Ельцин и его генералы - Виктор Баранец

Все шло по американскому сценарию.

В начале января 1996 года генерал-лейтенант Сергей Здориков подал министру обороны РФ идею отметить День российской прессы. Идея Грачеву понравилась. Это был еще один способ найти «общий язык» с прессой. Многие газеты уже четвертый год распинали министра. Преследовалась и иная цель Приближались президентские выборы, печать постоянно «подсказывала» Ельцину, от кого ему следовало бы освободиться, чтобы иметь реальные шансы быть «всенародно избранным» на второй срок.

Министра иностранных дел (а за ним и Чубайса), к удовольствию многих СМИ, Ельцин, в конце концов, схарчил. Теперь огонь неминуемо должен был перенестись на Грачева. Нужно было предпринимать упреждающие действия.

Задобрить прессу было решено, основательно выпотрошив наградной фонд министра Поначалу была идея десяток главных редакторов ведущих московских газет наградить… именным огнестрельным оружием, но потом от этой совершенно дурацкой, да и к тому же противоправной, идеи отказались (хотя позже Счетная палата РФ выявит многочисленные факты награждения пистолетами огромного числа челяди из Администрации президента, правительства и других структур) А тогда остановились на офицерских кортиках и биноклях восьмикратного приближения. И здесь был перекос кортик как именное холодное оружие может вручаться исключительно действующим или отставным офицерам за серьезные заслуги По иронии судьбы, «заслуги» некоторых награжденных редакторов заключались в беспощадной критике военного министра…

Боевая шашка, инкрустированная драгоценными камнями, и два охотничьих ружья отменной работы тульских оружейных мастеров соответственно предназначались главным редакторам газет, которые нередко били по министру самыми крупными калибрами, — «Комсомольской правды», «Московского комсомольца» и «Известий».

В Доме приемов МО на Мосфильмовской состоялось щедрое застолье, где Грачев охотно сыграл роль тамады. Столы ломились от яств, захмелевшие редакторы никак не могли понять, почему это их на День прессы пригласило именно Министерство обороны, а не правительство — праздник-то общегосударственный.

Перебравшие корреспонденты лезли к генералам целоваться, гремел отряд ансамбля песни и пляски имени Александрова, а начальник аппарата министра генерал Валерий Лапшов прикладывался к ручке дородной певички… Все клялись в любви друг к другу. Министр в микрофон давил на то, что «период холодной войны остался в прошлом», явно намекая, что в обмен на икру и осетрину, а также щедрые подарки редакторы вспомнят «о совести и долге».

В конце вечера Грачев разоткровенничался и стал жаловаться на должность, на свои тяжкие обязанности, которые «не дают возможности ни лишнюю рюмку выпить, ни по бабам сходить»…

В хмельной компании такая «простецкость» министра обороны многим импонировала.

…Я смотрел на этого широкоплечего человека в темносинем костюме, с редеющим чубчиком «на бочок», с наполеоновским носом и думал: «Неужели это тот Павел Сергеевич, которого когда-то так уважали за умение воевать, за смелость и прямоту, за то, что каждый миллиметр своего служебного роста до августа девяносто первого он оплатил нервами, мозолями и кровью?» А потом кто-то сказал:

— Как лег под Ельцина, так и скурвился…

И вдруг какое-то странное чувство, подогреваемое хмелем, овладело мною, и я, налив до краев огромный фужер водки, ринулся сквозь толпу к Грачеву. Он удивленно взглянул на меня, потом на фужер и с какой-то давно забытой, афганской улыбкой потянулся за своей рюмкой. Но не успел я открыть рот, как стоявший рядом военный обозреватель «Независимой газеты» Олег Блоцкий, воевавший с Грачевым в Афганистане, опередил меня:

— Пал Сергеич, предлагаю выпить за командира сто третьей ВДД!

Грачев чокнулся с ним, потом со мной и сказал:

— А за министра Грачева ты не хочешь выпить?

Блоцкий закусывал бутербродом с красной икрой и почему-то молчал. Потом сказал:

— Выпью.

Мы налили еще. Олег чокнулся с нами и громко отрапортовал:

— За командира сто третьей ВДД!

Грачев поставил невыпитую рюмку на стол и посмотрел на Блоцкого уже без улыбки…

Я оделся и ушел.

Жадно заглатывая тяжелый морозный воздух, побрел от

Дома приемов МО, где бряцала веселая музыка, где красавица-цыганка перед столом обалдевающего «президиума» демонстрировала в танце свою роскошную грудь и где хмельные генералы объясняли не менее хмельным корреспондентам и редакторам, что «армию не надо добивать», а в ответ слышали уверения в любви. Накал этих уверений повышался по мере понижения уровня водки и коньяка в бутылках…

В моих глазах все еще стоял почему-то малюпусенький бутерброд с красной икрой — дома лежала хворающая дочка…

Сидя в грохочущем метровагоне, я размышлял о том, что История помнит всех своих детей — героев и подлецов. Талантливых и бездарных. Чистых и грязных. Она умеет отличать тех полководцев, которые оставили след в ней, и всего лишь наследивших…

В конце января 1996 года Грачев посетил Алма-Ату, Ташкент и Душанбе. Усиление активности оппозиции в Таджикистане и резкая критика руководства этой страны на встрече глав государств в Москве 19 января за слабый поиск общего языка с оппозицией, большая вероятность втягивания российской 201-й миротворческой дивизии во внутритаджикские разборки, плюс усиление активности вооруженной оппозиции, прорывающейся через границу из Афганистана, — все это диктовало необходимость поездки министра обороны в Среднюю Азию.

Встретившись с Рахмоновым, Грачев передал горячий привет от Ельцина и его слова: «Мы Таджикистан в беде не бросим».

На следующее утро министр на Ми-8 (плюс еще два вертолета огневой поддержки) отправился в Пархар — Богом забытый райцентр в нескольких километрах от таджико-афганской границы.

На вертолетной площадке огромная толпа встречающих. Гудели трубы, били барабаны. Одна из местных красавиц пригласила на танец Грачева. Он отказался, чем вызвал явное недовольство толпы.

Меня это поразило: сделать хотя бы три-четыре символических движения в паре с красавицей было крайне выигрышно в той ситуации. Отказ — неуважение (он был абсолютно прав, когда позже сказал, что у него не было толкового имиджмейкера). Стало неловко за Грачева. Наверное, не только мне.

Знающий местные обычаи другой русский генерал тут же закрыл собой брешь — пустился в пляс.

Праздничная колонна автомашин с хозяевами и гостями прибыла в центр Пархара. На одном из домов табличка с надписью: «Жилой дом П. С. Грачева». Тут же у всех на глазах режется здоровенный баран. Один из местных аксакалов держит речь:

— Мы избрали вас почетным гражданином района — так потребовал народ. Но тут возник вопрос: а где вы будете жить? Так что решили выделить дом. Теперь он ваш — что хотите, то с ним и делайте.

Шум, смех.

Вероятно, «подставной» таджикский журналист задает Грачеву вопрос, на который давно знает ответ:

— Павел Сергеевич, чем объяснить такое ваше внимание к Пархару?

И Грачев неспешно и с явным наслаждением повел рассказ:

— Так получилось, что с Пархаром меня связали жизнь и судьба. Впервые оказался здесь три года назад, во время жуткой эпидемии гелиотропного гепатита. Картина ужасная: тысяч пять человек болело, а ни медикаментов, ничего. В больницах дети со вздутыми животами, потом поражается центральная нервная система… каким-то ударом это по мне прошло — не мог потом ни есть, ни пить. И было принято решение оказать району помощь — и специалистами, и медикаментами, два самолета мы сюда прислали и эпидемию ликвидировали. С той поры у нас с жителями Пархара и началась дружба. А коли народ так это воспринял, я считаю своим долгом до конца жизни по мере возможности помогать им и приезжать сюда…

То был один из тех редких рассказов министра, в которых он ничего не прибавил и не уменьшил…

23 февраля 1996 года на церемонии в Кремле по случаю Дня защитников Отечества президент России Борис Ельцин вручил министру обороны РФ генералу армии Павлу Грачеву памятную именную золотую медаль. Медаль имела порядковый № 2 (№ 1 был вручен канцлеру Колю), весила 100 граммов, была сделана из золота высшей — 999-й пробы и стоила почти 8 миллионов рублей. На одной ее стороне был изображен Борис Ельцин, а на другой — надпись «От президента Российской Федерации».

Вручая медаль Грачеву, Ельцин сказал:

— Это не государственная награда. Это от меня лично.

Видно было, что Грачев волновался. Он сбивчиво поблагодарил Ельцина и еще сказал что-то невнятное, похожее на просьбу носить награду. Президент с легким недоумением разрешил…

В тот день на Арбате некоторые генералы и полковники стали поговаривать о том, за счет каких средств появилась на свет президентская медаль. Да и ко времени ли она — армии еле хватает на прожитье, а Верховный главнокомандующий министру — золото… И пошло-поехало: «Ельцин разбазаривает золотой запас страны».