На семи морях. Моряк, смерть и дьявол. Хроника старины. - Хельмут Ханке

Некоторые полинезийцы умудрялись покрывать татуировкой целиком все тело (что, разумеется, выполнялось не за один прием), поэтому они производили впечатление одетых, хотя на самом деле были совершенно голы. Умение добиться такого эффекта расценивалось как признак высшего мастерства. Такой сноровки достигали отнюдь не все татуировщики. Были также и бродячие «граверы» по коже, бравшие за свою работу значительно дешевле, но и выполнявшие ее намного хуже. Мастера же своего дела выполняли работу с большим или меньшим искусством, сообразно с предполагаемой оплатой. Одна из полинезийских песен выражает это с предельной ясностью:

Я – мастер высших прекрасных рисунков.Тому, кто мне хорошо заплатит,Я сделаю чудную татуировку.Тому же, кто плохо мне заплатит,Такой красоты не иметь вовеки.И пусть недовольные ропщут!Встань, Тангарра!Поднимись, Тангарра!

Маори, высокоразвитая способность которых к орнаменту выражается также и в великолепной резьбе по дереву, заполняли всю кожу на теле сложнейшими сюжетами, строго соблюдая при этом симметрию. Изобилие и красота татуировки считались знаками благородного происхождения и высокого социального положения. Ранг, личные качества, сознание собственного достоинства и звание – все это и даже еще больше (например, длинная родословная) могло быть выражено в татуировке. И поскольку рисунки на коже так много значили в общественном мнении, женщины без татуировки считались безобразными. Это следует из текста одной маорийской песни, которую пели в Новой Зеландии во время татуировки:

Ложись скорей, дочь моя, мы украсим твое лицоРуки, ноги и грудь татуировкой!Ведь без нее, о дочь, как в чужой дом войдешьСпросят люди, смеясь: «Откуда такой урод?»

Но и мужчину без татуировки тоже считали человеком второго сорта. Этнограф Липс[01] приводит следующий пример: один европейский художник написал портрет старого маори. Это была очень удачная картина. Однако когда портрет показали самому новозеландцу, тот спросил, кто на нем изображен. Художник воспринял этот вопрос как шутку, но маори взял кисть и нарисовал на свободной стороне холста полосы и крендели татуировки своего лица. Когда он закончил, то стал поучать европейца: «Вот так я выгляжу, а твоя мазня бессмысленна».

Поначалу не каждому европейскому матросу хотелось оставлять у себя на коже сувенир из Южных морей в виде татуировки. Одним это казалось чересчур болезненным, другие опасались, что, начни их разыскивать блюстители закона (а это случалось не так уж редко), татуировка может оказаться для них ордером на арест. Кое-кто из морских бродяг все же шел на это, как, например, английский матрос О'Коннел, вынужденный татуироваться после того, как взял в жены дочь полинезийского вождя.

Вскоре, однако, рисунки на коже вошли у моряков в моду. Дело зашло так далеко, что на матроса без татуировки смотрели как на неполноценного. Правда, в последующие столетия для этой цели не требовалось уже плавать в Южные моря. Специалисты имелись в любом европейском или американском порту. На больших военных парусниках не один член команды, желая обеспечить себе побочный заработок, имел набор татуировочных инструментов. Иногда подобное предприятие было поставлено на корабле настолько хорошо, что лица, имевшие к нему касательство, получали доходы, во много раз превосходившие их жалованье. Рядом с именами своих девушек матросы любили накалывать распятие. Они считали этот знак гарантией того, что в море с ними ничего не случится.

Однако большинство татуировщиков предпочитали оставаться на суше. Их мастерские ютились в портовых закоулках, нередко в задней комнате какого-либо притона, поскольку действовали они незаконно. В каталоге образцов из сотни различных рисунков клиент мог выбрать те, что ему особенно понравились. Сама процедура была не столь затяжной, как в Южных морях. На рубеже XX века, когда в Европе и Америке спрос на этот вид «искусства» достиг наивысшей точки, появился машинный способ татуировки. Как в электрической швейной машинке, уколы иглой производились механическим путем. Вручную осуществлялось лишь перемещение аппарата по контурам соответствующих трафаретов.

Применение машинки заметно ускорило процесс татуировки, особенно выполнение сложных рисунков, где требовались тысячи уколов иглой. Если для наколки вручную необходим был многодневный срок, то при помощи машинки она длилась лишь минуты, а вся процедура отнимала не больше часа. В наши дни приходится только удивляться, что случаи заражения крови были при этом не так уж часты, тем более что в ранки вводились краски, растворенные в моче.

В Европе искусство «гравировки по коже» скатилось до уровня техники рисунка по трафарету. Пришло оно в забвение и в Полинезии. Как подлинное искусство татуировка сохранилась лишь в Японии, где она испокон веков играла большую роль у дворянства. Европейцы, впервые ступившие на японскую землю, были немало удивлены тем, что тела аристократов обоего пола были буквально усеяны изображениями фигур богов и полубогов. Некоторые представляли собой своего рода ходячие хрестоматии: на их кожу были нанесены цитаты из японской мифологии и литературы. И вся эта татуировка была многоцветной!

Кто бы мог поверить, что незадолго до конца XIX века множество знатных европейцев будет ездить в Японию, чтобы сделать себе татуировку! Татуировочный ажиотаж охватил высшие круги Европы и Америки. В те времена такие мастера, как Хориясу и Чийо, пользовались международным признанием. Разумеется, оплатить устанавливаемые ими гонорары могли лишь состоятельные клиенты.

Кто только не татуировался в то время! В этой «иллюстрированной» компании находились английский король, русский царь и множество мелких коронованных монархов, принцев и глав правительств, штаб-офицеры, промышленные воротилы и даже дамы из общества!

Проститутки портовых городов, привыкшие к татуировке на телах матросов, теперь с изумлением увидели ее на коже знатной клиентуры, питающей слабость к портовым улочкам. Коль скоро этот обычай сделался признаком хорошего тона, стали татуироваться и сами жрицы Венеры. Делали они это по двум причинам: во-первых, чтобы получше заработать, а во-вторых, чтобы почтить своего единственного возлюбленного, чье имя они накалывали себе на нижней части живота.

То, что такой морской обычай, как татуировка, был перехвачен «сухопутными крысами», свидетельствовало о популярности моряка. Наколка имен на коже – тоже обычай моряков. «Я ношу на предплечье имя Лили», – поется в одной песне. Однако истинный моряк не ограничивался этим. Нужны были еще и подходящие картинки. В большинстве случаев Лили красовалась на волосатой груди своего вечно странствующего возлюбленного между парусником и маяком. Эти мотивы длительное время были очень популярны у матросов. Расплачиваться за это приходилось изрядной долей жалованья: за пользующиеся особым спросом сюжеты татуировщики требовали соответствующую надбавку.