Три желания для рыбки (СИ) - Лаванда Май

собой. И я даже уже заранее знаю свой ответ… «Смотри, как бы сама первая не предложила…», — иронизирую сама над собой.

Так быстро и незаметно посуда ещё не мылась. За своими размышлениями я даже не поняла как управилась с ней. Теперь я понимаю, что влюблённость всё же окрыляет, делает счастье осязаемым, острым. А самое невероятное: к нему можно даже прикоснуться и почувствовать вкус. И это совсем не то, что я испытывала рядом с Пожарским. Этих парней и мои чувства к ним даже сравнивать нельзя: слишком разные, ничем не похожие друг на друга. Как можно было так обмануться в самом начале? Просто хотелось обмануться — вот и весь ответ. Нет больше смысла задавать себе этот вопрос. Хватит.

Однако, Глеб всё же не даёт о себе забыть, и снова, спустя четыре дня молчания, врывается в мою налаживающуюся жизнь.

— Лина, — в кухню заглядывает Диана, держа в руке свой мобильник, — кот, то есть Глеб, звонил… — У подруги растерянный вид, и эта растерянность передаётся и мне.

— Что он хотел? — спрашиваю.

— Говорит, стоит у нашего подъезда и ждёт тебя по очень срочному делу. До тебя не дозвонился, и вот…

— Ну, конечно. Я же посуду мою.

Подхожу в окну и действительно вижу знакомую машину и мужскую фигуру рядом. Когда же мы уже поставим последнюю точку в нашей истории?

Глава 43. Кто?

Лина

Вчера я снова дала нам шанс разойтись мирным путём. Быстро кое-как оделась, спустилась вниз и вышла на улицу. Горло обжёг морозец, а вспыхнувшее волнение ускорило пульс. С моим бывшим теперь совсем не понятно чего ожидать. Пожарский стоял прямо, засунув руки в карманы зимней пухлой куртки. По его лицу мне не был понятен текущий настрой парня, но я надеялась и всё ещё надеюсь, что это была наша последняя с ним встреча.

— Привет, — сказала, кутаясь в пуховик, который просто накинула на себя, не застегнув как следует. Потому что я не планировала находиться на улице слишком долго и хотела, чтобы Глеб тоже это понимал.

— Привет, — он никак не поменял выражение лица и позы при виде меня. — Разговор есть.

— Слушаю.

— Должок за тобой остался.

— Я ещё и должной тебе осталась? Чего ты хочешь?

— Забыла? Я не успел загадать третье желание.

— Уже не актуально, Глеб. Мы больше не пара. Никто больше никому ничего не должен.

— Звучит стильно, современно, — растянул губы в кривой и немного злой улыбке. — Но меня не проведёшь. Ты должна мне третье желание.

— Я сейчас просто развернусь и уйду, — ну почему он не может оставить меня в покое? Любовь? Какая-то больная она у него.

— Не спеши убегать, если не хочешь проблем, — прозвучало весьма раздражающе для моих нервов.

— Снова угрозы?

— Предупреждение.

— Говори внятно, или я ухожу.

Пожарский, наконец, перестал стоять каменным изваянием. Он шумно и с раздражением выдохнул, делая два широких шага в мою сторону. Между нами теперь остался жалкий метр.

— Моё третье желание, рыбка: ты возвращаешься ко мне, и мы живём вместе в мире и согласии.

— Не смешно, Глеб.

— А иначе я отменю заказ картины у некой Людмилы Ажиновой. Знаешь такую?

— Ты…?

— Упс, — наглая ухмылка. — Сюрприз! Романтичный донельзя Глеб Пожарский решил не только своей девушке жизнь подсластить, но и её подруге. Представляешь?

— Я не могу вернуться к тебе. Я не люблю тебя.

— А рыжика любишь? — прищурился.

— Я ухожу, — отвернулась и быстрыми шагами последовала к двери подъезда так, словно за мной гонится злая собака или даже целая стая зубастых бешеных псин.

— Уходи, — закричал мне в спину Пожарский, — но теперь не смей оборачиваться! Назад пути нет! Ты слышала?

Лязг железной двери отгородил меня от назойливого мужского голоса, который в последнее время способен говорить только гадости. Даже все его попытки поговорить нормально оборачивались во что-то жуткое и неприятное.

А на следующий день я не знала, как смотреть в глаза Людмиле. Как назло, именно сегодня она пришла на пары в необычайно хорошем настроении, которое даже портить жалко. Я знаю, что выгляжу слишком отстранённой и замечаю, как Михаил пытается что-то разглядеть в моём лице. Я говорю: «всё в порядке», но его не проведёшь.

— Ты очень задумчивая сегодня, — сказал он мне во время перемены, пока мы стоим напротив открытой нараспашку аудитории, где уже собираются наши одногруппники.

— Про экзамены думаю, про беднягу Антона, — успокаивающе улыбаюсь своему парню. Даже всё ещё не верится, что теперь я Князева могу называть именно так.

— А что экзамены? Сдадим! А хомяк справится при любом исходе событий.

Через открытую дверь я смотрю на Ажинову с Хомяковым, сидящих за аудиторным столом. Сейчас у нас будет зачёт по философии, но никто о нём не переживает, кроме нашего Антона, решившемуся именно сегодня подкатить к Анне Ивановне.

— Надеюсь, она хотя бы его не пошлёт, а вежливо откажет, — говорю.

— Не представляю её в таком стервозном амплуа.

— Я тоже, но переживаю так, будто это я собираюсь ей в любви признаваться.

Обсуждаю Антона, используя его, как прикрытие, а сама смотрю на подругу. Она выглядит такой беспечной, довольной собой и жизнью. Андрей ей вчера устроил романтический ужин, и картина, как сказала сама Ажинова, завершена и теперь только ждёт своего часа… Заказчик должен выкупить её тридцатого декабря… Но не выкупит. Потому что картину заказал мой бывший, желающий насолить мне как следует. Он реально верит в возможность счастья таким путём?

— На всю жизнь запомню твоё признание, — тепло в голосе Михаила согревает, как если бы меня укрыли одеялом.

— Как и я твоё, — отвечаю, улыбаясь.

Приятное воспоминание на минуту отвлекло меня от тревожных мыслей, но зазвеневший звонок вновь возвращает меня в настоящее. Мы вместе с остальными заходим в аудиторию и расходимся по своим местам. Я подсаживаюсь к Ажиновой, Михаил следом за мной, а Антон, вставший до этого, чтобы пропустить нас двоих, привычно замыкает собой нашу четвёрку.

Молодая преподавательница заходит последней, и сразу принимается, опираясь на список наших фамилий, вызывать к себе по одному человеку. Подруга пойдёт второй. Я шепчу Людмиле, чтобы она ждала меня в коридоре, когда освободится, и та согласно кивает. В это время Антон с Михаилом веселятся, рассматривая в Яндекс картинках русский алфавит, чтобы понять получится ли вообще у Хомякова остаться в аудитории последним.

— Да! — громким шёпотом восклицает Хомяков. — После «Х» у нас больше никого нет в группе!

За буквой «А» следом сразу иду я. Получаю подпись в свою зачётку и выхожу в коридор, где