Крушение «Мэри Дир», Мэддонс-Рок - Хэммонд Иннес

Слова его прозвучали почти зловеще.

Очень скоро нам пришлось вернуться в лодку. Начался прилив, затопив нашу скалу и взбаламутив воду в бухточке. Вода ровно поднималась, обдавая нас брызгами, а мы сидели в лодке, тесно прижавшись друг к другу. Было уже почти два часа, но время не ощущалось. Нас окружал густой туман, и казалось, будто в мире нет ничего, кроме этой убогой полоски скал да ужасной поднимающейся воды.

В этом отчаянном холоде не хотелось даже говорить. Мы оба сидели словно погруженные в транс. Прилив отступал, и начали снова появляться скалы, похожие на вылезающих из моря ужасных монстров. После пяти часов туман начал рассеиваться. Поднялся ветер, и скоро от ослепительного света стало больно глазам. Море уходило все дальше от нас, а великое множество скал снова окружило бухту. Над нашими головами появился клочок пронзительно голубого неба, туман исчез, и засияло солнце. Мы оказались в сверкающем мире серо–голубой воды, усеянной торчащими скалами.

Крепко привязав лодку, мы снова забрались на усиженную казарками и заросшую водорослями плоскую площадку нашей крепости–скалы. Стало очень жарко. Усевшись поудобнее, мы любовались открывшимся перед нами фантастическим пейзажем. Вокруг нас миля за милей простирались обнаженные рифы – зловещая отмель Минкис за час до прилива. За скоплениями скал волновалось открытое море, и только на юго–западе оно было скрыто от нас сплошным барьером рифов.

С высоты нашей скалы Патч сумел разглядеть маяк на острове Метресс–Иль, стоящий на высоте в 31 фут над уровнем моря во время прилива. Теперь Патч смог сориентироваться. Наша скала находилась на севере Минкис, почти на милю в глубь скал Пипетт–Рокс. Он вычислил, что «Мэри Дир» должна быть почти строго на юге от нас. Сверившись с картой, я убедился в его правоте. Однако три мили, отделяющие нас от цели, представляли собой сплошное нагромождение рифов. В тот момент мы не оценили и в полной мере не осознали, как невероятно коварно может измениться обстановка во время отлива.

Дул свежий ветер, и длинная зыбь, идущая через рифы на восток, постепенно стала превращаться в волнение. Белые, пенящиеся водовороты крутились над затопленными скалами. Вероятно, нам следовало бы быть поосторожнее, но тут вдруг мы увидели Хиггинса.

Он стоял на большой скале примерно в полумиле к востоку от нас. Возможно, это был Большой Васселин, потому что там был установлен черно–белый знак. Когда Патч указал мне на Хиггинса, тот уже спускался к своей лодке, привязанной у основания скалы.

Скользя и поминутно падая, мы тоже заторопились к лодке, забрались в нее и оттолкнулись, не успев спланировать свой путь через рифы. Мы знали одно: восточный прилив благоприятствует Хиггинсу, и нам надо как можно скорее преодолеть эти проклятые три мили и укрыться на спасательном судне.

Разумеется, с нашей стороны было большой неосторожностью показываться ему на вершине скалы. Нам следовало подумать о том, что, как только туман рассеется, он обязательно объявится, чтобы найти нас. Не то чтобы мы забыли о нем. Невозможно забыть человека, преследовавшего вас всю ночь с одной целью: убить!

Думаю, туман сыграл с нами злую шутку: он так надоел нам, что при первой же возможности мы рванулись наверх, чтобы взглянуть на мир. Мы действовали чисто инстинктивно, потому что разум обоих был притуплён холодом и усталостью.

Хорошо еще, что у нас хватило ума надеть спасательные жилеты, прежде чем покинуть скалу, служившую нам насестом почти двенадцать часов. Патч направил лодку сквозь прилив на юго–запад.

Отплыв от нашего убежища, мы сразу же почувствовали силу западного ветра, поднимавшего приличные волны. Мне показалось, что начинает меняться давление. Солнечный свет пробивался сквозь длинные языки бледных облаков, мчавшихся по небу.

Прилив еще не был сильным, но он неумолимо нес нас к самой плотной гряде обсохших рифов. Эту гряду прорезало два канала, которые мы не заметили сразу, и потому Патч некоторое время греб против прилива на восток, чтобы выйти в открытое море. Но вдруг он внезапно изменил курс. В это время Я зюйдвесткой вычерпывал воду со дна лодки и вопросительно поднял взгляд. Я подумал, что прилив слишком силен или лодка чересчур тяжела из–за набравшейся в нее воды, но он кивнул за корму:

– Хиггинс!

Обернувшись, я увидел голубую лодку, выползающую из–за гряды скал. Она шла не более чем в двух кабельтовых от нас.

Наконец по широкому каналу, отделявшему внешнюю стену рифов от основного скопления скал, мы вышли в открытое море. Здесь не было места, чтобы укрыться, а волны постоянно захлестывали лодку, так что я не переставая вычерпывал воду своей зюйдвесткой.

Патч греб, тяжело дыша. Каждый раз, когда я бросал взгляд за корму, мне казалось, что Хиггинс нагоняет нас, а его большая лодка с высокими бортами идет легче, чем наша. Он держался немного восточнее, пытаясь прижать нас к внешним скалам главного рифа и не пустить в открытое море.

– Придется повернуть против ветра! – крикнул я. Патч бросил взгляд через плечо и кивнул. Стена скал

высотой футов двадцать была уже совсем близко. Но всякий раз, когда Патч пробовал повернуть, слева по носу нас ударяла волна и вода заливала лодку, грозя потопить нас. Оставалось держаться прежнего курса, направляться к скалам и надеяться на лучшее.

И тут нам помог прилив, благодаря которому мы скользнули к западу, вдоль передней гряды рифов, попав в заливчик, где зыбь поднималась на высоту четы–рех–пяти футов и разбивалась об отдаленные уступы скал белой пеной. С каждым ударом весел мы уносились все дальше в этот заливчик, и избежать этого было практически невозможно.

– Мы никогда отсюда не выберемся! – закричал я Патчу.

Он не ответил, у него просто не было сил говорить. Я взглянул за корму и увидел лодку Хиггинса не более чем в двухстах ярдах за нами. Патч по–прежнему продолжал грести. Внезапно, взглянув через плечо, я заметил просвет среди скал, а за ними открытое море.

– Смотрите! – показал я Патчу.

Патч тут же увидел щель и направил туда нашу лодку. Это был первый из двух каналов. Ветер дул нам в спину, и суденышко мерно поднималось и опускалось на крутых волнах; вода реже перехлестывала через борта, так что я успевал ее вычерпывать, и лодка шла легко и свободно.

– Теперь мы доберемся! – донесся до меня сквозь шум ветра и волн уверенный голос Патча. На его утомленном лице появилась улыбка, и он заработал веслами с прежней энергией.

Кончив возиться с водой, я пересел к нему и стал грести другим веслом. Мы не разговаривали, а лишь следили за Хиггинсом, по–прежнему преследующим нас. Мир улыбался нам блеском пенящейся воды, и даже скалы больше не выглядели такими угрожающими, как раньше.