Новый мировой беспорядок и индийский императив - Шаши Тарур

публичного акта Си Цзиньпина на посту главы Коммунистической партии Китая в 2012 г. он в сопровождении членов нового Политбюро посетил национальный музей в Пекине, где хранятся экспонаты, посвященные "китайскому веку унижений". Здесь он открыл новую экспозицию - "Путь к омоложению", пообещав "осуществить великое омоложение китайской нации и реализовать "китайскую мечту"". Инициатива "Пояс и путь" стала важной частью этой мечты, которая, в частности, предусматривает превращение Китая в "умеренно процветающее общество" к 2021 г., в мирового технологического лидера к 2035 г. и в великую, современную, социалистическую страну, "процветающую, сильную, демократическую, культурно развитую, гармоничную",

 

и красивой" к 2049 году - столетию образования Китайской Народной Республики.

Новый "Шелковый путь" стал неотъемлемой частью возрождающегося китайского национализма. Создавая переплетенную транспортную инфраструктуру, энергетические и силовые сети, а также новые маршруты поставок, Пекин стремится закинуть широкую сеть экономической зависимости, которая вовлечет в экономические объятия Китая более мелкие страны. В своей основе, как мы видели, БРИ является дорожной картой для китайскоцентричного мирового порядка, подкрепленного новыми институтами, такими как AIIB, и новыми торговыми режимами, такими как Региональное всеобъемлющее экономическое партнерство (РВЭП). Грандиозная стратегия Пекина заключается в том, чтобы вплести весь мир в синизированную сеть экономики, культуры и безопасности, которая позволит ему сначала перестроить азиатский, а затем и глобальный порядок на основе новых идей, норм и правил.

Современные государственные капиталисты выходят на рынки напрямую, порой "формируя эти рынки не только для получения прибыли, - пояснила Хиллари Клинтон, - "но и для создания и осуществления власти от имени государства". В Европе, Америке, Индии, Японии и Австралии стратеги и эксперты по внешней политике стали использовать термин "геоэкономика" для описания меркантилистской государственной экономики и внешнеэкономических связей Китая. Еще в 2008 г. в докладе Национального разведывательного совета США был сделан прогноз о многополярном мире, основанном на соперничестве в области финансов, торговли, инвестиций и технологий. Китай, по мнению авторов доклада, в ближайшие 20 лет будет оказывать "большее влияние на мир, чем любая другая страна. В докладе также отмечалось, что развивающиеся страны, в том числе Китай и Россия, используют государственный капитализм для влияния на рыночную власть и стимулирования промышленности. Вопрос о том, "вернется ли меркантилизм и отступят ли глобальные рынки", в результате чего государства "скатятся в мир ресурсного национализма" - процесс, который увеличит "риск столкновения великих держав", в докладе оставался открытым. Китай, судя по всему, косвенно ответил на него утвердительно.

В развивающихся странах свободные кошельки и политическое влияние Китая привели к возникновению токсичных отношений "клиент-государство". Чтобы убедиться в имперских амбициях Пекина, Индии достаточно взглянуть на своего ближайшего южного соседа - Шри-Ланку. В то время как на острове завершалась почти двадцатишестилетняя гражданская войн, государство, западные страны обрушили шквал обвинений на бывшего президента страны Махинду Раджапакса в вопиющих нарушениях прав человека. Китай, напротив, хранил молчание, предпочитая предоставлять стране миллиарды долларов в виде льготных кредитов. В итоге государственное предприятие China Merchants Port Holdings Company подписало соглашение, согласно которому оно получило 70-процентную долю в стратегически важном порту Хамбантота, расположенном на южном побережье страны. Не имея возможности выплачивать пекинские кредиты, Шри-Ланка была вынуждена передать порт Китаю в аренду сроком на 99 лет - обмен долга на капитал, который многие сегодня называют "дипломатией долговой ловушки".

Такие проекты являются частью планов китайского правительства по поддержке модернизации через модель, которая «предлагает новый вариант для других стран и народов, желающих ускорить свое развитие, сохранив при этом независимость; предлагает китайскую мудрость и китайский подход к решению проблем, стоящих перед человечеством». Китайская мудрость, однако, часто превращается в обслуживание китайских интересов; в отличие от МВФ и Всемирного банка, Китай часто обеспечивает свои кредиты залогом стратегически важных природных активов, таких как порт Хамбантота, который связывает торговые пути из Европы, Африки, Ближнего Востока и Азии. Помимо развития, с помощью таких стратегий Китай приобретает и политическое влияние: в 2017 году, когда Китай предоставил Филиппинам 24-миллиардный кредит, президент Родриго Дутерте заявил, что "настало время попрощаться" с США - страной, с которой у него давно сложились тесные экономические отношения и партнерство в сфере безопасности. Аналогичным образом тогдашний премьер-министр Малайзии Наджиб Разак, переживавший бурный кризис в связи с банковским скандалом, в котором была замешана его семья (и преследуемый по этому делу новым правительством Малайзии), заявил, что он является "настоящим другом" Китая после заключения сделок на сумму более 30 млрд. долларов.

Аналогичная картина экономической и политической экспансии прослеживается и в Африке. Когда в 2015 г. председатель КНР Си посетил африканских лидеров, он обещал почти 60       млрд. новых кредитов и других финансовых механизмов, обещая африканским лидерам то, в чем, по их мнению, им давно отказал Запад: «Китай поддерживает решение африканских проблем африканцами африканским путем» не слишком позитивно оценивают и то, что Китай пытается сделать в Африке. На протяжении многих лет сомнительные финансовые вложения, рентоориентированная эксплуатация ресурсов и полное пренебрежение правами человека стали отличительной чертой китайских инвестиций в Африку. Имея дешевый доступ к кредитам из Пекина, китайские государственные предприятия систематически добывают сырье в Африке для подпитки собственной экономической экспансии Китая, при этом рост местного потенциала в этих государствах практически не заметен. В 2013 году Ламидо Сануси, в то время управляющий Центральным банком Нигерии, попал в заголовки газет, написав, что «Китай берет наши сырьевые товары и продает нам промышленные". В этом также заключалась суть колониализма».

Деньги, которые Китай вливает в Африку, также сопровождаются политическими условиями, причем объем помощи коррелирует с поддержкой внешнеполитических целей Китая. По подсчетам журнала Economist, Китай увеличивает объем помощи на значительную величину каждый раз, когда африканское государство голосует вместе с Китаем по тем или иным вопросам в ООН, и эта стратегия очень хорошо зарекомендовала себя в Пекине. Все чаще африканские страны вынуждены уступать интересам Пекина и в других областях: в 2014 году ЮАР отказалась принять у себя Далай-ламу, а в 2016 году Сан-Томе и Принсипи разорвали связи с Тайванем. Действия Пекина в Китае заслужили незавидное прозвище "новой колониальной державы", которое он стыдливо пытается преуменьшить. В мае 2017 г. премьер Госсовета КНР Ли Кэцян посетил четыре страны Африки и заявил: «Я хочу со всей серьезностью заверить наших африканских друзей, что Китай никогда не пойдет по колониальному пути, как некоторые страны, и не позволит колониализму, оставшемуся в прошлом, вновь появиться в Африке».

Инвестиционные схемы Китая в Азии и Африке весьма схожи: в обмен на финансирование Китай требует доступа к природным ресурсам, стратегически расположенным портам и маршрутам поставок, а также политического фаворитизма. Как показывает опыт Хамбантоты, Китай