Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика - Маргарита Бычкова

Своеобразие распространения различных вероучений среди феодалов Литвы, на наш взгляд, имеет несколько аспектов. Несомненно, в его основе лежат причины политического характера, как для бывших католиков, так и православных. Для католиков переход в кальвинизм чаще всего был связан с политической ориентацией, позволяя создавать оппозицию королевской власти. Для православных – это ступенька, дававшая возможность в будущем подняться по служебной лестнице и упрочить положение семьи. Эти наблюдения подтверждаются тем фактом, что, кроме несвижских Радзивиллов (а Радзивиллы в Литве всегда были на особом положении), протестантизм держался в дворянских семьях в одном-двух поколениях. При этом сущест-вование религиозной общины во владениях магнатов и шляхты целиком за-висело от веры главы семьи: возвращение его в лоно католической церкви вело к ее распаду.

Распространению различных вероучений в шляхетской среде способствовали привилеи 20–30-х гг. XV в.: шляхтича нельзя было заключать под стражу без решения суда; без решения суда король не мог конфисковывать имения шляхты. Поэтому, на словах поддерживая католическую церковь и осуждая еретиков, королевская власть не могла на деле предпринять решительные шаги в условиях, когда феодалы внимательно следили за сохранением своих привилегий. Я. Тазбир красочно обрисовал картину гипотетического суда над шляхтичем-еретиком по вопросу о вере. Во-первых, суд состоял бы из шляхты-единомышленников, которая вряд ли стала в угоду королю осуждать свою родню и создавать прецедент для власти. Во-вторых, «слуги, выводящие шляхту из имений и ведущие ее в трибунал по обвинению в ереси – при виде этого из ножен были бы выхвачены сотни сабель самых верных шляхтичей-католиков»[761].

Но такая веротерпимость существовала в государстве лишь по отношению к шляхте, горожан судили по обвинению в ереси.

Взаимовлияние различных религиозных и культурных традиций на протяжении нескольких веков привело к тому, что в конце XV в. в Великом княжестве Литовском в самосознании феодалов сформировались своеобразные и оригинальные представления о происхождении класса феодалов и отношении феодала к власти. Здесь можно выделить несколько тенденций.

Литовские летописи, которые продолжали традиции древнерусского летописания, содержат родословную легенду о происхождении родоначальника великих князей и литовской знати. Составленная в конце XV в., она рассказывает, как родственник римского императора Нерона – Палемон вместе с представителями знатных родов решил переселиться из Рима. После морского путешествия они приехали в Литву, Палемон стал здесь править, а римские патриции, прибывшие с ним, стали родоначальниками знатных литовских родов[762]. Идея о происхождении родоначальника правящей династии от римского императора была в это время распространена в странах Восточной Европы. Аналогичные легенды в то же время появились в России и Молдавии. Известие о том, что вместе с Палемоном из Рима приехали родоначальники литовской знати, уравнивало генеалогически происхождение династии и можновладства.

Эта легенда не только переписывалась в XVI в. из летописи в летопись; она прижилась в самосознании литовского правящего класса. В середине XVI в. Михалон Литвин, путешественник и автор трактата «О нравах татар, литовцев и москвитян», также упоминает эту легенду, пишет о «древних римских обрядах» литовцев, их «полулатинском языке»[763]. В XVI в. уже существовали родословные легенды о происхождении из Италии предков магнатских родов (Радзивиллов, Гаштольдов, Пацев и др.).

Легенде о римском происхождении правителей Литвы противостояла другая, о рабском происхождении их первого князя Витеня. Она восходит к ранним хроникам Ордена и в какой-то мере заимствована русскими публицистами XV в.[764]

В орденской идеологии развивалось представление о диких варварах-литовцах, сарматах, чье завоевание и обращение в христианство было одной из задач орденской политики. В XIV в. участие в летнем походе Ордена на Литву и другие прибалтийские народы входило в образование европейского рыцаря. В сознании этого рыцаря объединялись в единое целое неверные сарацины, варвары, среди них сарматы-литовцы и частично поляки, от которых он шел освобождать гроб Господень[765]. Для этих целей крестоносцы в XIV в. осаждали Вильнюс, столицу католического епископа. В рамках такой идеологии родоначальник великих литовских князей Витень был рабом одного из литовских князей.

Очевидно, эту идею заимствовали и переработали в России, но русские авторы смягчили ее, сделав Витеня слугой полоцкого князя Рюриковича. Рабом полоцкого князя Витень назван в единичных случаях. Но уже в XVI в. с усилением роли князей Гедиминовичей (Бельские, Голицыны, Трубецкие и др.) при московском дворе в Государевом родословце (1555 г.) появляется новая легенда – Витень сам становится потомком полоцких князей[766]. В 60-е гг., когда у Ивана Грозного были сложные отношения с польским королем и великим князем литовским (Гедиминовичем по происхождению), новая редакция была признана царем официально: в послании Сигизмунду Августу (1567 г.) он писал, что о рабском происхождении Витеня «безлипичники врут», и признавал достоверной легенду о происхождении литовских великих князей от полоцких Рюриковичей[767].

В XV–XVI вв., особенно после выхода книги Матвея Меховского «Трактат о двух Сарматиях», в Польше распространяется идея о сарматском происхождении славян и литовцев. В более раннее время аналогичная «сарматская идея» развивалась французскими и немецкими авторами, но в Польше получила окраску, близкую к идеям Возрождения. Еще Ян Длугош, а вслед за ним Меховский писали, что происхождение славян от сарматов придает им древность, уводит их корни в античные времена. Позднее в польской шляхетской идеологии сарматская теория получила окраску равенства происхождения шляхты и государя. Воин-сармат наделялся рыцарственными чертами; сарматы во главе с Кракусом, основателем Польши, побеждали Александра Македонского и т. д.[768]

Безусловно, эти идеи были известны в Великом княжестве, где хорошо знали работы польских авторов. Но самостоятельного развития сарматская теория в Литве не получила: литовцы предпочитали подчеркивать свое итальянское происхождение. Может быть, этому способствовал более ранний образ литовца-сармата орденских идеологов. Интересно, что, говоря об общем происхождении славян от сарматов, польские авторы XVI в. никогда не писали о сарматском происхождении жителей Русского государства. Оставаясь для них славянской страной, она не вписывалась в сарматский мир.

К сожалению, разработка и освещение данной темы в русской, польской и литовской исторической литературе вынуждает нас остановиться. Еще не исследованы конкретные вопросы истории правящего класса Литвы в XVII в. Предварительно можно сказать, что в XVII в. все более будут сближаться политические структуры Короны и Литвы, а это в условиях феодального государства влечет и сближение сословных структур. Участившиеся набеги крымцев, связанные с усилением в XVII в. Оттоманской Порты, приведут к сближению в организации армии; шведский Потоп и борьба с ним также сблизят Корону и Литву. Но в XVII в. в Литве вспыхнет и интерес к национальной культуре: попытки создать свой алфавит и письменность, сохранить язык.

Как представляется, формирование правящего класса сыграло выдающуюся роль в истории Литовского государства. Из всех прибалтийских народов, подвергшихся в XIII в. экспансии Ордена, только Литве удалось создать и сохранить сильное сословие литовских феодалов, которое в условиях развития феодального государства может гарантировать сохранение национального государства.

Очевидно, этому способствовало то, что, присоединив в XIII в. русские земли, стоявшие на более высоком уровне политического развития, Литва выступала по отношению к ним как завоеватель, однако усвоение более высоких правовых норм и государственных форм, культуры, религии было ненасильственным и неполным. Православие так и не стало государственной религией Литвы. Добровольное принятие отдельных форм государственной власти и сословных норм привело к тому, что Литва в убыстренном темпе проходила процесс формирования феодального государства, и с конца XIV в., когда начинается сближение Литвы и Польши, последняя не смогла полностью навязать ей свою сословную структуру и государственность. Усвоив лучшие формы сословных привилегий Польского государства в XV в., литовские феодалы в XVI в. смогли создать собственные структуры и противостоять польской шляхте. Возможно, здесь сказалось то, что в формировании государственного устройства и правящего класса Польша и Россия, как славянские страны, имели общие черты. Литва все время сталкивалась с чем-то подобным.