Том 6. Пьесы 1901-1906 - Максим Горький

Лиза. Да, да!

Антоновна. То-то… (Уходит в столовую.)

Протасов (оглянувшись). Удивительная старуха! Бессмертна, как глупость… и так же назойлива… Как здоровье, Лиза?

Лиза. Хорошо.

Протасов. Это чудесно! (Напевает.) Это чудесно… это чудесно…

Лиза. А нянька права, знаешь?

Протасов. Сомневаюсь. Старики редко бывают правы… Правда всегда с новорожденным. Лиза, посмотри, здесь у меня простые дрожжи.

Лиза. Нянька — права, когда говорит, что ты мало обращаешь внимания на Елену…

Протасов (с огорчением, но мягко). Как вы мне мешаете, — ты и нянька! Разве Лена — немая? Ведь она сама могла бы сказать мне… если б я что-нибудь… как-нибудь не так, как нужно, и… вообще там… А она молчит! В чем же дело?

(Из столовой выходит Егор, немного выпивший.) Ага — вот Егор! Здравствуйте, Егор!

Егор. Доброго здоровья.

Протасов. Видите ли, в чем дело, Егор: нужно устроить маленькую жаровню… с крышкой… такая конусообразная крышка, а в вершине ее круглое отверстие, выходящее трубой… понимаете?

Егор. Понимаю. Можно.

Протасов. У меня есть рисунок… где он? Идите сюда…

(Ведет Егора в столовую. В дверь с террасы стучит Чепурной, Лиза отворяет ему.)

Чепурной. Эге, дома? Добрый день!

Лиза. Здравствуйте…

Чепурной (поводит носом). И коллега дома, как слышно по запаху…

Лиза. Откуда вы?

Чепурной. А с практики. Собачке жены управляющего казенной палатою горничная хвостик дверью отдавила, — так я тот собачий хвост лечил, и дали мне за это три карбованца, — вот они! Хотел купить вам конфет, да подумал: пожалуй, неловко угощать вас на собачьи деньги, и — не купил.

Лиза. И хорошо сделали… садитесь…

Чепурной. Однако же от этого варева запах — сомнительной приятности. Коллега, уже кипит!

Протасов (выбегая). Не надо, чтобы кипело! Ну, что это?! Что же вы не сказали, господа?

Чепурной. Да я же сказал, что кипит оно…

Протасов (огорченно). Но — поймите: мне совсем не нуж- но, чтобы кипело!

(Егор выходит.)

Лиза. Кто же это знал, Павел?..

Протасов (ворчит). Мм… черт!.. Теперь снова надо…

Егор. Павел Федорович, дайте рублевку…

Протасов. Рублевку? Ага… сейчас! (Ищет во всех карманах.) Лиза, у тебя нет?

Лиза. Нет. У няни есть…

Чепурной. И у меня тоже… вот три!

Протасов. Три? Дайте, пожалуйста… Вот, Егор, три, — все равно?

Егор. Хорошо… сосчитаемся… Спасибо! Прощайте…

Лиза. Павел, няня просила тебя сказать ему… ты забыл?

Протасов. Что — сказать? Ах… да! Гм… да! Егор, вы… присядьте, пожалуйста! Вот… Может быть, ты сама скажешь, Лиза?.. (Лиза отрицательно качает головой.) Видите ли, Егор… мне надо вам сказать… то есть это нянька просила… дело в том, что вы… будто бы бьете вашу жену? Вы извините, Егор…

Егор (встает со стула). Бью…

Протасов. Да? Но, знаете, это ведь нехорошо… уверяю вас!

Егор (угрюмо). Чего хорошего…

Протасов. Вы понимаете? Так зачем же вы деретесь? Это зверство, Егор… это надо оставить вам… Вы — человек, вы разумное существо, вы самое яркое, самое прекрасное явление на земле…

Егор (усмехаясь). Я?

Протасов. Ну да!

Егор. Барин! А вы бы спросили сначала, за что я ее бью?

Протасов. Но — поймите: бить нельзя! Человек человека не должен, не может бить… это же так ясно, Егор!

Егор (с усмешкой). А меня били… и очень даже много… Если же про жену сказать… может, она не человек, а — черт…

Протасов. Какой вздор! Что такое черт?

Егор (решительно). Прощайте! А бить я ее буду… покуда она передо мной не станет как трава перед ветром, буду я ее бить! (Идет в столовую.)

Протасов. Послушайте, Егор! Вы же сами сказали… ушел! И, кажется, обиделся… Как глупо вышло… Эта нянька всегда… что-нибудь устроит… нелепое! (С досадой уходит за портьеру.)

Чепурной. Очень убедительно говорил коллега!

Лиза. Милый Павел… он всегда смешной!

Чепурной. Я бы, знаете, того Егора за чуб да палкой!

Лиза. Борис Николаевич!

Чепурной. А что? Ну, простите, коли грубо. Но он рассуждает правильно: его били, значит, он может бить! Я продолжаю: следует его еще бить…

Лиза. Прошу вас… зачем вы так говорите, зачем?

Чепурной. Да на этой же логике построены все карательные законы!

Лиза. Вы знаете, как я не люблю, как боюсь всего грубого… и всегда вы, как будто нарочно, дразните меня! Подождите… Этот слесарь… он вызывает у меня чувство страха. Он такой… темный… и эти огромные обиженные глаза… Мне кажется, я их уже видела… тогда, там, в толпе…

Чепурной. Э, да не вспоминайте! Ну его…

Лиза. Разве можно забыть об этом?

Чепурной. Что толку?

Лиза. Там, где была пролита кровь, никогда не вырастут цветы…

Чепурной. Да еще как растут!

Лиза (встает и ходит). Там растет только ненависть… Когда я слышу что-нибудь грубое, резкое, когда я вижу красное, в моей душе воскресает тоскливый ужас, и тотчас же перед глазами встает эта озверевшая, черная толпа, окровавленные лица, лужи теплой красной крови на песке…

Чепурной. Ну, снова вы договоритесь до припадка…

Лиза. И у ног моих — юноша с разбитой головой… он ползет куда-то, по щеке и шее у него льется кровь, он поднимает голову к небу… я вижу его мутные глаза, открытый рот и зубы, окрашенные кровью… голова его падает лицом в песок… лицом…

Чепурной (подходит к ней). Э, боже мой! Ну, что мне делать с вами?

Лиза. Неужели вас не ужасает это?

Чепурной. А… пойдемте в сад!

Лиза. Нет, скажите, скажите мне: понятен вам мой ужас?

Чепурной. А как же? Я понимаю… чувствую!

Лиза. Нет… это неправда! Если бы вы понимали, мне было бы легче… Я хочу сбросить с души моей долю тяжести, и — нет другой души, которая приняла бы ее… нет!

Чепурной. Мамочка моя! А ну — бросьте это! И пойдемте в сад… вон какой запах здесь! Как будто резиновую галошу в постном масле жарили…

Лиза. Да… запах… у меня кружится голова…

Антоновна (из столовой). Лизонька! Уж капли надо принять, а ты еще молоко не выпила!

Лиза (идет в столовую). Сейчас…

Чепурной. Как живете, Антоновна?

Антоновна (прибирает на столе). Ничего… не жалуюсь…

Чепурной. Добре! Здоровеньки?

Антоновна. Слава богу…

Чепурной. Жаль. А то я бы полечил.

Антоновна. Вы уж собачек лучше… Я не собачка…

(Лиза входит.)

Чепурной. А мне хорошего человека полечить хочется…

Лиза. Идемте…

(Идут через дверь на террасу. Протасов с колбой в руках.)

Протасов. Нянька, давай мне кипятку!

Антоновна. Нет кипятку…

Протасов. Ну, пожалуйста, нянька!

Антоновна. Погоди, самовар вскипит… Сказал Егорке-то?

Протасов. Сказал, сказал…

Антоновна. Строго?

Протасов. Очень! Так он, знаешь, весь и затрясся со страха! Я, говорю, тебя, милый, к этому… как его?

Антоновна. Полицеймейстеру?

Протасов. Нет… ну, все равно! Да, к судье… к мировому судье…

Антоновна. Лучше бы полицеймейстером его пугнуть… Ну, что же он?

Протасов. А он… он, знаешь, сказал мне: дурак вы, барин!

Антоновна (негодуя). Да что ты?

Протасов. Да. Именно. Дурак, говорит, вы… не в свое дело нос суете…

Антоновна. Так и сказал? Неужто, Пашенька?

Протасов (смеясь). Нет, нет, старуха! Это не он, это я сам себе сказал… Он подумал, а я сказал…

Антоновна. Э, ну тебя… (Хочет уйти, обиженная.)

Протасов. Ты принеси мне кипятку сама… а то франтиха Фима всегда задевает за что-нибудь подолом или рукавами…

Антоновна. Она, Фима-то ваша, кажись, с хозяйским сыном шашни завела… вот что!