Самая страшная книга 2024 - Тихонов Дмитрий

Толя замолчал, и Лиза, поерзав, спросила:

– Что ты сделал дальше?

– Позвонил бабушке. Папу боялся страшно, он военный, эмоции через край. Я думал, что он меня убьет. Затолкает «воздушку» через задницу, чтобы ствол из горла вылез. Бабушка с дедушкой приехали вдвоем и сразу взялись за дело. Дедушка убрал пса в мешок, вытащил на улицу в машину. Бабушка сказала, что я должен с ними поехать, потому что на ночных похоронах должен быть тот, кто умертвил…

Он замолчал снова, словно вдруг стал сомневаться: а надо ли рассказывать Лизе вообще?

– Мы сейчас то же самое делаем? – уточнила она.

– Вся соль в церемонии. Дедушка не просто выкопал яму в лесу, и мы не просто уложили туда тело. Это погребение, ритуал. Древний, магический. Бабушка заставила выучить наизусть специальную погребальную молитву. Что-то из языческой веры, я думаю. Как Интернет появился, я пытался найти историю молитвы, но ничего не нашел. Она только у меня в голове. Я рассказал молитву, стоя над могилой лабрадора. Дедушка забросал его землей и сложил камни определенным образом. А потом сказал, что нужно подождать три дня. Я спросил: «Пес оживет и вернется домой?» Знаешь, как у Стивена Кинга в романе. Но дедушка сказал, что мертвых на этой церемонии не оживить. Дело в другом. Через три дня о собаке забудут. Никто не будет вспоминать и искать. Никогда. Упоминания исчезнут отовсюду. Он пропадет из фото и видеозаписей, из писем, заметок, журналов. Из мыслей. Главное – подождать.

– И как?

– Я соврал родителям, что повел пса гулять, а он сорвался с поводка и куда-то убежал. Папа ругался, но не так сильно, как если бы узнал правду. Мы везде расклеили объявления. Я тоже старательно клеил и даже ходил с мамой и громко выкрикивал имя пса. А через три дня родители о нем даже не вспомнили. Представляешь? Из квартиры пропали миски для еды и воды. Объявления растворились. Никто никогда больше не упоминал об этом псе.

– Но ты ведь помнишь до сих пор.

Толя не ответил.

Автомобиль свернул с дороги и зашуршал по узкой колее в глубину леса. Толя выключил фары, стало непроницаемо черно. Салон трясся, Лиза крепко ухватилась за дверную ручку и, прикрыв глаза, стала молиться обрывками молитв, которые никогда не запоминала целиком.

Потом остановились. Толя заглушил мотор и вышел, оставив дверцу открытой. Холодный ветер швырнул в салон легкий снег. Лиза вышла тоже. Это место плотно обступали деревья. Непонятно, как Толя протиснулся сюда на автомобиле.

Здесь было холоднее, чем в городе, Лизу прошиб озноб. Она подумала, что если и выкарабкается из этой ситуации сегодня, то следующие три дня точно проваляется с бешеной температурой.

Толя открыл багажник и перекинул тело Артема через плечо. Взял лопату в свободную руку. Побрел куда-то за деревья, не оглядываясь. Лиза заторопилась, чувствуя, как болезненно пульсирует вена на виске.

– Слушай и запоминай молитву, – сказал Толя негромко. – Это важно. Ты читаешь молитву, я закапываю могилу и кладу камни.

Он зачитал несколько коротких предложений. Повторил несколько раз. Лиза сбивчиво произносила слова, силясь запомнить, хотя в голове стоял туман.

Остановились непонятно где, среди снега и деревьев, закрывающих ночное небо. Темнота была густая, молочная. Лиза к ней привыкла и хорошо различила несколько холмиков с выложенными на них камнями. Снег их не занес – или таял, или еще что.

– Ты здесь не в первый раз… – пробормотала она.

Толя не ответил. Он аккуратно уложил тело Артема в снег, взялся за лопату и стал копать. Лиза стояла, повторяя про себя строчки молитвы. Холод поднялся от ног и разлился по всему телу.

В какой-то момент Лиза почувствовала, как по ладони елозят чем-то теплым и шершавым. Рядом стоял большой серый пес, безродный, очень худой, с катышками снега на спине. Не лабрадор. Это он лизнул, привлекая ее внимание, и теперь смотрел на Лизу, ожидая реакции.

– У меня нет еды, – пробормотала Лиза, разводя руками. – Я бы и рада…

Почему она оправдывается перед псом?

Он постоял еще немного, потом развернулся и побрел в лес, проваливаясь тощими лапами в снег.

Толя копал долго, вгрызаясь в промерзшую землю. Но не проронил ни слова и не делал передышки. Выкопав, сколько следует, он выбрался, перенес Артема. Тут Лиза не выдержала и коротко, пронзительно взвыла.

– Не надо, – сказал Толя. – Не к месту. Может, он это сам все. Чтобы не мучиться.

– Не мог он.

– Откуда тебе знать? Поищи в Интернете, что с людьми делает болезнь… Читай молитву.

Лиза растерла слезы по щекам, подошла ближе. Артем лежал в яме-могилке скрюченный, коленками в подбородок. В темноте почти не похожий на человека.

– Читай, – коротко повторил Толя, положил руку ей на плечо, сжал крепко.

Лиза прочитала молитву, потом, для верности, еще раз и еще, почти без паузы, Толя стал забрасывать яму землей и снегом. Управился быстро. Сходил куда-то, чертыхаясь, притащил три овальных блестящих камня, положил поверх свежего холмика.

Лиза ждала чего-то. Настоящего волшебства. Знамения. Не дождалась.

– Через три дня все пройдет, – сказал Толя, обнимая Лизу. – Все всё забудут. Наступит жизнь… без Артема.

– Ты ведь хотел сказать «нормальная жизнь», да?

– Не знаю. Кто я такой, чтобы говорить подобные вещи.

Толя отвел Лизу к машине и усадил в салон. У нее дрожали руки, а по всему телу разлилась болезненная слабость. Простуда набирала силу.

На обратной дороге Лиза задремала, и ей снились тихий лес, снег на ветвях деревьев и зернистое серое небо, с которого падали камни. Где-то смеялись дети. Им было хорошо в большой дружной компании.

Толя ушел ближе к ночи, удостоверившись, что Лиза более-менее успокоилась.

Она же, выпив жаропонижающее, забралась под одеяло в спальне и уснула.

Проснулась по звонку проклятого таймера, который снова забыла выключить. Девять утра, завтрак для Артема.

В голове крутилась одна беспокойная мысль.

Лиза побрела в ванную, застыла перед зеркалом, осматривая лицо. В висках и в затылке покалывало. Жар и не думал спадать. А еще на щеке и вокруг носа расплылось красное пятно – от сильного удара снежком. Вряд ли воображаемые дети смогли бросить настоящий снежок. Эта мысль и крутилась всю ночь, требуя подтверждения.

Зазвонил телефон. Как по расписанию.

– Доброе утро, – сказала мама. – Зайдешь сегодня? Я купила ананасов на распродаже, представь. Хорошие такие, спелые. Там же мандарин, пока сезон. Я умею мандарины выбирать…

Она тараторила минут пять, не заикаясь ни о чем важном. Потом вдруг замолчала и спросила неуверенно:

– Как там… Артем?

– Завтракает.

– Хорошо. Так ты зайдешь?

Интонация у мамы изменилась, будто она на мгновение вспомнила о чем-то важном, но тут же забыла.

– Не знаю. Может быть, через пару дней. Сейчас не до этого, честное слово.

– Хорошо, – повторила мама. – Хорошо, конечно.

Она отключилась – слишком торопливо, и Лиза несколько секунд размышляла над странным диалогом.

Ночью в лесу она не верила Толе совершенно. Просто подчинялась сильному волевому мужчине. Не думала о будущем, о перспективах, а жила моментом. Но со вчерашнего утра… что-то изменилось.

В том числе и на кухне.

Лиза осмотрела кухню несколько раз, прежде чем поняла: исчез стул, на котором обычно сидел Артем. А вместе со стулом – слюнявчик, напальчники, марля, влажные салфетки. Все, что было связано с процессом приема пищи.

Она потратила полчаса, чтобы тщательно проверить квартиру, и, пока рылась на балконе среди старых вещей, вспомнила вдруг, как сама же вчера разбирала стул и в итоге выбросила его вместе с мусорными мешками. И как могла забыть так быстро?

За окнами едва рассвело, солнце тяжело поднималось над крышами домов, сопротивляясь натиску серого неба. С детской площадки послышались крики и смех. Лиза увидела нескольких мальчишек и девчонок, катающихся с горки и играющих в снежки. Не разобрать, те же самые, что вчера, или… обыкновенные.