Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары. - Арсений Несмелов

От коменданта к Быстрицкому:

«Если же вы столь недалеки, что не можете сосчитать золотых зубов во рту любимой девушки, — завтра утром возвращайтесь в штаб. Предписание о возвращении вас в полк уже готово. Остается его только подписать».

* * *

В этот вечер Быстрицкий пришел в госпиталь к ужину мрачный, как туча. Хотя, ввиду его явного ухаживания за Анной Осиповной, место за столом было ему оставлено рядом с нею, но он занял его без всякого удовольствия.

— Что это вы сегодня такой мрачный? — спросила девушка. — Совсем как будто вас подменили. Что случилось?

— Эх, — вздохнул офицер. — Неприятности! В полк меня отправляют!

— Но почему? Из-за чего?

— До трех считать не умею! — махнул рукой Быстрицкий. — Так… Интриги!

— Вы мне всё расскажете после ужина? Мы ведь пойдем гулять, я сегодня не дежурю, — заботливо и участливо сказала девушка, пожимая под столом руку офицера. — Вы ведь не забыли мой вчерашний поцелуй?

— Что поцелуй! Ты бы мне лучше зубы показала! — муть не выпалил офицер, но вовремя спохватился и, чтобы отделаться, ответил:

— Да, да, конечно… Только… у меня маленький разговорчике вашим доктором будет.

— Недолго?

— Два слова.

— Ну, я буду ждать вас у крыльца. Хорошо?..

И одними губами:

— Милый, милый, ты покорил мое сердце!

«Знаем вас, шпионок! — хмуро подумал офицер. — Небось зубы-то не показываешь!»

* * *

У Быстрицкого остался в руках один шанс, последний: откровенно признаться во всем главному врачу и попросить его под каким-нибудь предлогом заглянуть в рот Загржецкой.

Но, доверяя тайну врачу, Быстрицкий рисковал многим. Если об этом узнает беспощадная военная контрразведка — ему не поздоровится.

Но другого пути уже не было: возвращаться в полк от тихой, безопасной штабной жизни — тоже не сладко…

— Доктор, на два слова, но — по секрету.

— Ради Бога, милый! — с охотой согласился врач и увел офицера за печку. — Ну?

— Доктор, — начал офицер шепотом. — Дело государственной важности! Разрешите взять с вас слово, что то, что я вам скажу, так и умрет с вами?

Можете вполне! — твердо сказал врач.

Но Быстрицкий не рассказал еще и половины, как врач разразился неудержимым хохотом.

— Ха, ха, ха… — завизжал он. — Зу… зубы считали у Ани? В… в… любви объяснялись? Же… же… женихались? Ха, ха, ха… Шпионка?! Господи, вот насмешил! Лет пять так не хохотал… коньяком за это напою. Ха. ха, ха!..

Быстрицкий стоял совершенно обескураженный.

Справясь со смехом, главный врач наконец заговорил:

— Эх вы, Шерлоки Холмсы! Да знаете ли вы… Нет, погодите, постойте… Вам ведь всё равно необходимо знать, сколько у нее золотых зубов?! Да?.. Эй, кто там, позовите сюда сестру Загржецкую!

— Доктор, что вы… Ради Бога!.. Вы меня губите! Хоть без меня! — взмолился офицер. — Ради…

Но было уже поздно.

— Я здесь, Иван Петрович, — томно пропела Загржецкая, появляясь в комнате. — Что случилось?

— Ровным счетом ничего. Вы или кто-нибудь другая. Лучше вы, ведь вы, кажется, подружились с этим галантным офицером.

Да в чем дело, доктор? Ей-Богу, я ничего не понимаю!..

— А вот в чем. Солдаты нарочно, чтобы уйти с фронта, портят себе зубы. Офицерам приказано знать, какие зубы как называются. Кто не знает, из штабов — на фронт. Так вот вы и спасите своего приятеля, который так ухаживал за вами эти три дня. Можете вы ему показать свой ротик, а я буду называть зубы.

— О, конечно! — согласилась девушка. — Отчего же нет? я теперь понимаю, почему он был такой грустный за ужином Бедненький!..

В довершение комедии главный врач дал Быстрицкому карандаш и лист бумаги и заставил записывать латинские названия зубов.

— Знайте, милый мой, что Анну Загржецкую я знаю с детства. Никогда она за границей не была, зуб золотой у нее один, как вы сами убедились, а что самое главное, так это то, что отец ее, известный киевский нотариус, богат, и Анна для вас — подходящая невеста. Продолжайте-ка, дружок, за ней ухаживать!

В этот вечер Быстрицкий писал коменданту:

«Известная вам особа — дочь уважаемого человека. Золотой зуб у нее в ротике только один. Я сделал предложение и получил согласие. Прошу вас, господин полковник, дать мне отпуск на неделю — для поездки в Киев на предмет получения согласия на брак от родителей моей невесты. Так как я секретное поручение выполнил — смело могу сказать — блестяще, то полагаю, что вы мне не откажете в исполнении этой просьбы».

Комендант ответил:

«Возвращайтесь в штаб. Отпускной билет готов. От контрразведки получена новая секретная бумага, в которой сказано, что в первой она сообщила неверные сведения агентуры. У этой чертовой Эльзы не три золотых зуба, а два, и не наверху, а внизу. Пусть сами и ищут: мы им не зубные врачи!»

* * *

Всю эту историю мне рассказала сама Анна Осиповна Быстрицкая (конечно, я фамилию изменил), дама, хорошо известная Харбину. Ее супруг, уже отрастивший брюшко, имеет на Китайской небольшой магазин.

Под сердитую руку, когда муж возвращается домой навеселе или когда она найдет в его кармане подозрительную записку, написанную женским почерком, Анна Осиповна презрительно фыркает:

— Эх ты, золотой зуб! Туда же!

И всё же живут они неплохо.

ВСТРЕЧА НА МОСТУ[17]

I

Бывает так, что вдруг вспомнится событие давнего прошлого, и всплывет оно в памяти совсем в другом освещении. Особенно если в этом событии была какая-нибудь неясность, затемненность. Все его рычажки, колесики и пружинки, раньше разрозненные и в прошлом никак не соединявшиеся, вдруг словно сами собою станут на надлежащее им место, и весь механизм события придет в самое точное движение.

И всё горе лишь в том, что… поздно уже: прозевал и не вернешь — кусай локти! Ведь был же Золотой Зуб в моих руках, и упустил я ее, молокосос!

А началось вот с чего.

Я, командир комендантской роты штаба 25-го армейского корпуса, играл в преферанс с начальником обоза поручиком Андреевым и каким-то еще залетным земгором, «земгусарами» мы их звали. И только что я хотел объявить восемь червей, как меня потребовали к коменданту штаба, полковнику Н. Выругавшись, я бросился на рысях, ибо полковник был адский ворчун, крикун, и я его побаивался.

Прибегаю:

— Честь имею явиться, господин полковник!

Н., седобородый старик сурового вида, предлагает садиться и протягивает бумажонку: