Книга домыслов - Эрика Свайлер

Она не могла здесь более оставаться. Смерть отца закалила Елену, превратив в суровую женщину, которая рассталась с дочерью только потому, что знала: излишняя привязанность вредит. Амосу все же удалось залезть ей под кожу. У нее осталось не так много жизненных сил. Если она будет видеть, как гибнет ее приемный сын, это ее убьет.

Рыжкова заперла дверь и подождала, пока на землю опустится ночь. Постепенно стихли голоса и тех, кто ложился спать позже всех, – Мелины, Сюзанны и Мейксела. Старуха сняла с головы платок и завернула в него свои пожитки: письма от братьев, портреты, монеты и маленький медный маятник на шелковой нитке, с помощью которого она искала воду и предсказывала будущее. Ее седые волосы отросли и теперь напоминали конскую гриву. От их черноты и шелковистости в те дни, когда ее звали Еленой, ничего не осталось. Если она посмотрит на свое отражение в зеркале, оттуда на нее будет взирать незнакомка.

Лагерь затих. Только Бенно возле костра отрабатывал короткий проход. Акробат был настолько поглощен этим занятием, что, похоже, ее не заметил. Рыжкова, стараясь не шуметь, направилась к подводе, на которой перевозили лохань русалки. Амос должен быть с ней. Он просто не в состоянии противостоять искушению.

Ее мальчик спал. Он лежал, обняв девчонку, укрытый ветхим одеялом. Платок на его голове сдвинулся, из-под него выбились волосы. Его вид напомнил старушке о диком мальчике, которого она видела впервые в своей жизни. Она хотела поцеловать его в лоб, провести рукой по щеке, но это его разбудит… Его или девчонку… А она не желала смотреть в глаза этому существу.

Рыжкова шепотом попрощалась с Амосом, называя его по имени.

Она вернулась в свой фургон, чтобы забрать вещи. Старушка зажгла новую сальную свечу, так как оставленная ею в фургоне почти догорела. Она взяла в руки шкатулку с картами, которые столько всего ей поведали. Если она заберет и их, то ничего не оставит Амосу. Рыжкова хотела, чтобы он ее помнил и любил, хотя бы немножко. Приоткрыв крышку, старушка еще раз взглянула на карты, которые она с такой тщательностью рисовала в свое время, справедливо гордясь их яркими красками. Возможно, наступит время, когда русалка совсем завладеет его душой, и тогда Амос вспомнит, что она его любит, и этого будет достаточно.

Рыжкова коснулась колоды, ощущая частичку Амоса в этих картах. Она шепотом помолилась за него. Те же слова она произносила бы, молясь за отца.

– Сбереги его. Даруй ему семью. Даруй ему дом. Отгони от него русалку. Пусть она утонет, пребывая в столь сильном отчаянии, что кровь будет дрожать в ее теле. Пусть воды смоют эту кровь и сотрут ее и ей подобных с лика земного. Пусть она больше никого не утопит. Сбереги его.

Рыжкова свыклась с мистицизмом карт Таро и их многозначностью, трудно поддающейся толкованию. Картинка с известным ей смыслом для непосвященного может иметь иное, даже противоположное значение. Привыкнув к своему немому ученику, Рыжкова позабыла, что и язык многозначен и содержит в себе противоречия, как и ее карты. Зерна скрытого в словах смысла прорастают вместе с потаенными чаяниями говорящего. Желание защитить – ничто, если подспудно зреет жажда убивать. Хотя она говорила о любви и защите, страх, горе и злоба просачивались в ее слова. Каждое слово, слетающее с ее языка, заключало в себе частичку ее души, которая впитывалась в картон карт. Вот только Рыжкова исторгала из своей души не любовь, как ей казалось, а злые чары, порожденные страхом. Лежащий в колоде Дурак зажмурился.

Старушка захлопнула крышку шкатулки.

Узелок, сделанный из головного платка, перекочевал в заплечный мешок, который ей легко будет нести. Задув свечу, Рыжкова вышла из фургона. Она осторожно пробиралась через лагерь, опасаясь, как бы не звякнули монеты в ее поклаже.

Бенно видел, как она прошла мимо его фургона. Старуха не понимала, почему он то шутит, то становится серьезным. Но Бенно приглядывал за Амосом так, словно парень был его младшим братом. Он был силен, как ее братья, и всегда готов был прийти на помощь, чего за ее братьями не водилось. Рыжкова кивнула ему. Акробат слегка поклонился.

– У тебя острый глаз? – спросила его старуха.

– Да, мадам.

– Это хорошо. Это тебе пригодится. Приглядывай за ним. Огради от опасностей.

Озадаченность промелькнула на лице Бенно, но мадам Рыжкова больше ничего ему не сказала, а пошла своей дорогой. Вскоре до ее слуха долетел мягкий хлопок ладоней акробата по земле. Бенно упражнялся в своем искусстве. Рыжкова вышла за круг фургонов бродячего цирка и растворилась в темноте улиц Берлингтона.

Глава 17

21 июля

Фрэнк стоял на крыльце моего дома, ожидая, чтобы я его впустил. Он пришел обговорить денежный вопрос. Водонепроницаемые мокасины, шорты цвета хаки, немного потертая спортивная рубашка с короткими рукавами… Будничная одежда человека, который зарабатывает деньги тяжелым трудом.

Когда я спросил его, нельзя ли с этим повременить, Фрэнк ответил:

– Надо спешить. Мне кажется, времени на всякую чепуху уже не осталось.

Впустив его, я прислонился спиной к двери. Лодыжка приобрела гротескный вид. Я отделался растяжением, но боль была сильная.

Взгляд Фрэнка сразу же метнулся к дыре в полу.

– Господи, Саймон! Что случилось?

– Дом атакует.

На затылке, в том месте, которым я ударился об пол, вскочила шишка. Когда я касался ее рукой, острая боль пронизывала голову. Когда я прикрывал глаза, перед ними начиналось мельтешение, сопровождающееся пульсирующей болью. Фрэнк что-то произнес, но я не расслышал, будто бы он стоял от меня на расстоянии в добрых две мили.

– Похоже на то, – обходя вокруг дыры, сказал Фрэнк. – Блин.

Не помню, чтобы я раньше слышал от соседа ругательства. Странно. Мы должны обговорить денежный вопрос, но меня еще кое-что интересовало.

– А этот занавес и картины в мастерской… Мама о них знала? Она к ним прикасалась?

Непросто узнать, что приводит проклятие в действие, но должно быть что-то вроде спускового механизма. Есть шанс развеять проклятие, а вот тоску никак не развеешь. Она просачивается у тебя между пальцами.

Фрэнк не ответил. Сосед простукивал костяшками сжатой в кулак руки пол в разных местах.

– Что здесь не так? – бормотал он себе под нос. – Снаружи все плохо, но здесь…

Он со всей осторожностью стал проверять крепость досок пола.

– Сухая гниль повсюду.

– Это всего лишь пол… Была ли моя мама в мастерской, когда она отдавала вам карты?

– Это не просто пол! Плохо дело, паршиво.

По углам его рта образовались бульдожьи складки. Он обошел комнату, постукивая по стенам и прислушиваясь. Осторожно обойдя пролом в полу, Фрэнк остановился у стола, взглянул на журнал, небрежно полистал его и принялся перебирать сваленные в кучу бумаги.