Чёрный Рыцарь (ЛП) - Кент Рина

Ты оказалась права. Для меня было честью стать твоим рыцарем. Теперь я вновь должен стать достоин этого звания и тебя.

Я исцелюсь, как, я уверен, и ты. Я не исправлю тебя, а ты не исправишь меня. Мы просто обнимем друг друга, как делали раньше. Если Саманта поднимет какое-нибудь дерьмо, я поцелую тебя на глазах у всего мира и закричу, что ты моя, будь проклято их суждение. Вселенная не имеет значения, Грин, ты имеешь значение.

Тогда. Сейчас. Всегда.

Глава 39

Кимберли

Одиночество болезненная вещь. Все начинается с этого небольшого чувства пустоты и превращается во что-то совершенно неизбежное.

Вот каково это с тех пор, как Ксан уехал несколько недель назад.

Одиноко. Пусто. Даже несчастно.

Это правда, что мы были практически разлучены в течение семи лет, но даже тогда я видела его каждый день. В его саду, с Киром, в школе. Он всегда был константой в моей жизни.

Теперь, когда он уехал, я чувствую, что мой запас воздуха медленно уменьшается и однажды сойдет на нет.

В то утро я так долго плакала после прочтения сообщения Ксана, что папа подумал, что со мной что-то не так.

Но Ксандер на этом не остановился. Нет. Он оставил мне подарок в зеленой коробке перед комнатой. Когда я открыла ее, оттуда вылез маленький серый котенок и забрался мне на руки.

Вместе с котенком была записка.

Я никогда не говорил тебе, как мне жаль, что Луна умерла. Слишком поздно, уже несколько лет, но пришло время двигаться дальше и начать новую жизнь.

P.S. Ты моя.

Ксандер.

Я упала на пол, обняла котенка и снова заплакала. Я плакала так сильно, что думала, что не перестану плакать или скучать по нему.

Я не перестала.

Я имею в виду, не перестала скучать по нему.

Учитывая характер его реабилитации, ему не разрешается вступать в какие-либо контакты с внешним миром, кроме еженедельного разговора с членом семьи, как в случае с Льюисом.

Я всегда прихожу к нему домой в этот день, задерживаясь снаружи, пока Ахмед не откроет дверь.

Пока Льюис разговаривает с ним по на громкой связи, я остаюсь на заднем плане, просто слушая тембр его голоса и откладывая это на потом, когда я останусь одна и все, о чем я думаю, это он.

Льюис предлагал мне поговорить с ним, но я качала головой, потому что если бы я это сделала, то просто заплакала бы. Я ни в коем случае не хочу плакать и мешать его реабилитации.

И я всегда на грани слез, когда первый вопрос Ксандера звучит так: «Как Ким?» Как будто он ждет еженедельных звонков, чтобы спросить обо мне, о моей терапии, о том, ем ли я, лучше ли учусь в школе.

Льюис отвечает на все его вопросы с улыбкой, в то время как я борюсь с необходимостью поехать туда, где бы он ни был, и, возможно, похитить его или что-то в этом роде.

Ему не нужно беспокоиться обо мне. Я выздоравливаю, медленно, но, верно.

Думаю, что мой настоящий процесс исцеления начался в тот момент, когда Джанин ушла из дома, и после того, как они с папой подписали документы о разводе. Никто из нас не посетил ее выставку. Даже Кир предпочел провести вечер с макаронами и сыром со мной и папой, чем праздновать мамин успех.

И ей удалось. Статьи восхваляли ее, а критики падали к ногам. Она заработала миллионам фунтов за одну картину.

Это то, что Джанин делает лучше всего и что она должна была делать с самого начала.

Во всех интервью, которые она давала, она говорила, что они с папой договорились о мирном разводе. Я усмехнулась и двинулась дальше.

Она даже не пыталась добиться опеки над Киром. Словно она каким-то образом искала этот шанс на свободу, шанс, когда она сможет исчезнуть в своей студии и забыть, что родила детей.

Саманта, с другой стороны, не ушла спокойно. Она пыталась сдержать свое обещание Льюису и погубить его, папу и всех нас. Даже карьеру Джанин.

Были ночи, когда мне хотелось спрятаться под одеяло, дрожа от страха, что она поднимет шум и достаточно скоро все в школе и в стране будут судить меня и Ксана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я солгала ему на днях и сказала, что мне все равно. Но на самом деле нет. Я не хочу, чтобы меня называли его сестрой.

И не хочу оставлять всех наших друзей позади.

Вместо того чтобы поддаться этому туману, я присоединилась к папе и обняла его, а затем поговорила об этих мыслях. Это мое оружие против них. В тот момент, когда я говорю о них, они теряют свою смертоносную остроту и рассеиваются в ничто.

Затем, однажды утром, я проснулась и обнаружила Льюиса на ступеньках нашего дома, торжествующе улыбающегося.

Он вовлек в это Себастьяна Куинса, отца Сильвер и отчима Коула, и Джонатана Кинга, отца Эйдена.

Себастьян будущий лидер консервативной партии Льюиса и, как ожидается, станет премьер-министром, поэтому его власть в некотором роде превосходит всех остальных. Джонатан Кинг вроде как владеет страной и всеми в ней, так что его власть даже сильнее, чем у политиков.

По словам Льюиса, Саманту и ее мужа выслали за пределы страны, и они никогда не вернутся.

Я спросила, может ли она что-нибудь сделать, где бы она ни была, но он с полной уверенностью покачал головой и сказал мне:

— Она ничего не сможет сделать оттуда.

От этих слов у меня по спине пробежала дрожь, и я продолжала задаваться вопросом, не было ли это простым перемещением. Но потом я подумала о том, как она планировала разрушить наши жизни, и перестала что-либо чувствовать по поводу ее ситуации.

Она не сможет снова разрушить нашу жизнь.

Или какую бы жизнь я ни пыталась поддерживать теперь, когда Ксана нет.

Во время духовного путешествия, которое я совершила в прошлом году в Швейцарию, буддийский монах сказал мне, что души притягиваются друг к другу.

Теперь я знаю, почему.

Душа Ксандера дополняет мою.

Жизнь без него не имеет смысла.

На двадцать третий день реабилитации Ксандера я иду по школьному коридору с Эльзой, когда она рассказывает мне о последней шутке, которую Нокс вчера подшутил над ней и Тил.

Несмотря на то, что я ее слушаю, я ни на чем не фокусируюсь. Залы и студенты стали серыми, как в старых фильмах.

Краски медленно исчезали из моей жизни.

Эльза гладит меня по руке, выводя из ступора.

— Он вернется, Ким.

— Я знаю. — я вздыхаю.

Это не значит, что боль в груди уменьшается. Это все равно что быть пойманным в сеть и не иметь возможности двигаться.

Мы останавливаемся перед классом, и я поворачиваюсь к ней лицом.

— Как бы ты справилась, если бы это был Эйден?

— Я даже не могу думать об этом. — выражение ее лица извиняющееся. — Так что, я думаю, это означает, что я не смогу этого сделать.

Я киваю.

Вот что мне больше всего нравится в Эльзе — ее честность.

— Мы можем организовать игровую ночь? — предлагает Эльза с обнадеживающей улыбкой.

— Конечно.

— Кто-то упомянул об игровой ночи? — Ронан хватает нас с Эльзой за плечи.

— Ты придёшь? — спрашивает она.

— Зависит от того, куда мне следует прийти. — он шевелит бровями. — Втроем, кто-нибудь?

Мы обе смеемся.

— Я не шучу, дамы. На самом деле, я ни к чему не относился так серьезно за всю свою жизнь, — шепчет он так, чтобы только мы могли слышать. — Уверен, что вы слышали здешнюю легенду о моей упаковке. Вот вам секрет, это правда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вот тебе секрет, ты труп. — Эйден убирает руку Ронана от плеча Эльзы, прижимая ее к себе, и пристально смотря на него.

— Хорошо, я просто возьму свою Кимми.

— Нет. —Коул убирает другую руку Ронана с моего плеча и незаметно, но твердо отталкивает его от меня.

— Что это тебе даст, капитан? — требует Ронан.