Солдаты афганской войны - Сергей Бояркин

— Перестреляют нас тут в упор или просто ножами перережут — потом никто и не сыщет! А если попадём в плен — будут издеваться, с живого кожу снимут! Сколько таких случаев нам доводили!

Мы уже были не рады, что согласились, но всё равно шли вперёд. Автоматы на изготовку, нервы напряжены. Наконец дошли до дядиного дома. Офицер поднялся по внешней металлической лестнице на второй этаж и постучал в дверь. Не сразу, дверь открыл хмурый, заспанный и совсем несимпатичный бородач. Мы в это время оставались внизу.

— Как бы нас тут не отравили, к чёртовой матери. Кто их знает, подкинут какую-нибудь х..етень в еду. Где нас потом искать будут? — высказал свои опасения Корчмин. — Лезем, сами не знаем куда. Вдруг там западня?

Наш офицер немного поговорил с афганцем и спустился к нам:

— Go with me! All right! (Пошли, всё в порядке!)

Нет, нет, — заупрямился Корчмин, — Надо возвращаться.

Мне тоже резко расхотелось есть афганский плов, да и настроение что-то пропало. Словом, я Корчмина полностью поддержал. Офицер, видя что мы никак не решаемся, снял с плеча автомат и передал его мне:

— Come on! Come on! Don't be afraid! (Пошли! Пошли! Не бойтесь!)

Но к этому времени мы уже были полны решимости побыстрей шуровать в обратном направлении:

— No! No! Go back! Всё! п..дец! Хватит, нагостились по самое горло!

Офицер немного расстроился, ещё для порядку нас поупрашивал, но видя, что мы тверды в своём желании вернуться, махнул рукой, и мы пошли обратно на пост.

Работа политического значения

Наступило афганское лето. На небе в течение нескольких месяцев не было ни единого облачка. Днём под прямыми лучами солнца БМД раскалялась так, что к ней невозможно было притронуться. Стоять в такие дни на посту было пыткой. Зной, казалось, растапливал мозги, и от него не было спасения нигде — даже в тени температура поднималась до 40 градусов. Жарища и духота как в духовке. Только вечером, когда солнце скрывалось за горами и жара спадала, наступало облегчение.

В один солнечный день ротный определил четырёх бойцов, меня в том числе, для выполнения особо важного задания:

— Поручаю вам ответственную работу политического значения. Пойдёте к третьему посту, там увидите три большие кучи макулатуры. Делайте с ними что хотите и как хотите, но чтобы к ужину всего этого хлама не стало — будто его там никогда и не было. Всё ясно? Старшим назначаю сержанта Лобачёва.

Толик Лобачёв нас построил, и мы отправились выполнять приказ. Подойдя к месту, мы обнаружили там на земле три большие кучи книг в мягких обложках красного цвета. Судя по свежему следу оставленному от колёс, их только что свалили с грузовиков.

Задание на первый взгляд казалось просто сачковым, и настроение у всех поднялось. К тому же со старшим нам явно повезло: Толик хотя и был дедом и сержантом, но это не мешало ему оставаться интересным и весёлым парнем. Пётр Боровский — старшина нашей роты — таких не уважал. А Лобачёва он открыто презирал, о чём он не раз высказывался вслух. Главной причиной, по мнению Боровского, из-за чего Лобачёв являлся "чадом" — это to, что Толик не имел обыкновения распускать руки, и как следствие этого — не мог "рулить" молодыми на таком высоком уровне, на каком это удавалось другим дедам, даже не будучи сержантами.

Толик достал сигарету и, развалившись на одной из куч, сказал:

— Что и говорить — работа почётная. Сжигать книги — такое не каждому доверишь — только комсомольцам, и то лишь самым достойным. Все уяснили, что дело ответственное?

— Уж мы-то уяснили, справимся!

— Это хорошо, — похвалил нас Толик. — А не забыли о том, что даже маленькая работа начинается с большого перекура?

— Никак нет! Это мы знаем точно!

— Вот, молодцы! Тогда вперёд!

Мы немедля последовали примеру старшего и, растянувшись на других кучах, задымили сигаретами.

Пока полным ходом шёл перекур, мы не спеша листали книжки, которые нам предстояло ликвидировать. Их текст был полностью недоступен для понимания — сплошная арабская вязь, но наличие фотографий помогло быстро разобраться, в чём эти, с виду безобидные создания, так сильно провинились. Книжки были хорошо иллюстрированы фотографиями, и в центре каждой сиял в улыбке один и тот же человек — Тараки — бывший премьер-министр Афганистана. Собственно тут находилось три разных книжки, тиражи которых, соответственно, и слагали эти три, приговорённые к ликвидации, бумажные кучи. Судя по фотографиям, во всех них речь шла об одном и том же: как Тараки занимался бурной политической деятельностью, с какими важными персонами встречался и вёл переговоры.

— Ну и дела! А нам-то лапшу вешали, — Тараки — наш чувак! Что они с Брежневым — такие кореша, что дальше некуда! Что из-за него нам Амина пришлось завалить, — обсуждали мы меж собой личность бывшего лидера. — А нахрена тогда его книги понадобилось палить? Получается, что и Тараки — тоже душман!

Перекур закончился, и мы, раздевшись по пояс, принялись за дело.

Вначале мы наивно полагали, что сжечь книжки — дело пустяковое: стоит лишь поднести спичку, как нужный процесс дальше пойдёт самостоятельно. Но на поверке всё оказалось значительно сложней. Книжки гореть упорно не хотели: без нашего постоянного вмешательства огонь сразу же затухал. Чтобы поддержать пламя, мы стали отдирать от книг переплёт. Однако и так дело не пошло: прогорали только наружные листики да края, а середина так и оставалась нетронутой. Тогда мы стали раздирать книжки на части. Костёрчик сразу оживился. Листочки весело сгорали и чёрными хлопьями улетали вверх. Они непрерывно кружили в воздухе и сыпались нам на голову, спину и плечи, и поэтому нам пришлось снова полностью одеться.

Но скоро руки устали рвать добротный переплёт. Вдобавок к этому ещё приходилось постоянно ворошить костёрчик палкой.

— Нет, — решил Лобачёв, — так мы возиться будем долго. Сколько их жгём, а кучи не уменьшаются. Быстрее будет зарыть их в землю.

Мы сходили в расположение за лопатами, прикинули размеры братской могилы для книг и начали ковырять землю. Но афганская земля тоже показала свою стойкость: грунт плотный, сплошь камни. Пришлось отказаться и от этого варианта.

Мы опять стали чесать затылки — как бы избавиться от проклятых книг с минимумом физических усилий. Наконец, само собой родилось интересное предложение:

— А что, если стаскать их в подземный ход к погранцам? Наши офицеры туда не сунутся.

Рядом на башне несли караул двое пограничников. Поначалу они открыто сидели на стульях в тенёчке, курили, болтали между собой и от нечего делать наблюдали за ходом наших дел. Когда запылали костры, им тоже досталось от красных книг Тараки, поскольку пришлось укрываться внутри башни от летающего всюду пепла. Толик подошёл к ним поближе:

— А можно мы книги перенесём в подземный ход вашей башни?

— Да валите! Что, жалко что ли?! — с радостью ответили пограничники. — Только не жгите, Христа ради.

Мы быстро раздобыли носилки, и дело пошло полным ходом: наполняли книгами носилки, тащили их подальше в подземелье, где еле пробивался дневной свет, и там сваливали. В очередной раз, когда мы наполняли носилки, часовые третьего поста, нас окликнули:

— Эй, слышите? — мы подняли головы. — Бабрак сюда идёт.

Мы прекратили работу и стали смотреть в ожидаемом направлении. Работающий с нами Кадиев, не поверил часовым и, решив удостовериться лично, отправился к башне. Только он приблизился, как из-за угла вышел Бабрак со своей свитой из четырёх телохранителей: два афганских офицера и ещё двое в гражданской одежде и с автоматами — наши КГБшники.

Внезапно носом к носу столкнувшись с Бабраком, Кадий не придумал ничего лучшего, как выдать главе государства традиционное афганское приветствие:

— Салям алейкум!

Удивлённый Бабрак остановился и в свою очередь то же что-то ответил Кадиеву, от чего улыбка у Кадия расползлась до ушей. Кадиев был родом с Кавказа, и, видимо, его родной язык был близок с афганским. Они перекинулись несколькими фразами, а затем, попрошавшись, Бабрак пошёл дальше.

Судя по всему, Бабрак решил исследовать неведомые закоулки своих владений. Он шёл не спеша, заложив руки за спину, с видом хозяина и с любопытством разглядывал всё по сторонам. Покосившись на груды, видимо знакомых ему книг, Бабрак обошёл их и направился в нашу сторону. Мы приостановили работу и стали ожидать, пока он нас минует. Когда Бабрак стал удаляться, от его свиты отделился КГБшник и, подойдя к нам, с негодованием отчитал:

— Что же вы честь не отдаёте? Ведь это же — глава государства!

В ответ мы только промолчали. Но выводы сделали правильные и минут через двадцать, когда Бабрак возвращался обратно, мы прекратили работу, на расстоянии построились в шеренгу, и стоило ему поравняться с нами, как Лобачёв, приложив ладонь к виску, скомандовал: