Декалог 1: Загадка - Стивен Уокер

Лиз, такая же обкуренная, как и её друзья по Кембриджу, встречала каждое их предложение словами «Доктор смог бы придумать что-нибудь лучше». Доктор. Что ей делать с Доктором? Она открыла дневник и написала: «Доктор — кто?» на странице, озаглавленной «Незавершённые дела».

Её колокольчики на двери зазвенели. Открыв дверь, она увидела стоящего за ней Доктора. На нём был ярко-лимонного цвета комбинезон, а на шее был повязан большой пластиковый мусорный пакет, который Лиз недавно выбросила. А он стал лучше одеваться, — подумала Лиз.

Повелители времени проявили себя достойными своего имени, но вот чувство пространства их снова подвело. Материализовавшись, Доктор оказался в мусорном баке недалеко от квартиры Лиз.

— Здравствуйте, Лиз. Я не хотел отпускать вас без подарка, — Доктор протянул ей контейнер сообщения повелителей времени.

Лиз покраснела и попыталась придумать оправдание. Как Доктор узнал, что она уходит? Она мысленно выругалась на бригадира. Человек его должности должен уметь хранить секреты. Она взяла контейнер. Тот раскрылся. Прокомментировав необычность упаковки, она вынула оттуда диск размером с ладонь. На его поверхности плавал её объёмный мерцающий портрет.

— Голограмма! Как красиво, Доктор!

На мгновение Лиз показалось, что он похож на привидение, пойманное в зеркало. Она сказала об этом вслух.

— Наверное, это и есть привидение, — ответил Доктор.

Он узнал в диске отпечаток сознания, который показала ему другая Лиз. Теперь он существовал вне времени; воспоминание о ещё не случившемся.

— Считайте, что это привидение из будущего. Хотите узнать, что оно может рассказать?

В лаборатории Доктора, обвешанная подкожными электродами, соединяющими её с консолью ТАРДИС, Лиз Шо ознакомилась с содержимым диска. Не имея тех оправданий и того опыта, которые облегчали ей принимать методы Элиты Власти, она оценила своё будущее в холодном свете настоящего.

— Но это будущее ведь не обязательно должно случиться, Доктор?

— Разумеется, нет. Поэтому повелители времени и послали вам это сообщение. Видите ли, Лиз, это всё их вина. Сослав меня на Землю, они нарушили Первый Закон Времени. Они изменили будущее. Вы хотите использовать на благо Земли то, что узнали, будучи моим ассистентом. Но наука так не делается. Технология не является морально нейтральной. Её значение определяется культурой. И ваша культура ещё много веков не будет готова иметь дело с теми возможностями, примером которых является ТАРДИС.

— Но я не могу перестать знать то, что я знаю.

— Но вы можете отказаться пользоваться этим, Лиз. Или же использовать ваше знание для другой цели. Мало кому выпадает возможность знать последствия своих действий до того, как эти действия совершаются. Вы получили такую возможность. Я знаю, что вы воспользуетесь ею правильно.

И Лиз Шо вернулась в Кембридж и посвятила свою жизнь изучению происхождения Вселенной. Она написала книгу об истории времени, настолько умную, что никто её не понял. И двадцать лет спустя, когда она выглянула из окна в Кембридже на безоблачное небо, она увидела в нём не источник возобновляемой энергии, а просто ясный, солнечный день.

Своего рода революция пронеслась по Цитадели повелителей времени. Были казнены несколько кардиналов, а голова Верховного Первосвященника Времени, ненавистного «Папы Времени», на шесте была обнесена вокруг Паноптикума. Агентство Небесных Вмешательств[14] смогло направить недовольство масс против духовенства, оставив свою секулярную власть неизменной.

— Доктор показал себя полезным, — заметил агент, повелитель времени. — Мы можем использовать его ещё.

— Необходимо кое-что скорректировать, — ответил его коллега. — Мы должны сделать так, чтобы Доктор был на Земле занят. Я связывался с надзирателями Шады. Они позволили сбежать тому, кто называет себя Мастером.

— Мастер! — воскликнул первый. — Он же маньяк-убийца. И вы же знаете, как он относится к Доктору. Мастер его уничтожит.

— Как я и сказал, нужно кое-что скорректировать, — второй повелитель времени надел на голову шляпу-котелок; она хорошо дополняла его костюм в тонкую полоску. — Доктор будет предупреждён.

Я взял из рук Сильвермана диск.

— Значит, это — Лиз Шо, — размышлял я.

Диск отражал мерцающий свет лампы как зеркало; зеркало, из которого мне улыбалось непостижимо объёмное изображение молодой женщины с длинными рыжими волосами. Я неохотно вернул диск на стол.

— И это, похоже, тот же Доктор, который нарисовал фигурку пришельца на буклете, — заметил Сильверман, указав костлявым пальцем на скомканный листок бумаги.

— Да, верно, — согласился я.

Мой клиент внезапно встал, резко оттолкнув назад своё кресло.

— Поверить не могу! — бормотал он, ходя туда-сюда по кабинету. — Вы обсуждаете всё это так, словно это… игра какая-то! Вы что, не понимаете? — он посмотрел на нас глазами маньяка. — Мне нужно найти этот цилиндр! Вы должны мне помочь!

На лице Сильвермана снова появилась улыбка покойника:

— Мой дорогой сэр, именно это мы и пытаемся делать.

— Пытаетесь! — человечек качал головой. — Но ни одна из этих историй не имеет отношения к тому, что случилось со мной в Лос-Анджелесе.

— Должен признать, — вмешался я, — что похоже на то, что мы уже узнали всё, что могли узнать.

Это, похоже, задело профессиональную гордость Сильвермана:

— Я уверен, что вы ошибаетесь, мистер Эддисон. Если позволите мне продолжить, я уверен, мы сможем узнать об этом человеке больше.

Я посмотрел на него скептически:

— Ну, возможно, но я до сих пор не знаю, что из этого всего следует. Странные планеты, разные отрезки времени, альтернативные измерения… Мне всё это кажется каким-то сумасшествием.

Несмотря на мои слова, Сильверман начал барабанить пальцами по столу, видимо, что-то обдумывая.

— Пожалуй, я могу попробовать ещё кое-что, — признался он. — До сих пор я впадал в транс лишь первого уровня. Есть ещё второй уровень, более глубокий, в котором связь с личностями, отпечатавшимися на артефактах, сильнее. Этот метод не лишён… риска… Но он может раскрыть гораздо больше.

Он повернулся ко мне, почти умоляя:

— Позвольте мне попытаться ещё один раз.

Я глубоко вздохнул. Это становилось всё безумнее и безумнее.

— Ну ладно, так и быть.

Я посмотрел на своего клиента, тот кивнул и вернулся на место.

— Да, — пробормотал он, — нужно продолжать. Мне нужно узнать, куда я ходил в городе!

Сильверман снова осмотрел предметы на столе и, принимая решение, выбрал нечто, похожее на мундштук какого-то духового инструмента. Он держал его перед нами, крепко зажав его в руке.

— Итак, джентльмены, — сказал он. — Мне необходима ваша полная сосредоточенность. Сконцентрируйте свое внимание на моих руках. Вы можете стать свидетелями… странных вещей, но вы не должны позволять, чтобы вас что-то отвлекало.

Закрыв глаза, Сильверман начал что-то бормотать, словно волшебник заклинание. Снова подул ветер, сильнее, чем раньше, керосинку сдуло со стола, а с полок посыпались книги. В этот раз свечение рук Сильвермана было настолько сильным, что я едва мог на них смотреть. Несмотря на предупреждение о том, что нельзя отвлекаться, я дёрнулся от неожиданности, когда ясновидец вскрикнул, но не своим голосом, а чистыми высокими нотами молодой женщины.

Пол Корнелл

Lackaday Express

Я пьяная. Я бью кулаком. Джеймс пошатнулся, и из его носа пошла кровь. Кровь течёт. Замедляя всё, я вижу её зависшие в воздухе контуры. Его крик превращается в одну ноту. Я останавливаю всё. Его крик безграничен, шипящая песня информации.

Столько подробностей. Эта вечеринка была в Кэмдене, мне тогда было двадцать лет. Неубранная старая гостиная, сквозь гардины ещё пробивается летний вечер. Почему улыбается Брюс? И что это за человек на кухне, чуть-чуть не попадающий в поле зрения? Если я смогу вытянуть голову ещё на пару сантиметров, то смогу увидеть кто это. Видимо, за всю вечеринку я его так толком и не рассмотрела, не помню ни его лицо, ни кто он такой.

Но мы же не рассматриваем всех, не говорим со всеми, не знаем всех. Если кто-то выложит перед нами фото и спросит «Вы видели этого человека?», то единственным честным ответом может быть «Не знаю».

Кровь висит. Стоп-кадр. Ха! Были бы это и вправду кадры, были бы настоящие Моменты, я бы смогла проскользнуть между ними наружу. Я была бы свободной. Но когда я останавливаю движение, изображение дрожит маленькими изменениями. Что-то в нём меняется быстрее, чем я могу отследить, словно эта остановка даёт мне жалкое представление о следующем шаге времени. Может быть, поэтому отдельные остановленные звуки звучат как сложные песни на непонятных мне языках. Мой стоп-кадр — это день чьей-то жизни. Быстрые Люди пробегают сквозь вас, пока я говорю это.