Королева сплетен - Мэг Кэбот

Баз следит за моим взглядом, тоже замечает Люка и вскидывает руку:

– Люк! – кричит он. – Иди сюда!

О нет! Я, конечно, хочу переговорить с Люком, но наедине. Мне совсем не хочется, чтобы наша первая встреча после вчерашней неприятной сцены произошла при посторонних, тем более при барабанщике по имени Баз.

– Да? – вежливо спрашивает Люк, подходя к нам.

Сердце у меня начинает трепетать, как весенний мотылек. Как же он хорош – широкоплеч, свежевыбрит. Надраенные до блеска «инспекторы»![21]

Мне стоит больших трудов не уронить поднос.

Почему, ну почему я была такой идиоткой? Почему обвинила Люка в том, что он проболтался Шери о дипломе? Почему, если сама не могу хранить секреты, надо огульно обвинять остальных в том же?

– Приятель, ты не видел своего кузена Блейна? – спрашивает у Люка Баз. – Никто не может его найти.

– Нет, не видел, – отвечает Люк. От меня не ускользает, что смотрит он при этом на меня. Вот только что означает этот взгляд, мне не понять, хоть убейте. Ненавидит ли он меня? Или я ему еще нравлюсь? И думает ли он вообще обо мне? – А в комнате у него не смотрели? Блейн – засоня, я хорошо это помню.

– О, хорошая мысль, – говорит Баз и уходит, оставив нас с Люком наедине. Этой возможности я искала все утро. Не давая Люку опомниться, я говорю:

– Люк, – голос у меня звучит очень мягко по сравнению с тем, как стучит в ушах пульс. – Я хотела сказать… насчет вчерашнего… Шери мне сказала…

– Давай забудем об этом, – сухо говорит Люк. У меня на глазах выступают слезы.

Шери сказала, что он испытывает горечь. И я могу его понять. Но неужели у меня нет шанса даже извиниться?

Но прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, к нам подходит месье де Вильер – очень посвежевший в светло-кремовом костюме – с бутылкой шампанского в руке.

– Лиззи, Лиззи, – весело упрекает он меня. – Это что же, я гляжу, у тебя пустые бокалы. Иди-ка к мадам Лорен и наполни их.

– Давай я схожу, – говорит Люк и пытается забрать у меня поднос.

– Я схожу. – Мои попытки вернуть поднос безрезультатны. От катастрофы нас спасает только то, что на подносе всего три фужера, причем два из них – пустые.

– Я сказал, я схожу, – говорит Люк и снова тянет на себя.

– А я говорю, я…

– Лиззи!

Мы все трое – я, Люк и его отец – оборачиваемся и видим совершенно великолепную Биби де Вильер в сливочно-желтом платье и живописной шляпке.

– Лиззи, где ты нашла это платье? – Голос ее звенит от возбуждения.

Я смотрю на себя. На мне мандариновое платье, которое я последний раз надевала в Хитроу, когда хотела поразить Энди… миллион лет назад. Это единственная вещь из тех, что у меня с собой, которая хоть отдаленно подходит для свадьбы. То, что я не могу надеть под него белье, не в счет. К тому же никто, кроме меня, об этом не узнает.

– В магазине, в котором я работаю в Миннесоте…

– Да не это, – перебивает миссис де Вильер. Она как-то радостно взволнована и немного обеспокоена. Но это, кажется, ничуть не смущает месье де Вильера. Он смотрит на нее, как на долгожданный рождественский подарок.

– Я про то платье, которое на Викки, – говорит мать Люка. – То, которое, как она говорит, ты подогнала под нее за ночь.

Люк вдруг как-то странно застывает. Месье де Вильер по-прежнему пожирает супругу влюбленными глазами.

Заметив напряжение Люка, стараюсь ответить на ее вопрос как можно осторожнее.

– Я нашла его здесь, в Мираке. На чердаке.

– На чердаке? – Миссис де Вильер поражена. – Где на чердаке?

Я не понимаю, что происходит. Ясно одно: интерес миссис де Вильер к «Живанши» вовсе не праздный. Может, это ее платье? Размер подходит… оно как раз Викки, а Викки – ее племянница, значит…

Нельзя признаваться, в каком состоянии было платье, когда я его нашла. Этот секрет я унесу с собой в могилу.

В отличие от всего остального, что мне известно.

– Я нашла его в специальной коробке, – сочиняю я на ходу. – Оно было завернуто в ткань, любовно завернуто…

Понятно, что моя речь удалась, поскольку миссис де Вильер поворачивается к мужу и восклицает:

– Ты сохранил его! После стольких лет!

И неожиданно бросается на шею отцу Люка, который сияет от счастья.

– Ну, конечно, – говорит месье де Вильер. – Конечно, я сохранил его! А ты как думала, Биби?

Хотя ясно – во всяком случае, мне, – что он понятия не имеет, о чем говорит его жена. Он просто счастлив снова держать ее в объятиях.

Рядом, я слышу, вполголоса чертыхается Люк.

Я боюсь, что снова ляпнула не то, и смотрю на него. Но он улыбается.

– Что все это значит? – спрашиваю я.

– Мне сразу показалось платье знакомым, – отвечает Люк, но так, чтобы занятые друг другом родители не услышали. – Но я видел его всего один раз, да и то на черно-белой фотографии, так что мне и в голову не пришло… Это то платье, которое ты нашла? С которого сводила пятна ржавчины? Похоже, это мамино свадебное платье. У меня невольно вырывается вздох.

– Но…

– Я знаю, – говорит Люк, берет меня под руку и уводит подальше от родителей, – знаю.

– Но… ружье! Оно было завернуто…

– Знаю, – говорит он, уводя меня дальше, к столу, где у мадам Лорен стоит чан с апельсиновым соком. – Это платье уже много лет – яблоко раздора между ними. Она думала, что он выбросил его вместе с испорченными вещами после протечки крыши.

– Но он не выбросил, он…

– Знаю, – повторяет Люк. Он останавливается и – к моему большому сожалению – отпускает мой локоть. – Послушай, он действительно любит ее. Просто он не такой сентиментальный. Мама много для него значит. Но и охотничье ружье тоже. Сомневаюсь, что он вообще понял, во что завернул его. Просто увидел нечто подходящей длины.

– Господи, – в ужасе хватаюсь я за сердце. – А я перенесла вытачки, чтобы Викки было впору.

– Почему-то мне кажется, – говорит Люк и оглядывается на родителей, которые уже чуть ли не к интиму перешли на глазах у всех гостей, – что мама не возражает.

Мы еще с полминуты стоим и наблюдаем за его родителями, и тут я вспоминаю, что вообще-то собиралась перед ним извиниться. Хотя когда я попыталась это сделать последний раз, особого успеха не достигла.

Я открываю рот, гадая, достаточно ли будет обычного «извини». Шери что-то говорила про унижения. Надо ли бухнуться перед ним на колени?

Но прежде чем я успеваю что-то сказать, он спрашивает – уже совсем не тем сухим тоном, каким разговаривал со мной несколько минут назад:

– А как ты сообразила, что не стоит рассказывать, в каком виде ты его на самом деле нашла? Я про платье.

И мне вдруг отчего-то невозможно смотреть ему в глаза. Я опускаю взгляд и смотрю на свои туфли-ретро, каблуки которых проваливаются все глубже и глубже в землю.