Моя купель - Иван Григорьевич Падерин

— Некуда, — ответил я. — И грузовикам тут не пройти, мост провалился.

— А где объезд?

— Не знаю.

— Э-э, зевака, — упрекнул меня водитель и убежал к грузовикам. Там на бугре уже сбилось до десятка водителей. Они в замешательстве — не знают, куда кинуться: искать объезд или поворачивать назад? Вдруг на большой скорости к ним подскочил «Запорожец», блеснул фарами в мою сторону, будто собирался с разбегу боднуть «Волгу», затем помчался вдоль косогора. Какие вензеля он там выписывал — на бумаге не нарисуешь. Взбежал на бугор и оттуда на предельных оборотах ринулся к разлившемуся ручью. Вода вздыбилась, словно бомба или тяжелый снаряд там взорвался. Сдвоенный столб водяной пыли и брызг закрыл от моих глаз дальнейшее. Что происходило в русле ручья — не видел. Однако через несколько секунд «Запорожец» показался на противоположном косогоре. Грузовики последовали на ту сторону тем же путем.

Моя «Волга» задним ходом все же выкарабкалась на бугор, но двигаться по объездной тропе я не решился, хотя тогда мне очень хотелось догнал «Запорожец» и познакомиться с его водителем...

«Запорожец» салатового цвета с электромагнитным сцеплением — вот он. Я у него под брюхом, но где тут генератор воздушной подушки?

— Василий Васильевич, скажи, пожалуйста, где под днищем «Запорожца» крепятся дополнительные агрегаты? — спросил я.

— Короче.

— Я спрашиваю о приспособлении для воздушной подушки.

— Короче.

— Мне известно, что у тебя было такое приспособление.

— Короче, — снова прервал он меня.

— Короче некуда, скажи — и приступим к делу.

— Болтовня, — ответил он.

— Я своими глазами видел, как ты взлетел над ручьем в Подрезково.

— Видел, но ничего не понял: готовим автомобилистов для армии — без находчивости и решительности и на амфибиях можно застрять в луже. Уяснил?

— Стараюсь, — ответил я. — Только как мы расклиним крепление тяги, если штангу ты превратил в коромысло?

— Выпрямим, и пойдет дело... Короче, бери кувалду и давай выпрямляй.

Лежа на спине, мы принялись расклинивать крепления. Он продвинулся чуть вперед, подсунул под крепление монтировку, а я кувалдой перед его носом нанес несколько ударов по изгибу штанги. Штанга пружинила и, кажется, не собиралась выпрямляться.

— Наддай еще, наддай плотнее! Еще, еще... Ага, кажется, сдается. Теперь поразмашистей дай ей прямо...

Я отвел кувалду назад, приготовился вложить в этот удар все силы, но именно в этот момент машина пошла на нас.

— Стоп! — последовала команда.

Я остановился. А что дальше? Я мог успеть выскочить из-под машины, но тогда вся тяжесть пришлась бы на одного Василия Васильевича. «Нет, лежи, — приказал я себе, — двоих один «Запорожец» не придавит намертво».

В грудь уперся выступ фартука подножки. Что же делать? Я заметил, что Василий Васильевич успел поставить монтировку торцом, и она затормозила движение. Теперь и кувалда в моих руках должна стать на попа, подпереть днище. До темноты в глазах напрягаю свои силы, и кувалда слушается меня, встает как надо. Лежим, молчим. Кто-то из нас должен теперь первым выбраться из ловушки.

— Дышишь? — спросил Василий Васильевич.

— Дышу, — с трудом выдавил я.

— Не выпускай весь воздух из легких, — подсказал он.

— Ыгы... — промычал я.

— Теперь и я часть груза возьму на себя. Вот и получится «воздушная подушка».

«Нашел время вспоминать», — возмущаюсь про себя, чувствуя, что дышать становится труднее. Графчиков на ощупь нашел кувалду, поставленную на попа возле моего плеча, придвинулся ко мне, и для меня, кажется, наступила минута забытья. Но только минута. Постепенно пришло облегчение.

— Дышишь? — снова спросил Василий Васильевич.

— Дышу, — ответил я.

— Давай теперь вместе, разом. Вот так... В молодости мы, бывало, ремни рвали на груди таким способом... Давай... я разводной ключ подставлю. Потом под кувалду отвертку... Так мы расклинимся. Давай... Еще разок... Еще...

«Воздушная подушка», в основном, конечно, грудь Василия Васильевича, позволила мне дотянуться рукой до сумки с инструментами, нащупать там плоскогубцы, потом накидной ключ, запасные болты... Всё это я подставил под узлы подвески; улавливая моменты послабления, ставил их торцом и заклинивал. Когда днище перестало «дышать» — покачиваться над нами, Василий Васильевич скомандовал:

— Выползай...

— Ты первый, — возразил я, еще не веря, что у меня хватит сил выползти и приняться за дело.

— Короче... Ты на двух ногах. За гаражом кирпичи. Давай их сюда!

В голосе его послышалась тревога. Торговаться нет времени. Выползаю наружу и, задыхаясь, бегу за кирпичами. Подставляю их под задний бампер, переношу домкрат под передок. Качок, второй, третий... И Василий Васильевич выбирается из-под машины. На лице крупные капли пота. Посмотрев на часы, он спрашивает:

— Туго пришлось?

— Туго, но без страха и испуга.

— От радости стихами заговорил, — заметил он.

— За тебя рад, обошлось.

— А я за тебя перетрусил... Кричать собрался.

Во второй половине дня нам удалось поставить новые рулевые тяги, прошприцевать ходовую часть, заменить смазку в коробке передач, и «Запорожец» встал на свои колеса. От усталости мы еле-еле держались на ногах.

— Не дремать, — пробасил Василий Васильевич над моим лицом. — Сейчас двинем к месту соревнования. Посмотрим новую трассу. А вечером мне надо быть в райвоенкомате. Слушается мой отчет на комитете содействия. О работе с допризывниками...

Я попытался остановить его:

— Не перегружайся. Пощади сердце...

— Не хныкать, — ответил он. — Наши сердца солдатские, перегрузок не боятся, лишь бы ожогов не было.

Тишину майского утра перед моим окном дробят барабанщики пионерского отряда. Они готовятся к встрече Дня Победы. И, глядя на них, я покидаю свой письменный стол. Годы, годы... Седину и морщины на лице платком не смахнешь, а непослушная память возвращает меня в молодость, на рубежи атак и контратак. Вступаю с ней в спор:

— Зачем ты это делаешь, ведь перед глазами радость наших дней?

— Вижу, — отвечает память. — Но о чем ты сейчас думаешь?

— Конечно: о жизни, о завтрашнем дне этих детей.

— Так, так, — замечает