Роман-трилогия «Остров Русь» - Сергей Лукьяненко

— Может сказать чего хочешь, Алена?

— Не ради тебя, суеверного, не ради друзей твоих жесткосердечных! — гордо тряся головой заявила Алена. — Ради Руси! Скажу! Гапон у Кащея советником стал! Науськивает его на Русь войной идти! Побейте Кащея, герои!

— За предупреждение — спасибо, — рассудил Илья. — За патриотизм, пусть и запоздалый, будем сечь, не снимая юбки.

Он помотал в воздухе бамбуковой хворостиной.

— Может не надо? — робко спросила Алена.

— Надо, Алена, надо, — со вздохом ответил Илья. — Бери розгу, Алеша...

— А? — промолвила Алена при первом ударе. — А... А... А! А-а-а!!!

Работа спорилась. Иван-дурак громко отсчитывал удары, два богатыря секли пленницу, Кубатай рассказывал всем присутствующим историю телесных наказаний от первобытного общества и до наших, просвещенных, дней. Толмач Смолянин пугливо прикрывался рукой, нервно прихихикивая при каждом ударе.

— Тридцать три! — воскликнул, наконец, Иван. — Довольно, друзья!

Алеша, уже занесший хворостину для очередного удара, галантно приподнял Алену с земли и сказал:

— Миледи, мы сожалеем, что причинили вам некоторые неудобства.

— Какая я тебе, козел, миледи! — воскликнула со слезами Алена. — Видеть вас не хочу! Залезу на дуб, как папенька, да и помру там!

— От чего помрешь-то? — жалостливо спросил Смолянин. — Ты ж свистеть не умеешь, богатыри тебя не обидят.

— От голода! — отрезала Алена и направилась к ближайшему дубу.

Друзья долго смотрели ей вслед. Потом Кубатай нарушил молчание:

— Делу время, потехе — час. В путь?

— В путь... — вяло откликнулись богатыри.

Минут десять шли молча. Только Илья вздыхал, да оглядывался назад. Потом спросил:

— Иван, скажи, но ведь у нас не было другого выхода? Или высечь Алену, или казнить. Так?

— В общем, да, — сказал Иван. — Правда... Ну, это не по-богатырски.

— Чего не по-богатырски?

— Можно еще было поверить Алене, да и отпустить с миром, — признался Иван. — Но это бы весь драматизм напрочь убило.

— Иван! — вскричал Илья. — Дай-ка самобраночку!

— Зачем? — заподозрил неладное дурак.

— Ты дай...

Получив самобранку, Илья остановился.

— Вам она уж не понадобится, недолго идти осталось. А мне все ж полегче.

— Чего полегче?

— На дубу с Аленой сидеть, — грустно признался Илья. — Будем с ней на брудершафт пить. Для примирения.

— Дезертир! — ахнул Алеша.

— Но-но! — возмутился Илья. — Сердцу не прикажешь! Наказали мы Алену, но не могу я ее так просто на дубу бросить. Залезу рядышком, расстелю самобраночку, да и займусь перевоспитанием. Удачи вам, други!

И не оборачиваясь боле, двинулся он обратно.

— Ну и дела, — растерянно сказал Алеша. — Вот как повернулось...

Глава шестая, в которой наши друзья сначала чуть-было не лишились Алеши Поповича, а потом-таки лишились его

Следующим препятствием на пути к замку Кащееву стал лес дремучий, вековой. Как из под земли вырос он перед нашими путниками. И хоть не видно было окрест ничего подозрительного, каждому стало не по-себе.

— Кубатай, — обратился Иван к кавказцу, — может быть... это... — тут он вспомнил князевы речи мудреные, — мы пойдем другим путем?

— Нет, — ответил Кубатай. И все. Спорить было явно бесполезно.

— Пить хочу, — пожаловался Алеша.

— Потерпим, — ответил Иван, обходя здоровенный мухомор. — Спешить надо.

— Вот всегда вы так, — обиженно сказал Алеша, и в сердцах рубанул мечом по стволу дерева. Дерево рухнуло, оставив торчащий из земли пень метра полтора в обхвате.

И тут путники остановились. Навстречу, держась на задних лапах, шел медведь. Иван взялся за булаву, но потому как хмуро и лениво двигался зверь, почувствовал, что никаких враждебных действий тот предпринимать не склонен.

И действительно. Не обращая на людей ни малейшего внимания, медведь прошел мимо. За плечами его висела котомка. Поравнявшись с оставленным Алешей пнем, животное спросило само себя:

— Может сяду на пенек, да съем пирожок?

Из котомки высунулась пара давно немытых косичек.

Высоко сижу, далеко гляжу!Не садись на пенек, не ешь пирожок!

— Вот глазастая, — огорчился медведь и поплелся дальше.

— Тупой, — сочувственно заметил Смолянин. И путники двинулись дальше.

В земле стали видны глубокие следы, наполненные зеленовато-коричневой водой.

— Пить хочу, — снова пожаловался Алеша, отставая от остальных. Не успел Иван ему ответить, как услышал за спиной жадное бульканье.

Иван обернулся. Припав к земле Алеша жадно пил воду из углубления. Почуяв недоброе, и вспомнив Вохино предсказание, Иван крикнул:

— Не пей, Алешенька!

Но было поздно. На том месте, где только что был богатырь былинный, теперь стоял козленок беленький.

— Ме-е-е, — сказал он виновато, и повиливая куцым хвостиком подбежал к остальным.

— Что же ты наделал, Алешенька? — горестно вскричал Иван. — Один ты, богатырь, со мной оставался, а с этими-то, басурманами, — кивнул он на Кубатая со Смолянином, куда ж я пойду теперь? Как с Кащеем воевать буду?

— Не печалься, Ванечка, — ответил козленок человеческим голосом. — Слышал я про такие истории. Да забыл. Это Бабы Яги проделки. Двинемся дальше, авось встретим ее, расколдовать заставим.

— А коли не встретим?

— Искать надо, — заявил Кубатай.

— Так сроки, сроки поджимают! — напомнил Иван истерически. Замолчал, а потом, приняв решение, сказал твердо:

— Два часа нам на поиски. Найдем — хорошо. Не найдем — один к Кащею пойду. А вы с Алешей останетесь.

— Брось, Ванечка, — блеющим голоском молвил козленок. — Идите втроем на Кащея, не пропаду!

Тут из глубины леса раздался грозный звериный рык. Козленок, жалобно хныкая, припал к земле.

— Молчал бы уж! Богатырь... — язвительно сказал Иван. — «Не пропаду я...» Айда Бабу-Ягу искать. И смотри, не отставай ни на шаг.

Сперва козленок послушно семенил возле Ивана. Но вскоре стал забегать вперед и возвращаться, держа в зубах то василек голубенький, то земляничку, и блеять восторженно: «Ванечка, Ванечка, глянь какой цветочек!» или «Откушайте ягодки, добры молодцы!..»

Иван скрипел зубами, но помалкивал. Недосуг ему было с козленком несмышленым пререкаться. Другая кручина одолевала его: легко сказать «два часа на поиски», да где искать-то ее — Бабу Ягу?

Тягостное молчание прервал Кубатай:

— Насколько я помню русский фольклор, а память у меня отменная, Баба Яга непрерывно топит печь и готовит себе обед из того или иного персонажа. Думаю, следует внимательно осмотреться, нет ли поблизости дыма. Между прочим, способом передачи информации посредством дыма пользовались в древности североамериканские индейцы... — он вдруг неуместно хихикнул, — и африканские пигмеи.

Иван прервал его ударом себя по лбу. Уважительно глянув на Кубатая сказал:

— И вправду, мудрец ты великий.

Путники огляделись. Какова же была их радость, когда невдалеке над деревьями они увидели струящийся к небу сизый дымок.

Боясь что дымок исчезнет, Иван, Кубатай, Смолянин и козленочек Алеша с полкилометра проделали бегом и выскочили на мрачноватую, устланную мхом поляну.

Переминаясь с одной куриной лапы на другую посредине поляны стояла изба. Из избы доносились возбужденные голоса: один старческий, надтреснутый, другой совсем детский, но с хитрецой.

— Что ты руки-ноги растопыриваешь? — сварливо бормотал старческий голос. — Ты мне обед срываешь. А у меня диета, между прочим.

— Да не пойму я ничего, бабушка, — отвечал детский. — Я стараюсь, да не выходит у меня.

— Ну давай еще раз, на счет «три» быстро руки-ноги сгибаешь, голову опускаешь. Понял?

— Понял, бабушка.

— Приготовились! Раз! Два! Три! Тьфу ты, бестолочь... Я же сказала, на счет «три»! А ты на два скрючился, а на три обратно растопырился!

— Да не умею я считать, бабушка! Я же маленький!

— Что маленький, это да. Это плохо... — задумчиво произнес старческий голос. Но закончил бодро: — Зато, наверное, вкусненький.

— Может ты меня подкормишь, подождешь пока вырасту, а?

— Кончай, Ивашка, демагогию разводить! Кормить его, понимаешь ли... Сама есть хочу. Поехали!

Секунд десять из-за двери слышалось только неясное бормотание и громыхание листового железа. Наконец Баба Яга взвизгнула:

— Опять? Опять, да?

— Глупый я, бабушка! А ты жизнь прожила, умом богата стала. Ты покажь, как делать надо — я и повторю!

— Чему вас только в школе учат! — польщенно пробормотала Баба Яга. — Ладно, слазь! Вот, вот так садишься, вот так руки прижимаешь, вот так ноги, башку опускаешь...