госпожа Изола рассказывает что-то важное. Тебе полезно будет послушать.

– А кому я теперь нужна? – проворчала Марион.

Зимородок искренне удивился:

– Вот тебе на! Как это – кому? А нам? А королю Ольгерду? Идем, хватит кукситься.

Марион нехотя пошла с ним.

На поляне вокруг феи собрались почти все. Не хватало только Людвига и Гиацинты. Изола сидела в центре. Ее платье было усеяно опавшими листьями. Гловач стоял за ее спиной, слегка изогнувшись в полупоклоне, и почтительно наигрывал на лютне. Фея, то и дело бросая на музыканта благосклонные взгляды, пела.

Не сводя с нее глаз, философ нашел руку Мэгг Морриган и осторожно сжал ее. Мэгг Морриган как будто не заметила этого, но что, в таком случае, означала таинственная улыбка на ее лице?

Марион подумала: «Ну что я, в самом деле, так раскисла? Разве Людвиг умер? Подумаешь, беда: лучший друг женится! Через это все прошли, у кого есть лучший друг. И он теперь счастлив. Просто он перестал быть моим. Что с того! Я и сама собираюсь замуж за короля».

Брат Дубрава лежал на земле, широко раскинув руки и полузакрыв глаза.

Изола и Гловач завершили песню изящной руладой. Затем фея рассмеялась и, обернувшись в сторону густой чащи, махнула рукой двум или трем деревьям, как своим добрым знакомым. Стволы слегка расступились и изогнулись, образовав затейливую рамку. В этой рамке появилась отрадная для глаза картина: живописный пенек, обсиженный грибами на тоненьких ножках; на пеньке – счастливый Людвиг, немного смущенный, но уже вполне румяный и вислоусый, а на коленях у него – девица Гиацинта. У дочери Кровавого Барона был несколько отсутствующий вид, будто все это происходило совсем не с ней. И тут Людвиг взял ее лицо в ладони и поцеловал ее десять или пятнадцать раз.

Пан Борживой слегка приподнялся и гаркнул:

– Слава!

– Слава! – подхватили Гловач и Марион.

Людвиг покрепче ухватил Гиацинту и огляделся, ища, откуда доносятся голоса. Но тут деревья выпрямились и сомкнулись, и картина исчезла.

Фея вздохнула:

– Раньше Смарагдовый лес был настоящим прибежищем для влюбленных и фей… А теперь все это редкость.

– Неужели во всем королевстве остались одни только тени да нежить? – спросил Зимородок.

– Нет, почему же, – возразила фея. – В верховьях Синей реки находится Захудалое графство. Там, в горах, до сих пор живут потомки Драгомира Могучего. Того самого короля, дяди Ольгерда, что женился на пастушке… Крепкая порода! Огнедум ничего не смог с ними поделать. Но они не заглядывают в мой Смарагдовый лес. Они водят дружбу с рудознатными колобашками, а нас, фей, считают легкомысленными. Впрочем, я к ним не захаживала и как там сейчас – не знаю.

– Нам важны любые, даже самые незначительные сведения, – сказал Зимородок.

Фея удивилась:

– А чем я могу вам помочь? Ведь я не сборщик сведений. Я просто Упрямая Фея.

Прощание с Изолой было долгим и трогательным. Для каждого она нашла напутственные слова, и ни одно из этих напутствий не было кратким. Пан Борживой выпросил у нее ленточку и спрятал у себя на груди, а Марион получила в подарок колечко с капелькой росы вместо камушка.