Версальский утопленник - Жан-Франсуа Паро

— Комиссар полиции короля, которому поручено расследовать смерть вашего соседа.

— Моего соседа? Вы ошибаетесь. Я его не знаю.

Он начал оправдываться, не дослушав обращенных к нему слов Тьерри.

— Как вас зовут? — кротко спросил Николя.

— Жак Госсе.

— Сколько вам лет?

— Двадцать два года.

— Что вы делаете во дворце?

— Я водонос.

— А ваши родители?

— Матушка живет в Париже, в предместье Сен-Мартен, отец умер два года назад.

Так как Николя продолжал вопросительно смотреть на него, молодой человек, похоже, лихорадочно соображал, что еще он может добавить.

— Отец служил помощником жарильщика на королевской кухне.

— Прекрасное и благородное занятие. Следовательно, он занимал эту маленькую комнату. Впрочем, расскажите мне, что произошло сегодня утром.

Хотя лоб его по-прежнему покрывали капельки пота, молодой человек, по-видимому, успокоился. Сделав глубокий вдох, он приступил к рассказу.

— Сегодня у меня выходной, и я встал пораньше, чтобы пойти подышать свежим воздухом.

Николя отметил отсутствие логики между двумя предложениями.

— Сейчас так жарко! Все очень просто. Проходя мимо двери, я заметил темные пятна. Мне показалось, что это краска. Я нагнулся и тогда… Ну я и поднял тревогу.

«Чтобы заполучить свидетельство в свою пользу», — про себя заключил Николя.

— Он так разволновался, — добавил Тьерри, — что прибежавший гвардеец нашел беднягу близким к обмороку!

Госсе, похоже, не одобрил излишне взволнованной реплики первого служителя королевской опочивальни.

— Просто кровь прилила к сердцу.

— Скажите, друг мой, — начал Бурдо, понимая, почему Николя не хотел сам задавать этот вопрос, — вы превратили ваше жилище в настоящий будуар. Вам наверняка нравится проводить здесь время. Скажите, откуда вы так хорошо разбираетесь в тканях?

Юноша покраснел до корней волос.

— Мой брат работает обойщиком, он помог мне украсить комнату.

Бросив выразительный взгляд в сторону инспектора, Николя взял Госсе за плечи, аккуратно вытолкал его из комнаты и под предлогом кое-что уточнить повел его по коридору — к великому удивлению Тьерри.

— Здесь нас никто не слышит, — начал комиссар. — Скажите, вы знали госпожу Ренар, которой принадлежала эта комната? — и он указал рукой на дверь — Та самая комната, где сейчас лежит труп убитого.

— Нет.

— Нет? Точно нет?

— Нет. Ну, может, я и встречал ее.

— Конечно, встречали. Здесь, во дворце.

— Возможно.

— Где?

— Не помню.

— Вы не слишком-то разговорчивы.

— Служба требует сдержанности, господин комиссар.

— Что ж, мудро, а еще мудрее изрекать подобные истины. Благодарю вас. Полагаю, у нас еще будет время поговорить.

Казалось, молодой человек почувствовал облегчение; однако когда он хотел направиться к себе, Николя удержал его за рукав.

— Вы знали убитого?

— Нет, сударь.

— Это супруг госпожи Ренар, кастелянши королевы, той самой, с которой вы совершенно не знакомы.

Внезапно побледнев, юноша пробормотал нечто неразборчивое и, оттолкнув идущего ему навстречу довольного Бурдо, бросился к себе.

— Ты совсем запугал юное создание! Полагаю, я правильно понял твое подмигивание?

— Несчастный думает, что он вывернулся! Ну, давай, рассказывай. Готов держать пари, ты нашел нечто интересное.

— Ты угадал. Никто просто так не захлопывает шкаф перед носом полиции. Захлопывают, когда хотят скрыть то, чего не должен видеть посторонний взор.

— Вы сделали открытие? — спросил Тьерри.

— Еще какое! Шкафы до отказа набиты платьями и бельем. Да каким красивыми, каким тонким! Я было подумал, что этот здоровяк горазд переодеваться, но так как париков там нет, то, полагаю, это любовное гнездышко, где обретается очаровательная кокетливая птичка.

— Что ж, для старушки совсем не плохо! Особенно для той, что гладит панталоны королеве и при этом почитает себя превыше всех.

Они не заметили, как откуда-то выскочила молоденькая женщина, низенькая блондинка в хлопковом платье.

— …и вышвыривает честных девушек из комнат их возлюбленных! — проверещала она, уперев руки в бока. — Вот, возьмите хоть Жака, он еще вчера был со мной, а теперь вот… Впрочем, вам это, наверное, не интересно, — уже более спокойно проговорила она.

— Что вы, мадемуазель, меня все интересует. Как вас величать?

— Этьенетта Данкур, прислуга на кухне, к вашим услугам, сударь.

И она, словно обезьянка, изобразила придворный реверанс.

— Ваши слова крайне меня заинтересовали. Так, значит, Жак Госсе упал в объятия вышеназванной дамы?

— Дамы? Вы называете эту стерву дамой? Старая шлюха, наживающаяся на незаконной торговле поношенными тряпками королевы. Теми, что ей отдают, и теми, что она крадет! Идите, посмотрите, что творится в шкафах у Жака. Она складывает туда обноски, украденные у Австриячки!

— Вы забываетесь, мадемуазель! — возмущенно воскликнул Тьерри.

— Я-то забываюсь, а она уж точно не забывается. Те наряды она бережет для себя, а остальные продает.

— Значит, Госсе ее любовник.

— Любовник? Игрушка! Она ему в матери годится!

— Благодарю, богиня ревности, — прошептал Бурдо на ухо Николя. — Наша признательность украсит твой алтарь.

— Как долго длится их связь?

— Несколько месяцев, сударь!

— А точнее? Насколько я понимаю, прежде вы были любовниками. Он резко порвал с вами?

— Он стал со мной холоден, перестал разговаривать, а если разговаривал, то нес какую-то чушь. А однажды…

Она залилась слезами.

— Однажды… в день…

— В какой день?

— Ближе к маю. Он сказал, что больше не хочет иметь со мной ничего общего. Сложил мои вещи и выставил их за дверь. Сказал, что если я люблю его, то я должна исчезнуть из его жизни, иначе он потеряет шанс на будущее. А такой шанс предоставляется редко, быть может, всего лишь раз, и он не может от него отказаться. И с тех пор он запретил мне приходить к нему.

— Что ж, — сказал Николя, — вы чувствуете себя несчастной, но это пройдет. Более того, я уверен, он раскается и вернется к вам.

Она вскинула голову.

— Ах, ну вот еще, нужны мне объедки от старой кокетки! А вы и вправду так думаете?

В этом вопросе отчетливо прозвучала надежда.

— Конечно! Обычно ссоры между любовниками так и разрешаются. Поэтому воспользуйтесь случаем. Спасибо, что были с нами откровенны. Не исчезайте.

Вытирая глаза уголком передника, она удалилась семенящей походкой.

— Дорогой друг, — обратился Николя к Тьерри, — вы знаете господина де Сартина. У меня остались здесь дела. Будьте так любезны, известите его о событиях сегодняшней ночи. Ему надобно как можно скорее смирить раздражение Главного прево, в чью юрисдикцию мне снова приходится вторгаться.

— Бегу, лечу. До скорого, господин маркиз. Ваш слуга, господин инспектор!

— Какой вежливый человек! — заметил Бурдо, не оставшийся равнодушным к обходительным манерам господина де Виль д’Аврэ.

— Еще бы! Счастье, что именно он унаследовал Лаборду. Его Величество сделал его своим доверенным лицом. Он знает все, может все сделать или все разрушить. У него очень острое чутье, и он быстро понял, что я являюсь лицом, облеченным властью — о! совсем маленькой властью, — а потому со мной следует считаться. Я пожал протянутую мне руку сразу после смерти покойного короля, и теперь мы, вместо того чтобы враждовать, во всем поддерживаем друг друга.

— У него манеры придворного.

— Да, он поставил все свои таланты на службу королю.

— Говорят, он себе на уме и ловко преумножает свое состояние.

— Его семья издавна пребывает возле трона. Его отец служил нынешнему королю, когда тот был совсем юным и носил титул герцога Беррийского. А знаешь ли ты, что сей вежливый придворный в пятнадцать лет уже был мушкетером и полковником, командиром драгунского полка Руаяль-Дофин? Пойдя по стопам отца, он приобрел свою должность за триста тысяч ливров.

— Черт побери! Откуда он сумел раздобыть такую сумму?

— Его Величество помог ему.

— Каким образом?

— Отписав ему прибыль с одного из генеральных откупов. Во всяком случае, я предпочитаю, чтобы короля окружали богатые люди. Их труднее подкупить.

— Зато им становится проще округлять свои состояния.

Николя не хотел ступать на скользкую почву.

— В нашей работе полезно быть в дружеских отношениях с тем, кто ночует в комнате короля.

Николя опасался, как бы Бурдо не завел свою вечную песню, плод чтения философов, труды коих он поглощал в редкие свободные минуты, когда не был занят на службе или в семье.

— Что ж, давай продолжим беседу с юным красавчиком. Полагаю, теперь он будет более разговорчив. Нам надо знать все.