Тени сумерек - Берен Белгарион

— Где он? Где посланец? — послышался голос из-за двери. — Я должна его видеть!

Частый, дробный перестук каблуков — на крыльцо вышли две высокие, стройные женщины, одна — в синем платье, другая — в темно-сером; одна — совсем юная, другая — постарше; одна подвижная и задорная, как королек, другая — прямая и строгая, как лезвие меча; одна в расцвете полудетской красоты, другая — женщина, способная сделать счастливым даже эльфийского короля: они и похожи были на эльфиек, обе черноволосые, тонколицые, светлоглазые…

— Aiye, Rian Morfileg! — Берен распахнул объятия. — Elen sila lumenn omentielvo, Morwen Eledhwen! (26)

Одна с визгом кинулась со ступенек ему на шею. Другая, побледнев, так и застыла на крыльце — только пальцы перебирали кольцо Фелагунда, да губы шевельнулись беззвучно, произнося имя…

Глава 5. Хитлум

Казалось, трудно подобрать более разнородную пару, чем Хурин и Морвен. Истинная дочь Беорингов, черноволосая и сероглазая, стройная — даже теперь, после родов, и высокая — на полголовы выше Хурина — она была как морозный узор на стекле. А Хурин странным образом напомнил Берену отца, хотя по внешности ничего общего между ними не было. Барахир был высок, а Хурин на голову уступал Берену, у Барахира, пока он не поседел, были темные волосы, у Хурина — золотые, Барахир бороду брил, а Хурин — нет, может быть, затем, чтоб казаться старше: ведь девятнадцати лет он принял княжество и повелевал людьми много старше себя… А может быть, он стеснялся своего чуть скошенного подбородка, унаследованного от матери-халадинки. Хуор, будучи всего на три года младше брата, выглядел из-за этой своей черты совсем мальчишкой. И даже не глаза — у Барахира были серые в зелень, как дикий камень, у Хурина — в синеву. А вот — взгляд: открытый, смелый, внимательный…

— Как ты растопил этот лед, Хурин? — спросил горец, обнимая племянницу. — Никогда не думал, что снежинка и уголек могут быть такой прекрасной парой. Из вашего сына вырастет что-то особенное, или я — не я.

— Если вырастет что-то хоть вполовину такое как ты, otorno (27), — я буду счастлив, — сказал Хурин.

— Если вырастет что-то хоть вполовину такое же как его отец и праотцы, — ответил любезностью Берен, — то и славой и честью он превзойдет меня. Ибо вы сумели отстоять свой край — а я не смог.

— Есть вещи, которые не под силу одному человеку, — ответил Хурин. — И даже дюжине таких героев, какими были твой отец и князь Бреголас с сыновьями. Ты устал, Берен. Риан покажет тебе комнату, я велел затопить баню — отдыхай.

— …Я забыл спросить, как назвали малыша, — сказал он по дороге, любуясь толстой косой Риан и тем, как она метет вдоль пояска — туда-сюда, туда-сюда… Он покидал Риан четырехлетней малышкой, а теперь — поди ж ты, девица, и все при ней… Еще года три — и замуж… Спорим, что за Хуора? Чтобы узнать, по ком Риан вздыхает, не требовалось ее ни о чем спрашивать — надо было только увидеть, как она краснеет в присутствии княжича. Еще одна славная будет пара, подумал Берен — дай им Единый хоть немножечко счастья…

Риан обернулась, коса скользнула через плечо.

— Турин, — сказала она.

Они вошли в комнату — одну из мужских спален.

— Ты его еще увидишь сегодня, — продолжала Риан. — Морвен говорит, что будет похож на дядю, потому что черненький.

Ее улыбка исчезла, ресницы дрогнули. Берен проследил по лицу девочки весь ход ее мыслей: малыш будет похож на Барагунда, на того самого Барагунда, который вместе с Белегундом покоится под грудой камней в безымянном урочище у Тарн Аэлуин. Там же, где и Барахир, и несчастный Горлим, и юный Хаталдир…

— Ярн Берен, ты расскажешь мне про дэйди? — спросила она. Серые глаза влажно заблестели.

— Не сейчас. — Берен протянул руки и прижал девочку к груди, гладя по волосам и сжимая рукой плечо.

Скрипнула дверь — вошли служанка и Гили с набитыми свежей соломой тюфяками. Риан быстро вытерла слезы и, склонив голову, вышла.

Младенца ему показали поздним вечером, когда конены, рохиры и магоры, глушившие пиво и вино так, словно завтра — конец миру, уже были вполне самодостаточны и не заметили исчезновения женщин, князя и княжича и гонца, имени которого никто не запомнил.

Толстенные стены Хеннет-Аннун отлично хранили покой малыша Турина от грохота пиршественного зала и гулянки за оградой. Берен понимал причину такого шумного празднества по случаю Имяположения наследника хадорингов — среди невзгод, обрушившихся на Хитлум за последние годы, нужно было пользоваться любой возможностью дать людям, измученным неуверенностью, радость; вдохнуть в них надежду; показать, что Дом Хадора еще стоит и стоять будет.

Юный Турин делал все, что положено делать месячному младенцу: вращал бессмысленными серыми глазенками, хватался за протянутый палец, пускал пузыри, «колдовал» — так Риан называла беспорядочные движения тоненьких лапок — и пытался поднимать головку, если его брали на руки. Для своего возраста он на удивление зарос: густые черные волосы на темечке были в пол-пальца длиной, правда, на затылке образовалась маленькая плешь, но там, где она кончалась, с затылка на шею опускался целый локон, прямо-таки маленькая косица…

Харет, мать Хурина и Хуора, приняла малыша из его ладоней. Казалось, она и няньке не готова доверить внука, и в надежности его родной матери сомневается. Вдвоем со служанкой они остались в комнате, а все прочие вышли в малую трапезную — за Береном был рассказ о гибели Барагунда и Белегунда.

Все сели за небольшой стол, на который хромой слуга по имени Садор поставил лучшее пиво и вино, что Галдор, а теперь — Хурин приберегали для встреч с близкими людьми. Берен глотнул пива, чтобы промочить горло — и начал свою скорбную повесть, ничего не утаивая и не говоря лишнего. Он не смотрел в глаза никому, пока говорил, и лишь когда закончил — обвел всех взглядом.

Сильмарет, жена Белегунда, сидела молча, с неподвижным лицом. Так же молчалива и строга была Морвен. Риан, склонившись к плечу матери, содрогалась от беззвучных рыданий, Хуор, сжав губы и накручивая на палец прядь волос, глядел куда-то в сторону, Хурин, держа руку Морвен, смотрел прямо в лицо Берену и, наверное, за все время, пока длился рассказ, не отвел взгляда.

Берен снова посмотрел на Сильмарет и увидел, как она хороша собой. Она ведь была всего на три года старше Берена и вышла замуж совсем юной, семнадцати лет. Он хорошо помнил ее свадьбу с Белегундом — была весна, в долинах цвели яблони и на невесте был венок из полевых цветов. Ларн Мар-Финнеган вел в поводу белую кобылу, и распущенные волосы невесты были такими длинными, что спускались до седла. Возле ручья ждал Белегунд, в красной рубахе и синем плаще, и его друзья и родичи с выкупом за невесту — у Берена в руках был разноцветное тонкое льняное полотно, подарок матери и сестрам Сильмарет… Белегунд принял из рук тестя поводья, и перевел лошадь невесты через поток — туда и обратно. А потом она спешилась, они произнесли требуемую клятву, отпили из одной чаши, девушки обсыпали их зерном, а аксанир сказал, что они муж и жена перед законом и ликом Единого. Сильмарет сняла венок и бросила, не глядя, в толпу девушек — кто поймает, той идти замуж следующей… А ночью Берен и другие юные лоботрясы торчали под окном молодых — ждали, когда Белегунд по обычаю выбросит в окошко поясок жены…