Серебряные коньки - Мэри Мейпс Додж

– И правда, похоже на то, – вздохнул Ханс. – Но, знаешь, мама, давай-ка позабудем об этих деньгах. Конечно, они пропали; отец рассказал нам все, что знал. Не будем больше думать о них!

– Легко сказать, Ханс! Попробую, но трудно будет, особенно когда моему бедному мужу нужно так много всяких удобств… Ах ты господи! Что за непоседы эти девчонки! Ведь они только что были здесь. Куда ж это они удрали?

– Они забежали за дом, – сказал Ханс, – наверное, хотят от нас спрятаться. Тише! Сейчас я их поймаю и приведу к тебе. Они бегают быстрей и неслышней, чем вон тот кролик. Но я их сначала хорошенько напугаю.

– А ведь там действительно кролик. Слушай, Ханс, он, бедняжка, должно быть, совсем изголодался, если решился выйти из норки в такой холод. Сейчас принесу ему крошек.

И добрая женщина поспешила в дом. Вскоре она снова вышла, но Ханс не стал ее дожидаться. А кролик, спокойно осмотревшись, ускакал в неизвестном направлении. Обогнув угол, тетушка Бринкер натолкнулась на детей. Ханс и Гретель стояли перед Анни, а та с небрежным видом сидела на пне.

– Прямо загляденье… как на картинке! – воскликнула тетушка Бринкер, останавливаясь в восхищении перед детьми. – Много я видела картин в том роскошном доме, где я жила в Гейдельберге, но они были ни капельки не лучше.

Мои-то оба увальни, а ты, Анни, настоящая фея!

– Разве? – засмеялась Анни, просияв. – Так вот, Ханс и Гретель, вообразите, что я ваша крестная мать-фея и пришла к вам в гости. Задумайте каждый по одному желанию, и я исполню их. Чего вы хотите, господин Ханс?

Анни взглянула на юношу, и лицо ее на мгновение стало серьезным – быть может, потому, что она от всего сердца желала хоть раз обладать волшебной силой. А Хансу чудилось, будто она сейчас и впрямь фея.

– Я хочу, – проговорил он торжественно, – найти то, что искал прошлой ночью!

Гретель весело рассмеялась. Тетушка Бринкер простонала:

– Стыдись, Ханс! – и устало пошла в дом.

«Крестная мать-фея» вскочила и трижды топнула ножкой.

– Пусть говорят, что хотят, – промолвила она. – Твое желание исполнится. – Потом с шутливой торжественностью сунула руку в карман передника и вынула оттуда большую стеклянную бусинку. – Зарой ее там, где я топнула ногой, – сказала она, подавая бусинку Хансу, – и, прежде чем взойдет луна, твое желание исполнится.

Гретель рассмеялась еще веселее.

«Фея-крестная» притворилась очень недовольной.

– Скверная девчонка! – сказала она, скорчив страшную гримасу. – В наказание за то, что ты смеялась над феей, твое желание не исполнится!

– Ха! – в восторге крикнула Гретель. – Подожди, пока тебя о чем-то попросят, крестная. Да ведь я никакого желания и не задумала!

Анни хорошо играла свою роль. Не заражаясь веселым смехом друзей, она гордо пошла прочь, изображая воплощение оскорбленного достоинства.

– Спокойной ночи, фея! – кричали ей вслед Ханс и Гретель.

– Спокойной ночи, смертные! – крикнула она наконец, перепрыгнув через замерзшую канаву, и быстро побежала домой.

– Ну, не правда ли, она похожа на… на цветок… такая милая и прелестная! – воскликнула Гретель, с величайшим восхищением глядя вслед Анни. – Подумай, сколько дней она просидела в темной комнате с больной бабушкой… Но слушай, братец Ханс, что с тобой? Что ты собираешься делать?

– Подожди – увидишь! – ответил Ханс и, бросившись в дом, мгновенно вернулся с заступом и ломом в руках. – Я хочу зарыть свою волшебную бусинку!

* * *

Рафф Бринкер все еще крепко спал. Его жена взяла небольшой кусок торфа из своего почти иссякшего запаса и положила его на тлеющие угли. Потом открыла дверь и негромко позвала:

– Идите домой, дети!

– Мама, мама! Смотри! – во все горло крикнул Ханс.

– Святой угодник Бавон! – воскликнула тетушка Бринкер, выскочив за порог. – Что это с парнем?

– Иди сюда скорей, мама! – кричал Ханс в сильнейшем возбуждении, работая изо всех сил и после каждого слова вонзая лом в землю. – Видишь? Вот это самое место… вот здесь, на юг от пня. И как это мы вчера вечером не догадались? Ведь этот пень – от той старой ивы, которую ты срубила прошлой весной, потому что от нее падала тень на картофель. А молодого деревца здесь и в помине не было, когда отец… Ура! Ура!

Тетушка Бринкер не могла вымолвить ни слова. Она упала на колени рядом с Хансом как раз в ту минуту, когда он вытащил… старый глиняный горшок!

Ханс сунул руку в горшок и вынул оттуда… обломок кирпича… потом другой… потом третий… потом чулок и кошель, черные, заплесневелые, но набитые давно утраченным сокровищем!

Что тут творилось! Сколько было смеха! Сколько слез! Какие начались подсчеты, после того как все вернулись в дом! Чудо, что Рафф не проснулся.

Впрочем, сны он, должно быть, видел приятные: он улыбался во сне.

Могу вас уверить, что тетушка Бринкер и ее дети поужинали на славу.

Теперь незачем было беречь вкусные яства.

– Отцу мы купим хорошую, свежую еду завтра, – сказала тетушка Бринкер, вынимая холодное мясо, вино, хлеб, желе и ставя их на чистый сосновый стол.

– Садитесь к столу, детки, садитесь!

* * *

В ту ночь Анни, засыпая, думала, что вчера Ханс, должно быть, искал свой потерянный нож, и как будет забавно, если он действительно найдет его.

А Ханс, как только сомкнул глаза, увидел, что пробирается сквозь какую-то чащу; повсюду вокруг него лежат горшки с золотом, а с каждой ветки свешиваются часы, коньки и сверкающие бусы.

Как ни странно, но каждое дерево, к которому он приближался, превращалось в пень, а на пне сидела невообразимо прелестная фея в ярко-красной кофточке и голубой юбке.

Глава ХLII

Загадочные часы

В день посещения феи-крестной кое-что выяснилось еще раньше, чем нашлись пропавшие гульдены. А именно: выяснилось, как попали в дом часы, которые верная вроу Раффа так ревниво хранила целых десять лет. Не раз в минуты тяжкого искушения она боялась даже взглянуть на них, чтобы не поддаться соблазну и не ослушаться мужа. Тяжело ей было видеть своих ребят голодными и в то же время думать: «Продай часы – и детские щечки снова зацветут, как розы». – «Так нет же, – восклицала она тогда, – будь что будет, а Мейтье Бринкер не такова, чтобы забыть последнюю просьбу своего мужа!»

«Храни их бережно, вроу», – сказал он, отдавая ей часы. Вот и все.

Никакого объяснения не последовало: ведь едва он произнес эти слова, как один из его товарищей рабочих ворвался в дом с криком: «Иди, друг! Вода поднимается!