Послание из прошлого - Сергей Александрович Милушкин

Однако Витя не увидел ничего из того, что ожидал.

С правой стороны стоял длинный деревянный стол, прожженный в десятке мест, большие и малые тиски, портативный сверлильный станок, три паяльника и баночка с припоем и канифолью и сотни, может быть, даже тысячи спичечных коробков, выстилающих всю стену за столом. На каждой крышке корявым почерком были написаны какие‑то странные сокращения и аббревиатуры наподобие «ГТ‑108 г», «ГТ‑109», «ГТ‑109ж» и многие‑многие другие. Витя не понимал значений этих надписей.

В глубине подвала был сооружен своего рода деревянный стеллаж и там темнела груда аппаратуры самых разнообразных форм и очертаний. Разбитые и раскрученные телевизоры, магнитофоны, приемники и деки, проигрыватели, сложные физические приборы типа осциллографа, — Витя видел такие в кабинете физики и куча других приборов и техники.

На правой стене висела здоровенная туристическая карта Москвы. Размечена она была как‑то странно: на булавках, пронизывающих определенные точки висели бирки с красными циферками.

С потолка свисали тонкие и толстые провода, одни были скручены в витые пары, другие одиночные, с обмоткой и без, медные, алюминиевые, стальные, латунные… десятки труб и трубочек стояли в углу.

От всей этой картины у Вити закружилась голова.

— М‑мой к‑к‑кабинет, — скромно сказал Шершень.

В довершение всего, справа под картой Витя увидел довольно длинный топчан на ножках, прикрытый стеганым одеялом. Под ним коробки, набитые книгами, схемами и монтажными платами, а за его изголовьем — узкую, в половину, а то и в треть нормальной ширины — дверь, на которой висело зеркало. Он не знал, что подвалы бывают многокомнатыми, но, похоже, в данном случае, так оно и было.

— Ста‑а‑авь сюда, — скомандовал Шершень и они водрузили телевизор на единственное свободное место на стеллаже.

— Ну‑ужно с‑с‑рочно что‑то р‑разбирать, — констатировал Шершень, оглядев свои владения. — М‑места уже нет.

— Ни фига себе! — потрясенный увиденным, выразил свои чувства Витя.

Конечно, в каком‑то смысле эта напичканная техникой конура напоминала гараж дяди Грома, но тот все‑таки больше слесарничал, строгал, ремонтировал и чинил авто, мотоциклы и мотороллеры. Шершень же, похоже, был радиоэлектронщиком.

Витя поднял глаза и увидел полку, на которой громоздилась широченная подборка разноцветных журналов. Он автоматически протянул руку, вытащил один и прочитал название: «Радио 10/84. Еженедельный научно‑популярный радиотехнический журнал». На обложке были запечатлены мужчины‑спортсмены, пожимающие друг другу руки.

Один из мужчин был очень похож на Шарова. Витя уставился на обложку, пытаясь понять, что бегун делает на обложке журнала «Радио».

Об уроках он совершенно забыл.

— Ну‑у что? Ра‑а‑асказывай, — услышал он позади себя голос и вздрогнул от неожиданности.

Витя замялся, положил журнал на место и присел на топчан, рядом с Шершнем, который выжидательно замер.

— Да… рассказывать и нечего, собственно. Магнитофон… у меня от папы остался. «Комета‑209». Хороший.

Шершень кивнул в знак согласия.

— О‑очень хо‑о‑ороший.

— И… мы… то есть, мама решила его продать. Мы решили его продать, чтобы… — Витя сбивался, потому что говорил неправду. Говори он правду, слова лились бы сплошным потоком, но врать было трудно, а выдумывать вранье на ходу — еще сложнее.

Темные глаза Шершня в полутьме странно блестели и Вите сделалось немного не по себе.

— Это необычный магнитофон, — решился, наконец, Витя.

Маленький светильник на верстаке почти не давал света, зато тени, которые плыли по стенам подвала, выглядели очень реалистично.

— Я не знаю, как так получается… в общем, наверное, ты мне не поверишь, но, когда несколько дней назад я записал сообщение… просто подключил к этому магнитофону микрофон и продиктовал запись с листочка… потом решил послушать, как получилось. Не сразу, конечно. Но через некоторое время… обнаружилось, что моя запись пропала. Исчезла.

Шершень покачал головой.

— Ле‑ента ра‑а‑азмагнитилась, скорее всего. Пп‑осмотри, мо‑ожет быть рядом мощный тт‑трансформа‑а‑атор от телевизора, например. И‑или еще что…

Витя тронул его за плечо.

— Нет. Не размагнитилась. Все с ней нормально.

— Т‑тогда что? Бра‑ак? Скачок на‑а‑апряжения?

— Нет.

Витя привстал с топчана, развернулся в узком проходе и облокотился на верстак. Он чувствовал странное возбуждение, какое обычно бывает перед важным уроком, — немного посасывает под ложечкой, но, если ты готов, воодушевление начинает бить ключом и буквально выпрыгивает из груди. И вот, ты первый тянешь руку…

— Нет! Там оказался голос! Другой голос!

— Г‑г…голос? Ч‑ч‑тоо ты‑ы имеешь в‑в‑виду? От ста‑а‑арой записи?

— Нет. Там никогда не было другой записи. Этот голос… в общем, ты только не падай… он сказал мне, что он из две тысячи десятого года, — выпалил Витя и замер.

Шершень странно покачнулся, посмотрел направо в свое отражение, потом снова повернулся к Вите.

— Две т‑т‑ысячи десятый? — переспросил он.

— Да, — подтвердил Витя.

— Я… я бы н‑н‑и‑икогда бы не о‑отдал этот м‑м‑агнитофон.

Витя уставился на друга. Тишина в подвале стояла такая, что было слышно, как натужно гудит нить накаливания маленькой желтой лампочки.

Витя не ожидал подобной реакции. Что угодно: восторг, смех, неверие, полное отрицание, но…

— Значит, ты… ты мне веришь?

— К‑конечно. Я п‑почему‑то всегда знал, что‑то та‑а‑акое с‑существует. Во‑от.

— И ты не спросишь, как там, в две тысячи десятом? Может быть, голос рассказал подробности. Ведь это может быть обычным розыгрышем. Честно говоря, я вначале подумал, что это ты меня хочешь разыграть.

— Я? — удивился Шершень.

— Ну да… ты все время мне казался… необычным. Я даже думал раньше, что ты — пришелец из будущего. Немного странный, и так много знаешь всего… И это… — Витя обвел взглядом подвальную конуру, больше похожую на комиссионный радиомагазин.

Шершень улыбнулся, но улыбка быстро сползла с его лица.

— Ха! — сказал он. — М‑м‑ы же на у‑урок опоздаем!

Витю пронзила странная догадка, но в следующее мгновение он о ней забыл, потому что ужас опоздания на первый урок физики, где властвовала Эльвира Григорьевна, жесткая и волевая женщина, повелительница электрических разрядов и закона Ома, владычица правила буравчика и хранительница сил притяжения.

— Блин, у меня физика! — вскрикнул Витя. — Бежим!

Они выскочили из подвала, Шершень закрыл замок и они, разгоняя голубей и кошек, понеслись по чистым пустынным улицам Москвы.

— П‑после у‑уроков ж‑жду тебя за ч‑черным ходом, — запыхавшись, выкрикнул Шершень, принял правее и отстал. Даже если кто‑то и видел их случайно вместе в окошко, то вполне мог подумать, что Витя решил таким образом лишний раз