Фаберже для русской красавицы - Мария Жукова-Гладкова

Гостей за последние две недели побывало немало. Ольга Сергеевна даже затруднилась всех перечислить. Но вопрос был даже не в этом. Сейчас требовалось от портсигара избавиться.

Я предложила двух агентов-коллекционеров – Валеру и Кешу. Адреса я помнила, по крайней мере, визуально. В антикварную лавку и ломбард этот портсигар нести было никак нельзя.

– Девчонки, поезжайте вы вдвоем, – сказала нам Ольга Сергеевна. – А я пойду подписи собирать. Ваши соседи подпишут, как вы думаете?

Мы почти хором предложили проводить маму к Варваре Поликарповне. Та, если захочет, убедит подписаться весь дом, если не весь район. Листов может не хватить.

Кстати, листы для мамы изготовили в Обществе – там часто собирали всякие подписи.

Это же надо было проявить такую оперативность! Ну кто же мог предположить! Можно сказать, на ветер выбросил дорогую вещь! Хотя можно повторить… Если вообще стоит что-то делать…

Глава 30

Я не представляла, как Валера отреагирует на наше с Соней появление. Сама я оделась строго – черные брючки и черный пиджачок с белой блузкой, правда, на шею повязала малиновый шарфик, чтобы немного оживить цветовую гамму. На Соне была длинная малиновая юбка с таким разрезом сбоку, что длина и форма левой ноги определялись сразу же. Под белым жакетом она скрыла весьма откровенную маечку. По словам Сони, она на месте решит, снимать жакет или нет.

Поехали на моей машине. Дом я нашла сразу же. Вот только бы Валера оказался на месте и впустил нас.

После того как я в переговорное устройство объяснила, при каких обстоятельствах мы познакомились, прозвучал зуммер, свидетельствующий об открывании двери.

Валера встречал нас в стеганом малиновом халате. Это сегодня цвет дня?

Хозяин очень внимательно осмотрел Соню и в особенности ее ногу в разрезе юбки, сам себе кивнул и пригласил нас в комнату. Как мы поняли, Валера смотрел «Семнадцать мгновений весны», записанный на видеокассету, и в одиночку напивался.

– Обожаю этот фильм, – признался он. – Когда вернулся из Америки, его как раз в очередной раз показывали. Я никогда не чувствовал себя таким счастливым! Каждый вечер сидел перед телевизором и плакал. И не стыжусь этого! Хотя если серьезно подумать, то тут есть откровеннейшие ляпы. Девчонки, а вы книжку Юлиана Семенова читали?

Я в свое время читала, но она не произвела на меня такого впечатления, как фильм. У Семенова не было Вячеслава Тихонова в красивой военной форме (пусть и СС, но серебро на черном классно смотрится), его томления во взоре и многозначительных молчаний. Ведь во многом именно он «сделал» фильм и стал кумиром тысяч женщин, которые в советские времена (а может, и не только в советские) предпочли бы семнадцать мгновений со Штирлицем всей жизни с постылым мужем.

Но в книжке у Штирлица были любовницы, что также заметил и Валера. Юлиан Семенов не отходил от реальности, как случилось в фильме, – не могло их не быть у офицера Третьего рейха. Его бы тут же заподозрили в гомосексуализме или уклонении от воспроизводства арийцев, причем трудно сказать, что в Третьем рейхе считалось худшим преступлением. С Габи он только танцует, с женой в гляделки играет под музыку Таривердиева, ну хотя бы горничную мог отыметь, так нет – подозревает, что она ему хочет отдаться за увиденную в холодильнике колбасу.

Не интересуясь причиной нашего появления, Валера прочитал нам с Соней лекцию сексопатолога о хронической импотенции Штирлица, возможно, потому, что был пьян (на столике перед телевизором стояла почти опорожненная бутылка коньяка), и это для него была больная тема. Хотя Валера-то ведь не советский разведчик в Третьем рейхе, хранящий верность жене, которую не видел лет этак десять, если не больше, до начала повествования. Мы молча слушали, поскольку не хотели настроить Валеру против себя.

– Но я все равно его люблю! – Валера кивнул на экран, где застыл Вячеслав Тихонов в профиль. – Импотент, не импотент, но это наш Штирлиц, без которого я жить не могу! Я понял, как люблю Россию, в этой ср…ной Америке! Я не знаю, как Штирлиц мог столько лет жить в Третьем рейхе! Но, возможно, там было лучше, чем в современном Массачусетсе! Массачусетс – это штат, – пояснил нам Валера, предполагая, что мы не знаем.

Потом он назвал место, в который переселилась его семья и откуда он сбежал через два месяца, хотя все остальные его родственники продолжают там жить и счастливы. Там не бывает туристов и сделано все, чтобы их отогнать, – ни одной гостиницы, ни одного мотеля или пансионата, ни одной сувенирной лавки. Маленький городок только для жителей этого маленького города. Очень типично для некоторых частей Америки.

Главная достопримечательность – кладбище. Принадлежность к элите определяется местом твоего будущего захоронения. Если твоя семья живет в городе менее двухсот лет, лежать тебе на окружном, потому что «исконные» жители крепко держат места на городском.

– Это типа нашей кладбищенской мафии? – спросила Соня.

– Это гораздо хуже. – Валера хлебнул коньяка из бутылки. Соня пила вино, я – минералку, поскольку была за рулем.

Валера рассказал, после чего сбежал назад в Россию и стал агентом коллекционера. Лучше мальчиком на побегушках здесь, чем «респектабельным господином» там. В таких маленьких американских городках время от времени проводятся общегородские мероприятия, и он попал на пикник, где как раз и произошло знакомство его семьи со всем городом. Валеру первые два месяца все выводило из себя после Питера, но ничто не могло сравниться с пикником.

У него завязался разговор с владельцем единственной в городке юридической конторы, мужчиной примерно одного с ним возраста. В процессе беседы тот показал на дуб, растущий на краю поляны, где проводилось общегородское мероприятие.

– Такой же растет на нашем участке на городском кладбище, – с мечтательным видом сообщил юрист.

Валерина младшая сестра уже недели три встречалась с молодым человеком. Его родители подошли познакомиться с семьей девочки и в качестве представления сообщили, что их семье принадлежит участок на городском кладбище. Высшая элита, в общем. Очень приятная дама, владелица магазина цветов и семян, ввернула в разговор сообщение про мавзолей, вернее, то, что она называла мавзолеем. У советского человека при этом слове появляется другая ассоциация. Естественно, мавзолей был родовой. Следующий тип представился: «Меня зовут Билл Грейс. Моей семье принадлежит на городском кладбище самый большой участок. Передайте, пожалуйста, соль». После шестого владельца участка на городском кладбище Валера напился вхлам.

– Знаете, девочки, вот там я понял осквернителей могил. Я всегда считал это кощунством и до сих пор считаю. У нас я никогда не стал бы гадить на кладбище. Но там у меня возникло желание разгромить все к чертовой бабушке, чтобы они больше не представлялись владельцами участков! И чтобы не сесть там в тюрьму за благое дело, я вернулся в Россию. Итак, чем могу быть вам полезен?

Соня достала из сумочки портсигар и протянула Валере.

– Сколько будет стоить? – спросила Романова.

Валера вроде бы мгновенно протрезвел, вначале рассматривал портсигар невооруженным глазом, потом сходил за лупой.

– Надо же – сам Перхин! – пораженно воскликнул он.

– А это кто? – хором спросили мы.

– Ну, девчонки, вы даете!.. – Валера помолчал немного, потом добавил: – Хотя у нас практически все слышали про Карла Фаберже, других талантливых мастеров почему-то не знают.

Я опять узнала много новых интересных вещей. Михаил Перхин, по словам Валеры, работал в фирме Фаберже, который являлся прекрасным организатором и собрал у себя лучших мастеров конца девятнадцатого и начала двадцатого века. По большей части Карл Фаберже генерировал идеи. Его мастерская выпускала много различных вещей – украшения, которыми известна лучше всего наряду с яйцами, портсигары, табакерки, часы, даже чайные и кофейные сервизы. Яйца стали делать с 1885 года, причем в большом количестве – к каждой Пасхе готовили партию золотых и партию серебряных, которые украшали разноцветной эмалью и самоцветами. Яйца с драгоценными камнями – отдельная история.

Два самых известных мастера ювелирной фирмы Фаберже – это Михаил Перхин и Василий Зуев, хотя у нас почему-то о них мало кто слышал, даже за границей их знают лучше. Самая известная работа Михаила Перхина – это серебряное яйцо «Транссибирский железный путь», изготовленное в 1900 году к окончанию строительства Транссибирской железной дороги. Изделие покрыто темно-зеленой эмалью, на нем выгравирована карта железной дороги, украшает его двуглавый орел. Поддерживают яйцо три грифона с мечом и щитом в лапах.

Самая знаменитая работа Василия Зуева – яйцо, выпущенное к пятнадцатой годовщине коронации Николая Второго, фактически состоящее из многочисленных крошечных миниатюр, на которых запечатлены события, имевшие место в период царствования Николая Второго. Причем как внутри России, так и за ее пределами, начиная с коронации в Успенском соборе.