Чёрный Рыцарь (ЛП) - Кент Рина

Сейчас я в своей комнате, чувствую себя не в своей тарелке.

Папа только что рассказал мне об угрозах Саманты, и я, возможно, немного умерла внутри.

Да, угроза прессы и известности как сестры Ксана наносит вред, и мысль о внимании СМИ заставляет меня дрожать, но это не причина, по которой я на грани слез.

Это Ксандер.

Это тот мальчик, который бежал за той красной машиной, когда был маленьким. Это изображение его плачущего лица и звук его криков, когда он умолял Саманту остаться, прямо перед тем, как споткнулся и упал.

Этот образ никогда не выходил у меня из головы. Это была боль в ее истинной форме, грубая и глубокая.

Тот факт, что та же самая женщина вернулась, чтобы причинить ему другую боль, вызывает у меня желание ударить ее по лицу.

Она исчезла на двенадцать лет только для того, чтобы вернуться и разрушить его жизнь.

Наши жизни.

Я достаю телефон и проверяю сообщения. От него ничего, поэтому я печатаю.

Кимберли: Ты здесь?

Ответа не следует.

Кимберли: Ты знаешь, что я здесь ради тебя. Я никогда не уйду, как и обещала.

По-прежнему ничего.

Мысль о том, что он где-то пьет или дерется, выводит меня из себя.

Я засовываю телефон в карман и направляюсь на кухню за чаем Леди Грей — возможно, в последнее время папа сделал меня поклонником.

По пути вниз я пишу Ронану.

Кимберли: Ксандер не заходил?

Ронан: Кто это? Ох, предатель. Если он появится, он труп.

Ронан: Хочешь прийти на мою вечеринку одна?

Ронан: Или вдвоём, если считать травку.

Я качаю головой, затем пишу Эльзе.

Кимберли: Ксандер связывался с Эйденом?

Эльза: Нет. Все в порядке?

Кимберли: Все в порядке. Расскажу завтра.

Эльза: Это Эйден, расскажи послезавтра. Или, еще лучше, на следующей неделе.

Я подумываю написать Коулу, но не решаюсь после того, чему он стал свидетелем на прошлой неделе.

— Это окончательно, Джанин. Я принял свое решение.

Папин голос останавливает меня на полпути у входа на кухню. Он сидит за столом и разговаривает с мамой своим обычным холодным тоном.

Ее голова поворачивается в мою сторону, будто она чувствует меня. Я застываю на месте, и даже мой телефон остается в руке. Я веду себя как преступница, которую поймали на воровстве.

— Это из-за нее, не так ли? — мама рычит, обвиняюще тыча пальцем в мою сторону.

— Нет, это из-за тебя. Ты не годишься на роль матери моих детей. Это давно назрело.

— Не могу поверить, что ты разводишься со мной, потому что эта соплячка порезала себе запястье. — она пристально смотрит на меня.

Есть необходимость вжаться в стену или выкопать яму в земле и зарыться в нее. С тех пор как я была ребенком, в тот момент, когда мама так на меня смотрела, я превращалась в ничто.

— Закрой рот, — ругает ее папа. — Я не позволю тебе разговаривать с ней в такой манере.

— Я буду говорить с ней так, как мне заблагорассудится. Я та, кто родила ее, но она ничего не сделала, чтобы вознаградить меня за эту жертву. — она качает головой, глядя на меня сверху вниз. — Я должна была избавиться от тебя, когда была возможность.

— Джанин, если ты не замолишь прямо сейчас...

— Возможно, тебе стоило, — говорю я папе спокойным тоном. — Таким образом, я бы никогда не имела несчастья стать твоей дочерью.

— Что ты только что сказала?

— Ты никогда не была матерью.

Теперь, когда я начала говорить, я не могу остановиться.

Слова срываются с моих губ, как молитва.

— Ты заставила меня чувствовать себя такой ничтожной и маленькой, что мысль о том, чтобы закончить свою жизнь, стала первым, с чем я просыпалась, и последним, с чем я засыпала. Ты заставила меня поверить, что я была ошибкой, позором, разочарованием, но это не так. Ты. Ты слишком сильно любишь себя, чтобы заботиться о каком-либо другом человеческом существе. Твоему нарциссическому типу не следовало позволять рожать детей. ДНК не делает тебя матерью, она делает тебя сосудом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она бросается ко мне, поднимая руку. Я стою, глядя на нее в ответ.

Теперь, когда я рассказала ей, что у меня на уме, она ни за что не сможет меня сломить. Когда-то я была рабом ее внимания и одобрения, но теперь я понимаю, что эта женщина эмоционально издевалась надо мной.

Физическое насилие ничто по сравнению с шрамами, которые она оставила в моей душе, шрамами, которые мне долго придётся лечить.

Но я сделаю это. Я восстановлю свою жизнь, и она не будет ее частью.

— Тронь ее, и я сожгу твою студию дотла, — говорит папа тоном, не подлежащим обсуждению.

Она останавливается прямо перед моим лицом. Конечно, угроза ее драгоценному искусству, воплощению ее эго, остановила бы маму. Нет, Джанин. Она никогда не была мне матерью.

Ее ноздри раздуваются, когда она смотрит на меня сверху вниз. Впервые в жизни я не склоняю голову и не ухожу. Нет необходимости плакать или прятаться. Моя кровь наполняется адреналином, встречаясь с ней взглядом.

Папа подходит ко мне и держит меня за плечо.

— Я ожидаю, что ты немедленно покинешь дом.

— Что? Ты не можешь этого сделать, мои картины и принадлежности...

— Все будет упаковано и отправлено тебе завтра. Тебе не позволено больше ни минуты находиться под одной крышей с моей дочерью.

— Ты не понимаешь, — шипит она. — У меня выставка. Ожидается, что на ней будет моя семья.

— Твоя выставка не наше дело. — он указывает на дверь. — А теперь убирайся из моего дома.

Я должна почувствовать себя плохо, но она убила эту часть меня давным-давно.

Теперь появилась новая я, и это не благодаря ей.

  

Глава 36

Кимберли

Я провожу следующий час, ворочаясь в постели и проверяя свой телефон, как ненормальная.

Ксандер не отвечает на сообщения.

Я звоню, но без ответа.

Однажды я прочитала статью о реакции мозга, когда кто-то напуган. Первый инстинкт бежать.

Вот что происходит со мной прямо сейчас. Я хочу побежать в дом Ксандера и найти его. Я хочу бежать по улицам и искать его. Если он будет драться, я вытащу его из этого и ударю в грудь за то, что он поранил его красивое лицо.

Если он пьет, я конфискую алкоголь и снова ударю его за то, что он испортил печень.

Ладно, может, удар не является правильным решением, но я почти схожу с ума от беспокойства.

Разборки с Джанин ранее не выбили меня из колеи так сильно, как незнание судьбы Ксандера.

Темные мысли продолжают закрадываться мне в голову. Что, если он ранен? Что, если он где-нибудь отключился и его никто не найдет? Хуже того, что, если его найдут не те люди?

Я должна позвонить Льюису, и..

Звук из балкона встряхивает меня. Это как птица или насекомое. Это происходит снова, и на этот раз я вскакиваю с кровати.

Я подумываю о том, чтобы позвать папу, но, вероятно, нет ничего такого, что стоило бы его будить.

Медленно я открываю балконную дверь. Порыв ветра отбрасывает мои волосы назад и проникает под тонкую одежду, заставляя дрожать. Я уже собираюсь выглянуть наружу, когда сильная рука обхватывает мой рот и заталкивает внутрь.

Я кричу, но приглушенно.

Мои конечности дергаются, и я пытаюсь бороться, но затем включаются остальные чувства. Запах мяты и океана, ямочки на щеках и его тепло.

Ксандер.

— Шшш.

Он бросает меня на кровать и снимает свою обувь, прежде чем последовать за мной.

И под этим я подразумеваю, что он устраивает меня под собой, одной рукой удерживая мои запястья над головой, в то время как его ладонь продолжает прикрывать мой рот.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Твердость его тела, прижатого к моему, вызывает дрожь удовольствия между моими бедрами.