Разведка боем - Василий Павлович Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, посмотрим, зачем меня зовет Батуринский. А что, и поеду.
Я ведь и есть фактор, заставивший Карпова решиться. Потому что через три года высока вероятность, что на Карпова выйду я. Матч будет внутренний, с небольшими призовыми. И, если я выиграю, то Анатолия ждет судьба Бронштейна или Корчного. Почтенных и уважаемых гроссмейстеров, но не более того. Гроссмейстеров, упустивших шанс. Зависящих от Батуринского и прочих чиновников. Захотят — выпустят в Милан, захотят — в Дечин, а захотят — никуда не выпустят.
Потерять верные три миллиона? Отказаться от матча века?
Нет. Карпов боец. И он вступил в бой.
Глава 22
ЧИЖИК И СИЛКИ МОСКВЫ
Восьмого июля 1975 года, вторник— У нас право… Погодите, Евгений Михайлович, уж больно длинное слово… — я достал записную книжку, раскрыл. — У нас право не-экс-клю-зив-ное. То есть неисключительное. Мы можем публиковать повесть в «Поиске», что и сделали. А договор с автором на издание повести отдельной книгой волен заключить всякий. Если, разумеется, автор пойдет навстречу. За нами первая публикация, и только, но мы расцениваем её как несомненный успех журнала.
— За нами, за нами. Но нам потребуются миллионы экземпляров, а «Поиск» сколько даст?
— Тираж наш известен.
— Ну вот. А нужно миллиона два, три.
— Скорее пять-шесть. Если у вас есть мощности, так что ж… Заключайте договор, и печатайте отдельной книгой.
— До этого мы и сами додумались, Михаил. Но Леонид Ильич не даёт добро, — и посмотрел на меня выжидающе.
А я на него.
Если Тяжельников думает, что я могу повлиять на Брежнева, то пусть и дальше так думает. А я помолчу. Не буду говорить ни да, ни нет.
Почему Брежнев не даёт добро, я знаю. Потому, что волнуется. Не знает, как примет повесть читатель. И не хочет миллионных тиражей просто так, в силу служебного положения. Другое дело, если понравится… А повесть хороша. Брежневу есть, что рассказать, а Пантера эти рассказы превратила в то, чем наш журнал и живёт — в остросюжетную историю. История, которая захватывает читателя и не отпускает до последней страницы. И даже дальше.
— Если бы можно выпустить отдельно… — начал Тяжельников и остановился.
— Мы вправе публиковать повесть только в составе журнала. Если есть возможность — то нужно отпечатать дополнительный тираж номера целиком. Иной возможности я не вижу, — сказал я.
— Весь журнал?
— Да, все триста сорок восемь страниц.
— Но повесть занимает всего…
— Шестьдесят четыре страницы, да. И что с того? Бриллиант нуждается в оправе. Остальные страницы — это оправа. Со своими камешками, пусть и поменьше. Дайте нам бумагу, и будет дополнительный тираж. Без бумаги, сами понимаете, никак. У нас не капиталистический рынок, бумагу запросто не достанешь.
— Мы посмотрим, что можно сделать, — сказал Тяжельников.
— Сделать? Запустить обсуждение повести в комсомольских изданиях. Центральных — «Комсомолке» и «Пионерке», областных и прочих. Радиостанция «Юность», телевидение. А там, через месяц, выйти с ходатайством к Леониду Ильичу: комсомол требует вашу повесть!
— Интересно, — но видно было, что не очень-то и интересно. Что он ждал другого. Ага, ага. Волшебные палочки — это предмет сугубо индивидуального пользования. С ограниченным числом исполнения желаний.
— Сделать-то мы сделаем, — продолжил после короткого размышления Тяжельников. — Но, получается, мы одновременно будем продвигать и «Подвиг».
— Именно.
— А не слишком ли это… деловито? Запрячь комсомол в телегу журнала?
— Скорее, наоборот. Это «Поиск» — дополнительный мотор комсомола.
— Но прибыль-то идет вам!
— Помилуйте, Евгений Михайлович! Какое нам? Прибыль идёт в первую очередь государству и учредителям. А кто у нас учредитель? Центральный комитат ВЛКСМ. Редакционные расходы составляют не более полутора процентов от стоимости номера. Причём в эти полтора процента входит всё: зарплата сотрудников, гонорары авторов, содержание помещёния, командировочные и транспортные расходы, в общем — всё.
— Но мне жалуются, что у вас огромные премии!
— Я бы понял, если бы жаловались на маленькие премии, а так… Кто ж это жалуется?
— Жалобщики всегда найдутся.
— Те, кого мы уволили за неспособностью? Или вовсе посторонние? Завистники?
— Есть сигналы, — уклончиво ответил Тяжельников. — И вообще, вокруг «Поиска» замечен нездоровый ажиотаж. Спекулянты продают номера по два, три, а порой и по пять рублей.
— Значит, мы работаем хорошо. Завидуют ведь тем, кто впереди. Тем, кто плетется в хвосте, не завидуют. Никто ведь не отдаст кровный трояк за дрянь. Нужно бороться не с журналом, а со спекулянтами. Устанавливать тираж соответственно спросу. Человек подпишется на журнал, и никакой спекулянт на нём не наживётся. Я думаю, подобные жалобы нужно рассматривать всесторонне. Чего добиваются жалобщики, пытаясь вставить палки в колеса журналу советской молодежи? Что ими движет? Ненависть к нашим успехам? К нашим авторам?
— Ну, это вы, Михаил, перегнули.
— Не знаю, не знаю, — но дальше развивать тему не стал. Не время.
— Ну, хорошо, — решил подвести черту Тяжельников. — Мы изыщем резервы бумаги в самые ближайшие дни. Можно сказать, в ближайшие часы. Печатайте, сколько сумеете. Возможно, удастся припрячь и пару-тройку типографий.
Я промолчал. Будет бумага — напечатаем. Будут типографии — хорошо. Не будет — всё равно задача выполнена. Мы и сами нашли способ на дополнительный тираж. Небольшой, но лучше, чем ничего. А в седьмом номере много интересного и увлекательного. Прочитают, глядишь, и подпишутся. Если сумеют.
— Теперь следующий вопрос, — не дал мне расслабиться Тяжельников. — Что ты думаешь о Карпове?
В шахматах Тяжельников чувствовал себя увереннее, чем в случае с повестью Брежнева, и потому перешёл на генеральское «ты».
— В смысле?
— В прямом смысле.
— В прямом смысле я думаю, что думать преждевременно. Сначала мне нужно отобраться в межзональный турнир, оттуда — на матчи
