Фаберже для русской красавицы - Мария Жукова-Гладкова

– Да я за ним хоть на Колыму поеду! – закричала Соня.

– На Колыму не надо, надо в Лондон, – сказала я и посмотрела на отца Богдана. – А вы с ним разговаривали?

– Не решился, – ответил тот.

– Значит, ты ошибся! – закричала Соня.

– Я не мог ошибиться. И специально проверял…

Я спросила, под каким именем Витя Рябой сейчас проживает в Лондоне и чем там занят.

Богдан Емельянович сообщил, что его друг детства стал Виктором Ванидзе, но больше не успел ничего добавить. Я вспомнила, где слышала эту фамилию. Ее называл Кеша, агент грека Костадиноса. Именно Виктор Ванидзе купил дом с привидениями у герцога Нортумберийского, одного из руководителей английского Общества потомков царской семьи.

– Я еду в Лондон! – Соня вскочила с кресла и заметалась по квартире.

– Соня, виза нужна, билет на самолет…

Она замерла, опять плюхнулась в кресло и разрыдалась.

– Я, как дура, три года… Я каждую неделю к нему на могилу… Я… Подонок! Сволочь! Все мужики – сволочи! Все одинаковые! Ненавижу! Ненавижу! Он сломал мне жизнь!

У Сони была форменная истерика. Я отправилась в кухню, налила в кастрюльку холодной воды, вернулась и плеснула ей в лицо. Она громко обругала меня, потом стала отфыркиваться, наконец успокоилась.

– В Лондон мы поедем, – сказала я спокойным тоном. – Мне самой теперь интересно. Но торопиться не будем. У тебя должна быть трезвая голова. Мы купим тур в какой-нибудь турфирме и отправимся. Но Джеймса ты тоже со счетов не сбрасывай.

– Да уж, – поддакнул отец Богдан. – Потомственный английский аристократ против русского мафиози из коммуналки на Васильевском. Только ты старых друзей не забывай, Соня.

– Вы оба будете приезжать ко мне в Лондон, – сквозь слезы сказала Соня. – А если смогу, Богдан, то я тебе приход там подыщу. Может, Витя православную церковь построит и тебя пригласит? Держат же люди своих попов?

– Богдан Емельянович не собака, чтобы его держали, – заметила я.

Мужчина мне с благодарностью улыбнулся, но Соню поблагодарил за заботу и сказал, что с радостью поедет в Лондон. Там наших людей много, а вот с попами пока напряженка, хотя уже есть. И церкви наши тоже.

– Наташ, а тебе я там хорошего мужа найду.

– Спасибо, не надо. Я как-нибудь сама, – ответила я. – Но в гости приеду.

Потом я повернулась к Богдану Емельяновичу и спросила, нет ли у него среди знакомых каких-то старых ювелиров, которым я могла бы задать вопросы об интересующей меня пропавшей коллекции. Меня мучило любопытство.

– У меня среди прихожанок есть две старые сотрудницы Эрмитажа, – ответил Богдан Емельянович. – Очаровательные бабульки, в здравом уме, хотя обеим за восемьдесят. Живут полной жизнью, работают, еще дают какие-то консультации. Всегда при макияже. Одна – так просто в соседнем со мной доме проживает, я ее часто вижу. То спешит куда-то с сумочкой, то из парикмахерской выходит, то со своей мальтийской болонкой прогуливается… Я с ней поговорю. Она обязательно поможет.

Я поблагодарила Богдана Емельяновича, распрощалась и спустилась к себе в квартиру.

Убирая выброшенные на пол вещи в шкаф, я слышала доносившиеся из спальни надо мной вполне определенные звуки. Соня приходила в чувство в объятиях Богдана.

На этом вечер встреч не закончился. Не прошло и часа после ухода отца Богдана, как к Соне заехал Джеймс, по его словам – попрощаться, но временно. Ему потребовалось срочно вылететь в Англию. Но обещал вернуться.

Зашел он и ко мне, Андрея Голованова с ним не было, я про него не спросила, сам Джеймс никакой информации не предоставил. У Сони он пробыл часа полтора, я в мастерской слышала стоны, доносившиеся из спальни этажом выше.

После ухода английского аристократа Соня спустилась ко мне.

– Все-таки как-то странно он домой заторопился, – заметила она. – Что же там такое случилось? Не верю я, что это из-за самоубийства лорда Саутгемптона. Кто ему этот лорд?

– Может, запахло жареным? – высказала предположение я. – А если коллекцию прихватил Джеймс и наши правоохранительные органы подошли к нему вплотную?

– В таком случае где она у него? В России? И он уезжает в Англию без нее? Ведь через таможню он ее не пронесет!

– Если дать хорошую взятку – пронесет. Только я очень сомневаюсь, что он знает, кому на нашей таможне давать взятку. Более того, думаю, что наши люди дадут – если уже не дали – большую, чтобы им сообщили про коллекцию… Хотя… Он мог уже ее продать. Здесь. А денежки ему перевели в какой-то английский банк, а еще лучше – на Каймановы или еще какие-то острова, где он до конца жизни будет валяться под пальмами с креолками и пить ром.

Соня задумалась.

– Тоже хочешь на теплый тропический остров? – усмехнулась я. – Так за чем же дело стало? Поехали завтра в турфирму. Но вначале-то он наверняка летит в Лондон. От нас нет прямых рейсов на тропические острова. В Лондоне его и поймаем. Изобразишь африканскую страсть или русскую любовь, достойную фамилии Романова. Не поймаем – зайдем с семьей познакомиться. – Меня охватил азарт. – На крайний случай есть Витя.

– На крайний случай как раз Джеймс, – поправила меня Соня. – Кстати, а Андрею ты не звонила? Что-то он про тебя забыл? И Некрасов твой что-то не появляется.

Я перекрестилась – спасибо, господи, что Некрасов не появляется, как и рецидивист Красавин. И тесть некрасовский, другой Красавин, тоже не появляется. Ни разу не был, за что ему спасибо большое.

Хотя от встречи с Головановым я бы не отказалась. В первую очередь меня интересовало, кто его нанял.

Соня также сообщила, что прямо спросила Джеймса про его официальный титул. По ее словам, ее интересовало, как она сама будет именоваться, став его женой. Джеймс засмущался, но потом признал, что обычно представляется просто как «мистер», хотя в будущем унаследует у отца титул герцога. Отец у него из простолюдинов, мать – герцогиня. Это был брак денег и титула, богатого предпринимателя и потомственной аристократки, как в России в XIX веке, например, обедневшие князья женились на купеческих дочках. Но потом у отца так хорошо пошли дела, что он смог купить титул. Герцогом в любом случае стал бы старший брат Джеймса. Это было обговорено при вступлении родителей в брак, и после покупки титула отцом они ничего менять не стали. Старший брат унаследует титул семьи матери, а сам Джеймс – титул отца. Они оба герцоги, но разные, и именоваться будут по-разному. Потом Джеймс долго объяснял, почему не может унаследовать титул прадедушки-графа, унесшего сиятельную задницу из России.

– Но герцогом точно будет? – уточнила я.

Она кивнула.

– А Витя Рябой титулом может обзавестись в Англии?

– Не знаю. Но если Абрамович с Березовским еще не обзавелись… Решать будут в Англии! – воскликнула Соня.

Глава 33

Бабулька по имени Ираида Станиславовна согласилась меня принять. Я купила тортик и отправилась в старый дом на Васильевском острове – весьма своеобразный флигелек во втором от набережной дворе. Часть пути пришлось идти по доскам – под ногами стояла вода. Ираида Станиславовна потом рассказала, что их двор несколько раз затапливало во время подъема воды в Неве и она звонила на работу, что не может выйти. Поскольку много старых сотрудников живут в этой части города, да и сам Зимний дворец от наводнений страдал неоднократно, ее понимали. Слава богу, она сама живет на втором этаже и при ее жизни затопления квартиры не происходило. Вот при Пушкине, наверное… А на первом из-за батарей рыбу доставали.

Ираиду Станиславовну я описала бы как светлую старушку – если так можно выразиться. Ее отличало милое, открытое лицо, почти без морщин, нежная кожа, редко встречающаяся в таком возрасте, прическа, макияж, маникюр, старинные кольца, тяжелые серьги и ожерелье.

Проживала она одна, если не считать мальтийской болонки, в огромной неудобной двухкомнатной квартире, в которой и родилась. Ванна, явно установленная через много лет после постройки дома, стояла за загородкой на кухне. В квартире, как я и ожидала, было множество книг, и она даже запахом скорее напоминала музей или библиотеку, а не жилое помещение. Ираида Станиславовна сама по себе занимала малую ее часть.

Мы сели на венские стулья у круглого стола. Сверху, если судить по меркам моей квартиры – из поднебесья, свисала лампа с огромным оранжевым абажуром. Мягкий свет падал на стол, создавая еще более приятную атмосферу. Мебель по большей части была резной. Сильнее всего меня поразило некое сооружение – прадедушка современных сервантов, со множеством башенок и «балкончиков».

За чаем пожилая женщина рассказала мне, что детей ей бог не дал, хотя у нее семеро крестников, которым она и завещала накопленное несколькими поколениями ее предков. Словно предвидя мой вопрос, она добавила, что «дети» не станут драться после ее смерти. Она постаралась никого не обидеть и учесть интересы каждого. Одной девушке – квартиру, потому что она вместе с матерью, мужем и сыном ютится в комнате коммуналки. Всем другим – или книги, или антикварные вещи. Все части наследства примерно равны по стоимости.