АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира - Юлия Зябрева

       Кажется, ей не поверили. Кажется, ей грозила новая порция слухов о личной жизни ведущего специалиста компании "Шарм" Карины Лебедевой, её верного друга Вольдемара Заболонского и, чем чёрт не шутит, вдруг ещё и Мерзлихина Александра?

       То есть, Акакия...

       Всё-таки он был очень похож на Александра -- внешне. Только глаза чуть светлее, а волосы темнее, и кожа смуглая, ни грамма аристократической бледности. А внутренне... Там, где Александр невольно вызывал ассоциации с тигром-альбиносом, с шикарным снежным барсом, могучим белоснежным львом -- там Акакий казался тощим линяющим кошаком в возрасте около полугода. Уже не котёнок, но ещё не кот!

       Почему-то вспомнилось вдруг, как однажды Карина набралась смелости и спросила Александра, кого же он любит, её -- или Изабеллу?

       -- Ты не понимаешь, Александр! Ты не понимаешь, ты же заставляешь меня страдать!

       Александр осторожно сжал её пальцы и бережно прикоснулся к ним губами. Острая боль, граничащая с блаженством, пронзила тело девушки.

       -- Понимаю. Я люблю тебя, Карина.

       Если какую-то секунду назад она готова была расплакаться от горя, то теперь на глаза наворачивались слёзы радости.

       Он любит -- её!

       -- А Изабелла? -- против собственной воли проговорила Карина. -- А её ты...

       -- Ну что ты, -- Александр снова поцеловал её пальцы. -- Там... другое. Просто я не могу сейчас всё тебе объяснить. Ситуация, в которую я попал... она такова, что я не могу... не могу подвергать тебя опасности. Я, уже тем, что говорю тебе о самом существовании этой ситуации -- уже этим я могу причинить тебе вред.

       -- Но Александр! Расскажи, в чём дело! Я помогу тебе!

       -- Ты не сможешь, Карина. Ты же знаешь, обстоятельства бывают сильнее нас, и сейчас я вынужденно столкнулся именно с такими обстоятельствами.

       -- Но хотя бы намекни! Я клянусь, я не скажу никому-никому!

       -- Ни даже лучшей подруге Изабелле? -- грустно улыбнулся Александр.

       -- Ни даже ей! -- горячо заверила Карина.

       Александр обнял её за плечи. Долгое время или краткий миг -- сколько они простояли молча, дыша друг другом и не в силах надышаться?

       -- Если ты уверена... -- Александр медленно гладил волосы Карины.

       -- Да! Да, уверена!

       -- Если ты не боишься... разочарования...

       -- Нет! Нет, не боюсь!

       -- Тогда... я всё равно не смогу рассказать тебе многого. Но хотя бы, как ты и просила, намекну. Ты помнишь лекции Николаса? -- Александр не ждал подтверждений от Карины, продолжал. -- Помнишь, как он говорил о донорской крови? Ты знаешь, что не все вампиры согласны с заданными критериями цивилизованности, что существует заговор с целью захвата власти над людьми?

       Карина испуганно ахнула:

       -- Да как же...

       -- ...вот поэтому я и не могу сейчас ни назвать тебе имена тех, кто соболезнует заговору, ни... ни даже просто продолжить то, о чём начал говорить. Поверь, это всё ради тебя. Ради того, чтоб тебя никто не тронул. Я не могу поступать так, как велит мне моё сердце, потому что мой разум велит уберечь тебя от...

       Он не договорил. Карина отчаянно, изо всех сил, обхватила Александра за талию, прижала лицо к жилету, к обтянутым шёлком пуговицам.

       -- Александр! Давай уедем! Давай уедем вдвоём, только ты и я, и никого больше! И как можно дальше! Хочешь... в Китай! В Африку! На озеро Чад!

       Он тихо-тихо смеялся и продолжал гладить её волосы, и как-то так, без слов, одним молчанием и жестами сумел объяснить, что любит её. Очень. Что рад бы убежать с нею вместе хоть на край света! Но... есть обстоятельства, есть такие обстоятельства...

       Акакий проснулся и первые несколько минут не мог понять, где он, что с ним. Перед глазами теснились обрывки то ли недавней яви, то ли давних сновидений.

       Солнце стояло уже едва ли не в зените, поэтому Мерзлихин сделал вывод: на работу сегодня идти уже не за чем, а если его до сих пор не подняли звонком, значит, начальство на работе и вовсе ещё не появлялось.

       В соседней комнате о чём-то тихо переговаривались бабушка Селестина, Рауль и Стёпка. Акакий чувствовал себя виноватым перед ними, и позволил себе ещё несколько минут провести в постели, составляя пламенную и проникновенную речь, которая заставит их простить ему все грехи. Когда же речь была, наконец, готова, и он вышел с покаянным видом в зал, его встретили улыбки и приглашение на дневной кофе.

       -- Ребята, -- тихо позвал он друзей, когда на дне чашечки осталась только гуща, гадать на которой желания не было абсолютно никакого. -- Ребята, а вы знаете, она живёт двумя этажами выше. Прямо там.

       Он указал пальцем вверх и насладился зрелищем Стёпки и Рауля, синхронно утыкающих носы в потолок.

       Им не нужно было даже спрашивать, кто это -- она. И так ясно же, что Карина.

       -- А давайте её подкараулим! -- прошептал Степан, не отрывая взгляда от потолка.

       -- А давайте, -- серьёзно кивнул Акакий. -- Я готов прямо сейчас идти и караулить.

       -- Предлагаю выставить посты у подъезда и на лестнице, пролёт вверх и пролёт вниз, -- деловито предложил Рауль. -- Сверим часы, переведём мобилы в режим вибрации, и в путь! Чур, я вон туда, видите, там рябина и под ней сирень, меня там видно не будет, а я буду смотреть, кто входит. Сброшу звонки, когда увижу Карину...

       -- Мальчики мои, что вы задумали? -- поинтересовалась бабушка Селестина, раскуривая трубку.

       -- Потом расскажу, бабушка! -- на ходу обнял и расцеловал её Акакий, и они с друзьями отправились по местам.

       Рауль засел в кустах, как и собирался. У него просто поразительно получалось сливаться с местностью и становиться совершенно незаметным. Степан отправился на лестницу пролётом ниже этажа, где была квартира Карины, а Мерзлихин вжался в стену на пролёте, ведущем вверх. Затаил дыхание и закрыл глаза, обратился в слух, пытаясь уловить звуки за тяжёлой дубовой дверью.

       Сначала звуков не было. Никаких. Потом вдруг заработал лифт, прогрохотал вниз, а потом вверх... нет. Остановился на Каринином этаже.

       Из лифта выплыла девочка. Девушка. При виде неё у Акакия перехватило дыхание -- на миг показалось, что это Карина, только чуть ниже ростом, но нет. Это была не Карина.

       Девочка потянулась, зевнула и... нажала кнопку звонка в Каринину квартиру!

       Акакий спрятался за угол.

       Голос Карины:

       -- И как это называется?

       Голос -- почти как у Карины, только чуть менее глубокий, совсем юный:

       -- Но я же прислала тебе эсэмэску!

       -- Но я не разрешала тебе оставаться на ночь у Тани!

       -- Так я и не была у Тани!

       -- Что?! А ну быстро в дом!

       Хлопнула дверь, и Акакий выглянул из своего укрытия.

       Озадаченно потёр лоб.

       Что, получается, у Карины... дочка?

       -- Стёп, -- сбежал Мерзлихин по ступенькам, перепрыгивая через две-три. -- Стёп, ты представляешь! Я только что придумал план К-1! Пошли к Раулю!

       Они быстренько выбежали на улицу, и Акакий, приплясывая на месте и размахивая руками, кричал шёпотом, чтоб не услышала Карина:

       -- Я придумал! Я знаю, что делать! Я уверен! Это будет план, который сработает, вот увидите! Она не сможет мне отказать!!!

       Бабушка Селестина так и не дождалась от внука внятного объяснения происходящему. Впрочем, ей, обладающей достаточной долей проницательности, косвенных фраз и случайных оговорок хватило, чтобы понять: женщина, в которую влюбился Акакий, живёт прямо над ними, через этаж, у неё есть взрослая дочка и дочке отводится роль рычага управления действиями женщины.

       Попыхивая своей знатной трубочкой-цветком, Селестина любовалась совсем уже летними закатами, слушала стрижей и думала, что не подаст и вида, что уже обо всём догадалась.

       Зачем Акакию знать, что за его спиной незримым ангелом-хранителем всегда будет стоять любимая бабушка? Зря, что ли, она последние лет этак тридцать ждёт, когда же он восстановится окончательно, когда, наконец, проснётся его память... Не прорвётся случайно наружу повязанным на шею платком или галантными поклонами, а полноценно проснётся.

       Акакий городил ерунду, выплетая совершенно дикие россказни о каких-то летних командировках, Селестина кивала, пускала колечки дыма и втихомолку собирала чемоданы.

И снова Часть I. Антисумерки. Окончание.

Глава двадцать четвёртая. Свет в конце тоннеля.

       Первой мыслью стала мысль о том, что я просто обязана была в этот день умереть. Хоть как-нибудь. Хоть от чьей-нибудь руки. И то, что меня убил Эдик -- в высшей степени правильно.