История третья. Так не бывает - Женя Сергеева

мне нужны все трое. Попробовав один раз — не сможешь больше отказаться. Такая мешанина в качестве личной жизни меня более, чем удовлетворяла. И я обязательно на этот раз сделаю ее лучше, если мне дадут еще один шанс.***

Проснулась резко, от шума открывающихся дверей и коротких, рубленных приказов, отдаваемых четким, ровным голосом. Этому голосу можно было доверить и свою жизнь. Как за каменной стеной. Я открыла глаза и поняла, что заснула тут же на диване, меня даже кто-то успел укрыть пледом, скорее всего девушка, что спустилась за мной с третьего этажа.

Уверенный голос принадлежал Борису, который в очередной раз удивил сменой образа. Он их и правда менял, как женщина восемнадцатого века, перчатки.

Пока я сидела и, широко открыв глаза, пыталась разобраться в царившей суете, санитары спешно катили от служебного лифта каталку. Краем глаза увидела сестру, практически бежавшую к Борису, в ее руках качалась капельница, вторая медсестра несла препараты, отставая от первой не более чем на полшага.

Кода каталку подвезли к Борису, он отошел в сторону от кресел у входа и только тогда я заметила, что за одним из них стоит санитар, что уехал вместе с ним, Тимом и Демоном, держит за плечи Глеба.

Белого я видела всяким: злым, раздраженным, ласковым, в эйфории, равнодушным, гневным, мягким, зубоскалящим, холодным…

Но вот таким… Жалким. Никогда.

Взгляд мужчины расфокусирован, глаза бегали, не останавливаясь ни на ком и ни на чем. Кожа зеленовато-серого цвета, из уголков губ сочилась слюна, с примесью пены.

Санитары могли и не держать его. Конечности Глеба подергивались немного, но беспорядочно, он совершенно не контролировал свое тело, откинувшись полностью на кресло, в которое его усадили.

Вторая медсестра еще не успела добежать, а Борис развернуться в сторону Глеба уже с каким-то желтоватым препаратом в шприце, который передала первая медсестра вместе с емкостью со смоченной в спирту ватой, когда Глеб надрывно закричал.

Это был смесь вопля, болезненного, громкого, хриплого. И тоскливо-рычащего воя. От которого кровь стыла в жилах. Так кричать человек мог. Если боль была нечеловеческой.

Я отмечала все, как в замедленной съемке: Вот Глеб выгибается дугой, пена и слюна клочьями разлетается вокруг, рот его широко открыт, издавая все тот же страшный звук. Вот Борис Константинович разворачивается к нему с таким искаженным от напряжения и ужаса лицом, что становится в разы страшнее и окружающим. Он уже не заморачивается спиртом, ватой, рывком рвет тонкую джинсовую ткань и всаживает иглу в дергающуюся ногу Глеба. Ногу держат сильные руки, перевитые венами. Санитар.

— Капельницу, быстро! Что, коза, застыла?! Припадка никогда не видела?! — Крик заведующего подгоняет всех.

Миловидная шатенка справляется со своими эмоциями, все еще с расширенными глазами довольно точно находит вену. И Глеб, еще хрипло стонущий, но уже не мечущийся — подключен к системе. Его рывком поднимают на каталку и увозят, вслед за ним направляется Борис. Проходя мимо нас, встречается глазами с моими, матерится и отдает очередной приказ медсестре.

Я слышу ее:

— Но такую дозировку ей нельзя!

— Уволю! Я сказал, ты — сделала. Бегом! — Медсестричка и правда сорвалась с места, убегая в сторону лаборатории. Да, там где-то и сестринская.

Каталки с Глебом в вестибюле уже нет. Борис тоже скрывается в лифте.

А я бездумно пялюсь на закрывшиеся за его спиной створки.

— Змей, отпускать то можно? — Низкий голос Демона вплетается в картину, вырывая меня из состояния оцепенения. Перед глазами возникает бледное, встревоженное лицо Тима.

— Да. — Одно короткое слово и я буквально рухнула в его заботливо протянутые руки.

И только тут поняла, что успела отойти от дивана, на котором спала. Плед упал и запутался в ногах. А я все это время висела в стальных объятиях Демона, видимо, сопротивляясь, пытаясь вырваться. Руки болели и, кажется, наливались синяками. По лицу сплошным поток бежали слезы.

— Глеб он… — Голос прозвучал настолько хрипло, что все вздрогнули. Я тоже кричала. Вместе с Глебом.

— С ним все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо. — Тим, подхватив меня, сел на диван, не отпуская. В поле зрения появился Демон, который ошарашенно изучал свои руки, по локти исцарапанные вкровь.

— Вот бешеная баба! — Цыкнул он.

— Пойдемте, я обработаю. — Та самая медсестричка, что караулила меня, сейчас мило улыбалась Демону, увлекая за собой.

— Подержите, да. Вот так… — Я не сопротивлялась, чувствуя, как Тим прижимает к себе крепче, заставляя уткнуться в его шею лицом. Укола чуть выше бедра я даже не почувствовала. Только влага прошлась холодным потоком.

Тим все гладил по волосам, по спине, мягкими движениями. Он ничего не говорил, я тоже. Мы могли помочь друг другу только так. Молчаливыми искренними объятиями. Наше общее горе и тоска… Наше общее.

— Тим, пойдем к Саше… — Вяло проговорила, уже начиная путаться в мыслях.

Тим подхватил мое совершенно не шевелящееся тело и понес к лифтам. К третьему этажу я окончательно сдалась на волю лекарства и начала подремывать. Сквозь навалившуюся усталость слышала, как Саша выгоняет Никиту на диван. Как меня укладывают на довольно вместительную кровать и с двух сторон прижимаются горячими, сильными телами.

— Тим, Саша… — Я так и не произнесла, что рвалось с языка, наконец, заснув.

Глава 26. Борис Константинович

Светловолосый, голубоглазый мужчина, сидел, наконец, в гордом одиночестве в своем родном кабинете. Что в последние сутки скорее напоминал штаб во время военных действий, чем кабинет заведующего психоневрологическим отделением элитной больницы.

Мужчина в руках держал обычный тетрадный лист с нацарапанным от руки его же корявым почерком химические символы, показавшиеся абракадаброй любому, незнакомому с органической химией. Правда, формулы на листе сводились не только к органике.

Борис с силой запустил пальцы в волосы и потянул себя за вихры, словно надеясь, что от неприятных ощущений он проснется и исчезнут: и листок, и Глеб, второй день лежащий в коме в ближайшей к его кабинету палате, и сестра Глеба, которая, по факту, и втянула их всех в эту задницу. Огромную, жирную