Послание из прошлого - Сергей Александрович Милушкин

чемпиона в раздевалке. И пусть он споткнулся, но он все еще может прийти к финишу первым.

По лицу Шарова пробежала неуловимая тень. Он что‑то серьезно обдумывал. Годы, проведенные в системе, не прошли мимо — он стал другим. Совсем другим, полностью. И внешне, и внутренне. Ему было искренне наплевать на вчерашнего заключенного, его дальнейшую судьбу, как было наплевать и на его погибшую возлюбленную. И все же…

Шаров перевел взгляд на фотографию календаря.

— Я ведь тогда тебе просто не поверил. Сам подумай. К мастеру спорта, который в то время даже на одной ноге мог опередить всех соперников, пришел какой‑то сопляк и начал нести сущий бред. Откровенно говоря, я взбесился. Ладно бы ты просто автограф попросил. И что получилось… Если бы я послушал тебя, если бы услышал, что ты говорил, возможно, сейчас не сидел бы за этим столом. — Он помолчал, опустил тяжелые веки, потом быстро взглянул на Виктора и сказал: — Я дам тебе еще один шанс. Возможно, другого не будет.

За окном прогромыхал грузовик и приземистый опорный пункт как‑то разом встряхнуло.

— Ты кому‑нибудь, хоть своему коту, хоть черту лысому говорил, что пойдешь к колодцу?

Виктор задумался.

Может быть, он, будучи в подпитии, что‑нибудь обронил на квартире у Шкета? Вроде бы нет. Где еще он был? Тете Оле… да, сказал, что будет дома, и чтобы она не стеснялась обращаться, пока он не устроился на работу… но, чтобы про колодец… Да и тетя Оля… она же не может быть маньяком. Это исключено.

— Нет, — твердо сказал он. — Никому.

— Ты уверен?

Виктор уже ни в чем не был уверен. Кто мог быть в курсе? Он вдруг вспомнил, как оглядывал двор из окна квартиры Шкета, как выходил из дома несколько раз и ощущал на себе пристальные взгляды, шел к дому Лены и испытывал то же самое неприятное чувство слежки. Почему‑то при разговоре с Шаровым у него возникло ощущение, что это именно участковый следил за ним.

— Мне кажется… я думал… это вы за мой следите.

— Я же сказал, нет. И мысли такой не было. Зачем мне это?

— Ну мало ли.

— Значит, никто не знал, куда ты идешь.

— Никто. Разве что… — Виктор подумал, что только один человек был в курсе. Только он сам. В прошлом. Витя знал, что он туда рано или поздно пойдет. Но…

— Что?

— Я абсолютно уверен, что никто не мог знать. Я никому не говорил.

— Поэтому ты до сих пор жив, — чуть улыбнувшись, сказал Шаров. — А еще поблагодари патруль и сторожа. Возможно, они спасли твою жизнь.

— Да уж… — Виктор посмотрел на черные от крови джинсы. — И что же теперь делать?

— Для начала ты расскажешь мне все, что тебе известно. А потом мы нацепим на крючок живца и забросим в самый глубокий колодец этого города. Посмотрим, кто клюнет.

— Живца? Это кого?

— Тебя, разумеется, кого же еще. Ладно, времени не так много. Начни с того, где ты взял эти бриллианты. Только не говори, что в каждом колодце можно найти такие.

Глава 23

Когда сумбурная разноголосица, доносящаяся с лестничной клетки, наконец, стихла, а на улице фыркнула выхлопная труба последнего милицейского уазика, Витя приподнял голову с подушки и посмотрел на часы. Обычно в темноте их не было видно, но сегодня за окном висела огромная полная луна и ее необычайно яркий серебристый свет падал на противоположную от него стену.

Обычно, когда он долго не мог уснуть, то наблюдал за стрелками, пытаясь уловить движение самой короткой из них — часовой. Это было необычайно трудно, и всякий раз, когда казалось, что вот‑вот этот неуловимый сдвиг произойдет, он проваливался в глубокий сон.

— Половина второго, — сказал Витя, глядя на стрелки.

Секундная, спотыкаясь и замирая, описывала очередной круг. Минутная — еле‑еле, но все же ползла. А вот часовая… На какой‑то миг ему показалось, что часовая стрелка в странном бледном свете Луны вдруг пошла вспять. Это было настолько очевидно, что он почувствовал страх.

Он приподнялся в кровати. Его сотрясала крупная дрожь, хотя в комнате было тепло. Пережитый день давал о себе знать. Он знал, что проснуться завтра будет очень, очень трудно.

Почему он ничего не сказал Шершню по поводу рации? Этот вопрос его волновал больше всего. Вещдок, оставленный на месте преступления, сулил другу, не имеющему, в общем‑то, никакого отношения ко всему происходящему, большие неприятности.

«Может быть, позвонить ему сейчас?» — подумал Витя и тут же выбросил бредовую мысль из головы. «Значит, нужно как‑то поймать его в школе».

Он посмотрел на магнитофон, все еще стоящий на столе и вдруг ему ужасно захотелось послушать его в последний раз. Завтра мама отнесет аппарат в комиссионку. Вечером за чаем они так решили. Рублей триста, а может быть и триста пятьдесят, если повезет.

На вырученные деньги Вите купят новый спортивный костюм и кеды. А маме — новую сумку. Если тетя Оля не сможет помочь достать сумку, «ну, тогда положим на книжку, пусть лежат, потом пригодятся», — сказала мама.

Витя был не против костюма и кед. Но что касается сберегательной книжки, то после сегодняшнего происшествия с тетей Олей, ему показалось, что это может быть не так уж безопасно.

Особенно, когда снимаешь деньги с книжки и вечером идешь с ними домой. Всякое может случиться.

— Повезло ей, что жива осталась, — подслушал Витя за дверью разговор милиционеров. — Могли и череп проломить с такой‑то суммой.

— А сколько там было?

— Пять вроде. Пять тысяч.

Собеседник присвистнул.

— Вот тебе и директор столовой.

— Ага. Тут пятьсот рублей на нормальный магнитофон собрать не можешь. А она пять тысяч…

Витя приник ухом к двери. Мама была в ванной и шум воды заглушал некоторые слова милиционеров, но смысл он улавливал.

«Интересно, сколько зарабатывают милиционеры», — подумал он.

— Говорит, автомобиль собралась покупать.

— Пряхин позвонил в магазин и там сказали, что сейчас нет машин в продаже. Поэтому, скорее всего, она врет.

Раздался смешок.

— В магазине их никогда нет. Смешной твой следак.

Второй мужчина явно обиделся.

— Какой он мой? Не мой. Начальник собрал срочно, сказал, ты Киселев войдешь в следственную группу. Пряхин возглавит. Вот и все.

— А я на обходе. Этот подъезд