Хранитель Врат - Роман Кузнецов

Насытившись, Крот протяжно зевнул, потянулся и спросил осоловевшим голосом:

– А че, нам сегодня спать полагается? Я бы не отказался. На завтра силы накопить надо, а без здорового сна это нереально. Все уважающие себя богатыри так поступают. Ибо мудр народ. Сон недаром богатырским называют. Нет, я серьезно, если они сегодня больше не сунутся, может, караул определим, а остальные баиньки?

Макс зябко поежился.

– Не хотел бы я проснуться с перегрызенной глоткой.

– Как раз с перегрызенной не проснешься.

– Ну, тогда конечно. Успокоил. Тогда буду спать спокойно. Как говорил великий мыслитель Задолбалбей ибн Бином, мир им обоим, «Кто рано встает, у того хлеб не встает». Ну, в смысле вставать надо с петухами, в смысле рано, чтобы хлеб замесить. Может, я что-то неправильно перевел, не обессудьте. Будет моя смена – трясите сильнее.

Сказав это, Макс вытянулся во весь рост и немедленно засопел. Крот последовал его примеру. Гном и Малыш уснули чуть позже, получив добро от командира. Гном передал свое оружие Бригадиру. Рахман от оружия отказался, ограничившись саблей.

– Как вы дальше думаете? – поинтересовался Бригадир, после того как Спец подробно рассказал о событиях прошлой ночи.

– Думаю, что раз Барин всю эту кашу заварил, то он не даст нам просто уйти отсюда, – ответил Спец, помолчав. – Тем более без Санька. А за Санька он будет мстить всем, и вы не исключение. Уйти так же, как и пришли, не получится. Там вас встретят. Перекрыто все. Да и по его земле незамеченными не прошмыгнете. Предлагаю с нами, мы на завтра вертолет ждем. Я с Барином связался, сказал, что у нас завал, есть раненые, мол, вертолет нужен. Просили на сегодня – пришлют только завтра. Думаем захватить и свалить на нем.

– Куда?

– Пока без деталей, но думаю немного отсидеться – и на Украину, там сейчас такое начнется…

– А что там? – удивился Рахман.

– А ты не знаешь? Война там. Настоящая. Бойцов вербуют только в путь! Ну а где война, там зашхериться раз плюнуть. Никто не найдет. Давайте вместе. Там ксивы новые справим. Я через казачков знакомых все организую. Все будет в шоколаде.

– Предложение заманчивое, – ответил Бригадир. – Я и сам на эту тему думал, ну в смысле про Украину. Но все же зачем так радикально? Неужели Барин и за Уралом достанет?

– Если найдет, то достанет. Тут много ума не надо, только деньги, а они у него есть. На полк таких, как мы, хватит. Он жадный, но на нас экономить не станет. Для него сейчас понты дороже.

– Охоту можно остановить, убив самого охотника, – изрек Рахман.

– Согласен. – Спец с сожалением посмотрел на кружку и на пустой мешок-флягу. – Эх, сейчас бы чайку, да покрепче.

Он немного помолчал задумчиво и произнес:

– Барина я сам убью, у меня с ним свои счеты. Но теперь с ним открыто воевать – чистое самоубийство. Для победы сейчас надо отступить и потеряться. Потом, когда расслабится, я верну должок. Я долги всегда возвращаю.

Взгляд Спеца в одно мгновение стал холодным, жестоким, глаза приобрели стальной отблеск.

– Да уж, наслышан. – Бригадир поморщился. – Тобой детей пугают.

– Правильно, пусть пугают. – Спец криво усмехнулся. – В том-то и фишка. Привирают, конечно, но суть одна. За каждую подлость придется ответить, око за око. И никто не спасется, независимо от обстоятельств.

– А дети? Они тоже око за око? Ты же целыми семьями вырезал!

– И такое было, – не стал отпираться Спец. – Не часто, но было. Сволочи должны знать, что если они обрекли на смерть много людей, то их род будет отвечать. Весь, целиком, включая женщин, детей и даже собак.

– Что ты такое несешь? При чем тут дети?

– При том, что их папаши или мамаши сволочи. От осинки не родятся апельсинки, они такими же вырастут. Да и потом, как это ни при чем?! Они жируют на чужих костях! – Спец повысил голос. – Да что тебе объяснять, ты не терял по пятнадцать друзей из-за того, что какая-то командная мразь вертушку не дала, проверяющих из Москвы на ней катала. Или оружие, нам присланное и очень нужное, чехам продавали. Ты не терял, а я терял! А у них тоже дети, семьи. Или менты, которые наркоту крышуют. Они тоже не достойны? Сколько детей угробили! А их дети за бугром учатся, бабушек на перекрестках сбивают, миллионы в казино проигрывают. Где деньги взяли? На крови. Заслуживают смерти? По мне – да! За то, что папаша сотворил, вся семья достойна смерти. Вся. Они не имеют права жить. Никто. Свое гнилое семя по планете им нельзя разбрасывать. Я могу тебе перечислить всех, кого я уничтожил. Поименно. Если среди них хоть один достойный будет, я пойду и ментам сдамся. Но нет таких.

– А Боцман? Он в чем виноват? Может, я чего не знаю?

– Я устал повторять: я Боцмана не убивал. Я не ангел, но Боцмана на меня не вешай. Ранил – да. Так надо было. Иначе бы крови больше пролилось. Может, мои хлопцы и перестарались, не знаю, но я его не убивал. Мы за ним с Доком пришли, но его уже на месте не было. Видимо, уполз куда-то.

– То есть ты из самых гуманных соображений стрелял.

– Пуля по касательной прошла. Кость не была задета. Кровопотеря приемлемая, от таких ран не умирают.

– От ран не умирают. Лучше сразу прибить одного, чем пытаться объяснить, чего хочешь. Если папа урод, то дети должны умереть. Мне одному это слух режет? – Бригадир, все больше распаляясь, обратился к Рахману.

– Не вижу противоречий, – ответил тот. – Все логично. И к тебе это имеет непосредственное отношение.

– Как это?

– А так. Если бы ты меня тогда послушал и убил Санька, многие были бы живы, включая, возможно, и Боцмана. Ты мне тогда не поверил, а вернее, не захотел поверить, еще вернее – не смог убить, проявил слабость, и вот результат. Санек все равно мертв, а вместе с ним и многие другие.

– Это совсем другое! – возмутился Бригадир.

– Это все то же. Про ответственность. Сделал один – отвечают все. Вопрос в том, может ли отвечать только человек или вся система. Я думаю, что может отвечать и система. Род – это система. Самая древняя и самая верная система. Род сотворил – род отвечает. Все верно.

– А при чем тут Санек?

– А при том, что была общность. Система. Ты ее лидер. Ты принял решение – ответили все. И ты это знаешь, как бы сам себя ни оправдывал.

– Но я…

– Расслабься. Мы все с этим живем. У воина нет другого пути. А ты воин. Мной, кстати, тоже детей пугали, и было за что. Я городами вырезал.

– Не понял. – Спец поправил автомат. – Это какими еще городами?

– Долгая история. Бригадир расскажет. Он, кажется, поверил, что я не вру.

– Так и мне расскажи. Я не тороплюсь. А после увиденного я в черта лысого поверю.

– Про то, что ты кого-то там вырезал, ты не рассказывал, – проворчал Бригадир. – Расскажи. Самому интересно послушать, что за монстр ты такой. Только ты первый нам расскажи, почему тебя мясником прозвали.

Бригадир повернулся к Спецу и посмотрел на него, не скрывая враждебности. Рахман молчал и рассеянно смотрел в костер. Пауза затягивалась, напряжение нарастало. Спец как бы невзначай расстегнул кобуру и сел поудобней. Бригадир также изменил положение корпуса, сместив точку концентрации внимания внутрь пещеры.

– Я гляжу, вы решили опять тварей покормить, – сказал Рахман. – Свежее решение. Они сожрать вас сейчас не могут, так хоть негативной энергией подкачаются. Молодцы. Запомните, это не вы, это вас в агрессию толкают. Любая ваша эмоция – им подпитка!

Он пошевелил палкой в углях, подняв столб разноцветных искр. Огонь вспыхнул ярче. Замысловатые тени бросились врассыпную.

– Я расскажу свою историю. Она тебе покажется сказкой. Им тоже показалась. Но сначала расскажи ты. Иначе Бригадир себя сожрет.

Спец бросил оценивающий взгляд на Рахмана, потом на Бригадира.

– Хорошо, расскажу. А то мы действительно друг друга передушим, не время сейчас. Только рассказывать особенно нечего. Мясником меня прозвали журналисты. История громкая была, сейчас перевирают много. А началось все в девяносто шестом. Я тогда только вуз окончил. Молодой был, зеленый. Спортом профессионально занимался. Боевое самбо. У нас в секции один чеченец был. Дружили мы с ним. Ну я так думал. Он меня к себе пригласил. Я рисовал хорошо, гравировки делал. На памятниках подрабатывал. Он и пригласил. Говорит, заодно и денег поднимем. Я повелся. Там меня схватили – и в рабство. Он же и продал. Я у них почти полгода… Наши искали. Местные прятали. Все. Даже дети. Я дважды бежал. Дважды местные ловили. Как скотину в стойло загоняли. Да я скотиной для них и был. Третий раз повезло – на своих вышел. Сразу в контрактники пошел. Подготовился, время было. Подобрал людей, выбрал момент и посетил аул. Вернул должок. Со всеми рассчитался. Никто не ушел. С тех пор и понеслось. Потом повзрослел, поумнел. Война – она быстро учит…

– С Чечней как раз вопросов к тебе нет. Плавали, знаем. Ты нам про свои подвиги в Питере расскажи.

– Да ты, я смотрю, мой фанат! Всю биографию знаешь. Хочешь про Питер – слушай про Питер. Там было так. После Чечни я в ментовке в Питере работал. По наркоте. Команда хорошая подобралась, из старых. Мы накрыли несколько сетей. На главных бенефициаров вышли. Ими, как догадываешься, власть держащие были. По ним работать не дали. Подставили и уволили вместе с Лехой и Славкой. Не посадили, потому как знали слишком много, а убить не смогли. Пытались, но не смогли. Тупо подставили и слили, но я не в обиде. В ту пору всю страну слили, как в унитаз, – что мы? Крови тогда много пролилось. Наших прилично полегло, но шваль мы капитально проредили. Из Питера нам надо было срочно уезжать – уж слишком многим мы поперек горла встали. Мы тогда в Красногорловку поехали, у Лехи там сестра была, к ней и поехали. А Красногорловка – это моногород. То есть вокруг одного предприятия построен. Этот завод олигарх местный захватил. Из бандитов, естественно. Он его решил обанкротить, оборудование на металлолом, людей – на свалку истории. Обычная по тем временам ситуация. В то время еще идеалы коммунизма не все забыли, в справедливость верили да и бороться могли, еще не все рабами стали. В общем, сцепились за завод. Директора своего выбрали, все по закону. Они же акционеры. Бандюганы приехали, всех разогнали. Кого-то убили. А менты, естественно, на стороне олигархата. Люди плачут, а что сделаешь? К нам пошли, умоляли. Мы дружину организовали, завод отбили. Все опять заработало, все довольны. Кризис миновал. Нас трижды убить пытались. Три бригады полегло, отбились. А потом новое руководство спелось с олигархом и продало ему всех. Нас однажды собрали и всех отравили. Гадость какую-то подсыпали, а потом добили. Леху и Славку тоже убили. И бабу Лехину: жениться осенью собрались. Лехина сестра, кстати, и убила. Ей там пообещали что-то. То ли сына вылечить, то ли еще чего, не суть. В общем, погибло человек двадцать. Я выжил по абсолютной случайности. Не было меня там просто. Меня искали, но не нашли. Менты и власти, как положено, все прикрыли. Мол, отравились водкой несколько человек. Все всё подписали и забыли. Потом еще долго добивали несогласных, устраивали пожары, ДТП. Я вернулся через год – завод уже распилили. Сестру Лехину кинули, людей выгнали, нищета, пьянство. Но я вернулся не помогать, мне этих людей не жалко. Это было общее предательство. Тогда почти все согласились. По крайней мере, все промолчали. Я мстить пришел. Я помнил всех, кто организовывал, кто уговаривал, кто исполнял, даже тех, кто дела закрывал, кто Леху со Славкой в печке сжег и в пропавшие без вести записал. Всех. В мой расширенный список сорок два человека вошло. За месяц все легли. А самые основные – вместе с семьями. Пришлось повозиться, конечно, особенно с директором и ментом главным. Один всех своих во Францию вывез, другой в Италию. Да и с олигархом местным тяжко пришлось. Я его сынка последнего только три года назад утихомирил. Он мне вендетту объявил. На людях и сходняках такие речи толкал, мамой клялся. А сам откупиться пытался, на коленях ползал. Сливал всех, кого знал, мразь. Это с его подачи газетчики на меня накинулись, во враги народа записали. Это они и погоняло придумали, главным злом объявили. А я не против, я для них и есть Зло.