Карнакки - охотник за привидениями - Уильям Ходжсон

Там я опустился на корточки и, вытянув обе руки перед собой, подцепил ногтями указательных пальцев эбонитовое основание голубого круга и приподнял его, но так осторожно, чтобы, когда эбонитовая пластина достаточно оторвалась от пола, запустить под нее кончики пальцев. Я постарался, чтобы пальцы мои не заходили дальше внутренней стороны светящейся трубки, располагавшейся на двухдюймовом основании из эбонита.

Я распрямлялся крайне неторопливо, поднимая с собой край голубого круга. Ноги мои находились между синим и фиолетовым кругами, и только голубой круг отделял меня от внезапной смерти; поскольку если бы трубка лопнула под тем необычным напряжением, которое я прилагал к ней в тот миг, мы с Бейнсом немедленно переселились бы в иной мир.

Итак, друзья, можете представить себе, как я себя чувствовал. Пальцы, в особенности кончики их, и запястья мои неприятно покалывало, голубой круг странным образом вибрировал, словно под напором неведомых частиц в немыслимом числе бомбардировавших его. А вокруг светящихся стеклянных трубок на пару футов от моих рук кипело облачко крошечных искр, образовавших необычайное гало.

Переступив через синий круг, я толкнул голубым кругом медленно кружившую черную облачную стену, отчего вокруг трубки побежали бледные вспышки. Они разбегались в стороны, пока не достигли того места, где голубой круг пересек синий, и там замерцали, производя резкий треск.

Я медленно и осторожно продвигался вперед с голубым кругом, и тут произошло самое неожиданное: стена облака отступила от него и как будто бы поредела. Опустив свой край круга на пол, я переступил через Бейнса и шагнул прямо в жерло преисподней, перенося над столом другой край круга. Эбонитовые пластины скрипели, словно бы собираясь немедленно переломиться, однако кольцо выдержало.

Вновь поглядев в недра этой тьмы, я увидел под собой жуткую и бледную голову Свиньи, охваченную кружком непроглядной ночи. Меня поразило то, что она слабо светилась… каким-то гнилостным собственным светом. И находилась совсем рядом — относительно, конечно. Никто не мог бы определить расстояние в этой черной пустоте. Снова взявшись за край голубого круга, я наполовину выставил его за пределы синего. Потом я подхватил с пола Бейнса и перенес его на часть пола, огороженную голубым кругом. Потом я поднял круг и перенес его вперед настолько быстро, насколько смел это сделать, поеживаясь при всяком скрипе соединений, непривычных к подобному обращению. И все это время подвижная облачная стена отступала перед краем голубого круга так, как если бы ее выдувал невидимый и неслышимый ветер.

Время от времени над голубым кругом стали мерцать неяркие искры, и я уже начинал опасаться, что он может не выдержать моих усилий, пока я не вытащу его целиком за пределы общего круга защиты.

Я надеялся, что как только это произойдет, все сверхъестественные напряжения вокруг нас прекратятся и снова сконцентрируются вокруг колец под притяжением отрицательных напряжений.

Тут за моей спиной что-то резко стукнуло, и задребезжал голубой круг, уже полностью перенесенный мной за пределы фиолетового и синего кругов и оставленный на полу. В тот же самый миг по комнате прокатился негромкий раскат грома, за которым последовал непонятный мне рык. Черная кружащая пелена вокруг нас просветлела, и комната вновь стала видимой, только видеть в ней было нечего, кроме характерного мерцания синего света, пробегавшего над полом.

Обернувшись к своей защите, я увидел, что она окружена черной кружащей стеной тумана, снаружи казавшейся совершенно странной. Она напоминала слегка подрагивавшую широкую трубу, сотканную из черного облака и протянувшуюся от потолка к полу, а сквозь нее я иногда замечал с той или иной степенью ясности очертания синего и фиолетового кругов. И тут комнату вдруг наполнило жуткое присутствие, придавившее меня весом ужаса, содержавшего в себе самую суть духовной смерти.

Стоя в голубом круге на коленях возле Бейнса, временно ошеломленный и охваченный параличом интеллекта, я не мог найти дальнейшего пути к спасению, и в тот миг это было мне безразлично. Я понимал, что только что избежал немедленного уничтожения, и был настолько возбужден, что меньшие ужасы вызывали у меня безразличие.

Бейнс все это время спокойно лежал на боку. Перекатив его на спину, я постарался рассмотреть его глаза, стараясь ни в коем случае не заглядывать прямо в них, поскольку если мой подопечный уже пересек тот предел, из-за которого не возвращаются, он мог быть опасен. То есть, если заблудшую часть его существа уже потребила Свинья, Бейнс должен был сделаться духовно доступным для нее и мог представлять уже не более чем плотскую оболочку, оставшуюся от человека, заряженную излучением чудовищного это Свиньи, и потому являть собой то, что я за неимением лучшего определения назову духовной заразой, каковая лучше всего передается взглядом и способна вызывать чрезвычайно опасное воспаление мозга.

Я обнаружил в глазах Бейнса выражение крайнего расстройства, обращенного внутрь; собственно не выражение, а рефлекс, переданный от ментального ока физическому глазу и как бы приводящий его в состояние задумчивости, а не зрения. Не знаю, понятно ли я выразился? И вдруг изо всех сторон комнаты вновь послышался топот копыт, производя впечатление того, что тысяча или более свиней от полной неподвижности перешли в безумное бегство. Вся буйная волна животного звука как будто бы направлялась к по-прежнему кружившей и подрагивавшей трубе черного дыма, поднимавшейся от пола до потолка по периметру фиолетового и синего кругов.

Звуки вдруг смолкли, и я увидел, как из середины моего защитного круга поднимается нечто. Поднимается упорно и неторопливо… бледное и огромное, разрывавшее колыхавшуюся и кружившую облачную трубу… чудовищное и мерзкое рыло, восставшее из неисповедимой бездны… Оно поднималось все выше и выше, делалось подобием отвратительного холма. За поредевшей облачной завесой я увидел один маленький глаз… с тех пор я не могу посмотреть на глаз обыкновенной свиньи, не вспомнив этого ощущения. Глаза той Свиньи пылали пламенем ада, и злобное знание сверкало из их глубин.

И тут внезапно мной овладел жуткий ужас, ибо я заметил начало того конца, которого страшился все это время… за медленным кружением облачной завесы фиолетовый круг оторвался от пола. Его зацепило и подняло чудовищное рыло.

Напрягая зрение, пытаясь разглядеть совершавшееся внутри колыхавшейся облачной трубы, я увидал, что фиолетовый круг тает, и ручейки фиолетового огня стекают по обе стороны бледного рыла. И когда он расплавился до конца, атмосфера в комнате преобразилась. Черная труба вспыхнула тусклым и мрачным багрянцем, густой красный свет наполнил все помещение.