Люди на болоте (Полесская хроника - 1) - Иван Мележ

Входя в сени, в темноте которых засуетились куры, Чернушка пригнул голову: двери низкие, недолго и шишку на лоб поставить.

Годля стояла у печи, бросавшей на стены дрожащие отсветы огня, подгребала под чугун жар Поставив кочергу в угол, она ответила на приветствие Чернушки, быстро окинула единственным глазом отца и Ганну, скомандовала:

- Соня, дай гостю табуретку. А вы... - Она бросила взгляд на Ганну и вдруг крикнула: - Фаня, убери свои тряпки с лавки!

Чернушка снял шапку, но сесть не захотел: не рассиживаться пришел.

- Ничего, постоим... Я тут с дочкой по делу...

- К Годле все приходят не гулять. Кофту пошить или юбку?

Чернушка подал ей сверток, вспомнил о наказе Нохима:

- Нохим сам послал.

- Ой, какой он добрый, - язвительно проговорила Годля. - Сам послал к Годле! Вы слышали? - блеснула она глазом на печь, где сидели дети. - Сам послал ко мне! А к кому ж еще он пошлет, если тут одна Годля только и шьет?

Она привычно и ловко развернула сатин, спросила, сколько заплатили Нохиму.

- Обдирала, ой обдирала! - покачала она головой с "гугой". - Обдерет человека, голым, без рубашки, простите, отпустит, да еще - спасибо ему скажите! И таким мошенникам советская власть свободу дала, таким поганым нэпманам! Стоило революцию делать, кровь проливать, чтобы Нохим обдирал людей! - Она бросила взгляд на печь, крикнула: - Эля, там молоко кипит!

Эля подбежал к печи, стал суетиться с ухватом возле огня. Годля вынула из ящичка в машине мерку, но только спросила, какой Ганне фасон хочется, как Чернушка, предупредив Ганнин ответ, предусмотрительно завел разговор о плате. Может, еще и не сторгуемся, чего ж тогда огород городить! Боялся, что Годля заломит и много, и деньгами.

Он заметно смягчился, когда Годля сказала, что может взять мукой или картошкой. Но хотя Годля брала недорого, как ему и говорили те, у кого узнавал заранее, Чернушка все же поторговался. Не потому, что чувствовал в этом необходимость, а ради порядка - так было заведено Все так делали. Годлю тоже не рассердил спор-торговля, не впервые вела она такой разговор. Как только согласие было установлено, она, будто и не спорила совсем, спокойно и деловито начала ходить с меркой вокруг девушки.

Хотя мерила она, если глядеть со стороны, просто, но в том, как она делала это, молчаливо и серьезно, как, померив, прищуривая глаз, всматривалась в цифры мерки, было что-то таинственное, недоступное. Это невольно заставляло относиться к ней с уважением, почтительно. Впечатление необычности дополнялось самой обстановкой, которая делала хату непохожей на деревенскую. Правда, и у Годли стол и скамейки были такие, как у всех, самодельные, некрашеные даже, -э-ато у стены стоял пусть и ободранный, но все же городской красный комод. И кровати были, и на кроватях не тряпье, не рядна самодельные, а перины с красным низом. Перины тоже старые, изношенные. И картины на стенах ьисели черные, засиженные мухами...

- Не богато, грец его, живешь, Годля!

Годля как раз снимала мерку, ответила не сразу:

- А откуда мне быть богатой?

- Машина своя. Шить умеешь.

- Много толку с этой машины! - отозвалась Соня, старшая дочь. - Если в месяц придут из волости три человека, то она уже и рада!

- Соня, помолчи! Не пухнем, как в Наровле, с голоду!

- Не пухнем, потому что огород свой, куры, корова!

- Соня, ты стала очень умная!

Кончив мерить, Годля осмотрела Ганну озабоченным глазом, будто проверила, не ошиблась ли в чем-нибудь, неожиданно сказала:

- В городе женщины лифчики на груди носят, а у вас, не при мужчине будь сказано, лучше, чем у которой с лифчиком...

Ганна покраснела, но не удержалась, неуверенно спросила.

- Какие... лихчики?

- Какие?! Конечно, откуда вам знать! Лифчик - это вот тут такие, как бы лучше сказать... такие чашечки из материи на ленточках...

- А-а... - не поняла Ганна.

- Они - чтоб грудь была красивая, как у девушек, чтоб не висело. А то бывает, у иной груди и совсем нет, так набьет в лифчик ваты. И ходит как с настоящей грудью!..

- Это я слышал в солдатах, - брезгливо сказал Чернушка. Он плюнул с возмущением: - Распутство!..

Чернушка косо взглянул на Ганну: неприятно было слушать такой разговор с дочерью, но Годля ничего не хотела замечать.

- Конечно, у нас неудивительно, что женщина, извините - девушка, спрашивает, что такое лифчик. У нас в Глинищах или Куренях, может, мало кто знает и что такое рейтузы. Так рейтузы - женские штаны. А их не знают, потому что никто их, не при мужчине будь сказано, не носит!

- Еще чего не хватало, чтоб женщины в штанах ходили!

- Конечно, нашим глинищанским или куреневским женщинам и так хорошо! Будто им совсем не холодно, как городским!

- От безделья придумали это городские! - возразил Чернушка.

- Ой, не говорите, дядько Чернушка! А то я тогда забуду, что тут ваша дочь, и скажу вам такое!.. - Эля, молча следивший за разговором, весело рассмеялся. Годля деловито спросила Ганну: - Вам, конечно, надо скоро пошить?

- К субботе чтоб...

- Все просят, чтоб я спешила, как на пожар, всем надо скорее! Ну хорошо, пусть будет так, как вы хотите! К субботе так к субботе! В пятницу можете забрать!

Когда вышли на улицу и стали усаживаться на телегу, Чернушка сказал с удовлетворением:

- Ну вот, будет у тебя кофта! Не стыдно будет перед людьми показаться! Хоть перед Глушаком, хоть перед самим богом!

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Накануне свадьбы в дом Глушака пришла неприятная весть: будут переделять землю. Хотя старик давно знал, что передел земли должен быть, все же надеялся: может, какнибудь обойдется, минует их это зло. И теперь, когда надежде этой приходил конец, очень забеспокоился.

Из-за нового беспокойства мысли о свадьбе приутихли, не так болела душа от безрассудного поступка сына, - другая беда, куда большая, надвигалась, как туча с градом, угрожала его благополучию. Оттого, что беда эта была такой большой, он, человек трезвого, ясного взгляда, хотя и чувствовал опасную близость ее, все же как-то не хотел верить. Не хотел терять надежды на лучшее.

Тихий, ласковый, чутко прислушиваясь, остро поглядывая на всех, сновал он в рваном кожухе по деревне, прилипал к группкам людей: почти всюду только и было разговору что о землеустройстве.

- Все-таки сделают, деточки? - говорил в толпе куреневцев, куривших на завалине, Зайчик. - Думали - дуля, а на тебе - правда!

- Землемера уже назначили, - сказал Грибок. - Только он другим пока нарезает землю. А как там закончит, сразу приедет к нам.

- Так, может, пока он там управится, тут и снег ляжет! ..

- Миканор то же самое говорил, но Апейка, та-скать, авторитетно заявил: скоро, - вмешался Андрей Рудой. - Вы, мол, куреневские граждане, только успейте подготовиться, а его, следовательно, не придется ждать.

- Апейка - так? - переспросил Дятликов Василь.

- Апейка!

- Апейка - цена копейка! - дурашливо вставил Зайчик, но никто не засмеялся.

Хоня с уважением сказал:

- Тут не то что копейки, но и рубля мало.

- А какая тут подготовка нужна? ! - не столько спросил, сколько возразил Василь. - Чего тут готовиться?

- А того, - охогно и поучающе откликнулся Рудой Андрей.

Старый Глушак, видя, с какой важностью собрался Рудой объяснять это, подумал со злостью: хлебом не корми пустобрёха, дай ему слово вставить! Старик насторожился, догадка подсказывала - услышит что-то неприятное.

- А того! Тут такое дело, его как зря, наперекосяк, не сделаешь! Весь народ затрагивает оно, следовательно, с научным подходом делать надо. Чтобы комар носа не подточил. Сперва - переписать надо всех: сколько у кого земли и сколько душ - и рабочих и детей. Потом - взять на учет всю землю сполна и всех людей. И, та-скать, посмотреть - сколько у кого на рот приходится!..

- Со всех сторон проверить, - помог Рудому Грибок.

- Со всех-то со всех! Да только ж земля не у всех одинаковая! набросился на них Василь.

- Это верно, - согласился Игнат. - У кого земля вроде земли, а у кого такой песок, что никакой черт расти не хочет!

- Надо, чтоб они разобрались, какая где земля!

- Ага, без обмана!

- Разберутся! - заверил Хоня.

- Разберутся! Как приедет землемер, так ему и ослепят глаза самогонкой! - сказал убежденно Василь.

Алеша Губатый попробовал успокоить:

- Миканор сам проверять будет.

- Надо, чтоб - Миканор!..

- Того Миканора вашего землемер сорок раз обведет вокруг пальца! Такого грамотея, как Миканор !..

- Не обведет!

Лесник Митя, забредший сюда со своим всегдашним ружьем, засмеялся:

- Еще и дележ не начался, а уже готовы за грудки вцепиться!

- Хорошо тебе - не пашешь, не сеешь, - позавидовал Грибок.

- Живу. Не плачу.

- Погоди, может, и Поплачешь, - откликнулся Зайчик.

Алеша уверенно напророчил:

- Доберутся и до тебя!

- Пусть добираются! Добрались уже. Только у меня все чисто, как в церкви.

- До каких это пор ты будешь шляться, та-скать, как бездомный? Жена извелась с хозяйством, с детьми. Шкилет, та-скать, один остался, а ему хоть бы что! Еще и хвалится!