Реальное и сверхреальное - Карл Густав Юнг

сознания при бессознательной коме. Кома не парализует симпатическую нервную систему, и потому последняя может считаться вероятным носителем психических функций. Если это так, то нужно спросить, возможно ли считать таковыми нормальное состояние бессознательности во сне и содержащиеся в бессознательном потенциально сознательные сновидения – иными словами, не порождаются ли сны не столько спящей корой головного мозга, сколько неспящей симпатической нервной системой, то есть не обладают ли они трансцеребральной природой?

За пределами владений психофизического параллелизма, который мы в настоящее время не понимаем настолько, что бессмысленно притворяться в обратном, синхронистичность не является феноменом, регулярность которого достаточно непросто продемонстрировать. Нас одинаково сильно поражает дисгармоничность мира и его случайная гармония. В противоположность понятию предустановленной гармонии синхронистический фактор лишь допускает существование интеллектуально необходимого принципа, которым возможно дополнить уже признанную триаду пространства, времени и каузальности. Указанные факторы являются обязательными, но не абсолютными – большая часть элементов психического внепространственна, а время и каузальность психически относительны; точно так же и синхронистический фактор оказывается действенным только при определенных условиях. Но, в отличие от каузальности, которая деспотически правит над восприятием макрофизического мира и всеобщая власть которой исчезает лишь на некоторых нижних уровнях восприятия, синхронистичность есть явление, связанное в первую очередь с психическими условиями, то есть с процессами в бессознательном. Синхронистические проявления обнаруживаются эмпирически, довольно регулярно, при интуитивных, «магических» процедурах, в которых они выглядят субъективно убедительными, однако их чрезвычайно трудно проверить объективно и оценить статистически (во всяком случае, сегодня).

На органическом уровне, быть может, допустимо применять синхронистический фактор для оценки биологического морфогенеза. Профессор А. М. Дальк [285] из Брюсселя описывает форму, несмотря на ее связь с материей, как «высшую непрерывность живого организма» [286]. Сэр Джеймс Джинс видит в радиоактивном распаде беспричинное событие, которое, как мы убедились, подразумевает синхронистичность. Он пишет: «Радиоактивный распад представляется следствием без причины и наводит на мысль, что главные законы природы отнюдь не каузальны» [287]. Такое предельно парадоксальное утверждение от физика типично для интеллектуальной дилеммы, которую ставит перед нами радиоактивный распад. Этот распад – точнее, феномен «полужизни» – кажется образцом акаузальной упорядоченности, то есть феномена, который включает в себя синхронистичность и к которому я вернусь ниже.

Синхронистичность – это не философская категория, а эмпирическое понятие, допускающее существование интеллектуально необходимого принципа. Это не материализм и не метафизика. Никакой разумный исследователь не станет утверждать, что природа наблюдаемой реальности, наряду с природой наблюдателя, то есть психического, суть известные и общепризнанные величины. Если новейшие открытия науки все ближе подводят нас к идее унитарного бытия, которой свойственны пространство и время, с одной стороны, и каузальность и синхронистичность, с другой стороны, то о материализме нет повода рассуждать. Скорее, становится как будто ясно, что есть способ избавиться от несоизмеримости наблюдаемого и наблюдающего. Результатом должно быть единство бытия, которое надлежит выражать на новом понятийном языке – или на нейтральном языке, как однажды выразился Вольфганг Паули.

Итак, к триаде классической физики – пространство, время и каузальность – добавляется фактор синхронистичности, и триада превращается в тетраду, quaternio, которая позволяет охватить картину целиком:

Здесь синхронистичность является для трех других принципов тем, чем для трехмерности пространства выступает одномерность времени [288], или напоминает об отсутствующем четвертом госте из «Тимея» (как говорит Платон, ему помешала прийти некая хворь) [289]. В современной физике добавление времени в качестве четвертого измерения подразумевает существование непредставимого пространственно-временного континуума, а понятие синхронистичности с присущим ему качеством смысла рисует картину мироздания, столь неожиданную, что поневоле теряешься [290]. Впрочем, это понятие полезно тем, что оно позволяет расширить наше определение и познание природы психоидным фактором, то есть априорным смыслом или «тождеством». Тем самым задача, красной нитью пролегавшая через размышления алхимиков на протяжении полутора тысяч лет, снова возникает и саморазрешается в так называемой аксиоме Марии-Иудейки [291] (или Коптийки): «ἐκ τοῦ τρίτου τò ἔ τέταρτον» («Из Троицы Один выходит как Четвертый») [292]. Эта загадочная фраза подтверждает то, о чем я говорил выше: принципиально новые точки зрения, как правило, отыскиваются не на изведанной территории, а в укромных уголках, куда могут даже опасаться заглядывать из-за их дурной славы. Старинная мечта алхимиков о трансмутации химических элементов, многократно осмеянная, в наши дни сделалась реальностью, а ее символизм, тоже предмет многочисленных насмешек, оказался поистине золотым дном для психологии бессознательного. Алхимическая дилемма тройки и четверки, которая началась с истории, послужившей завязкой для «Тимея», а впоследствии воплотилась в сцене с кабирами из второй части «Фауста», для алхимика шестнадцатого столетия Герхарда Дорна стала выбором между христианской Троицей и serpens quadricornutus, четырехрогим змеем, то есть дьяволом. Как будто предвосхищая грядущие события, он предавал анафеме языческую четверку, вообще столь ценившуюся алхимиками на том основании, что она происходит от «бинария» (число 2) и поэтому представляет собой нечто материальное, женское и дьявольское [293]. Доктор М.-Л. фон Франц отметила проявления «тринитарного» мышления в «Притче» Бернарда Тревизанского, в «Amphiteatrum» Кунрата, в трудах Михаеля Майера и в анонимном сочинении «Aquarium sapientum» [294]. Вольфганг Паули обратил внимание на полемические сочинения Кеплера и Роберта Фладда (теория соответствия Фладда потерпела поражение и уступила место кеплеровской теории трех принципов) [295]. За выбором в пользу триады, который в некоторых отношениях противоречит алхимической традиции, последовала научная эпоха, ничего не ведавшая о соответствиях, но с отчаянным упорством цеплявшаяся за «троичное» мировоззрение, это продолжение мышления «тринитарного», которое все описывало и объясняло в категориях пространства, времени и каузальности.

Революция, вызванная открытием радиоактивности, значительно видоизменила классические воззрения физики. Изменения оказались настолько велики, что нам придется перерисовать классическую схему, о которой я говорил выше. Поскольку у меня была возможность благодаря дружественному интересу профессора В. Паули к моим изысканиям обсуждать эти принципиальные вопросы с профессиональным физиком, который при этом был в состоянии оценивать мои психологические аргументы, я считаю себя вправе выдвинуть предположение, где учитываются достижения современной физики. Паули предложил заменить классическое противопоставление пространства и времени на энергию (сохранение энергии) и пространственно-временной континуум. Тем самым я сумел более точно определить другую пару противоположностей – каузальность и синхронистичность, желая установить некую связь между двумя этими гетерогенными понятиями. Вот какова итоговая согласованная схема (quaternio):

Эта схема, с одной стороны, отвечает постулатам современной физики, а с другой стороны, удовлетворяет положениям психологии. Психологическая точка зрения нуждается в пояснении. По изложенным выше соображениям каузальное объяснение синхронистичности неприемлемо, ведь синхронистичность проявляется, прежде всего, в «случайных» тождествах. Их tertium comparationis [296] зиждется