Миры Империума - Кейт Лаумер

Тьма, безмолвие, пыль и пустота придавали кладовке сходство с ограбленной могилой. Я поскреб сухие губы старой теннисной тапкой, оставленной кем-то у меня во рту вместо языка, и, предприняв усилие, более удачливым персонажам наверняка сулившее медаль Конгресса[18], сел. Голова гудела не хуже Колокола Свободы[19] за секунду то того, как он треснул.

Я исхитрился встать на четвереньки, а разложив процесс на более простые этапы, даже поднялся на ноги. Затем принюхался. Запах гари исчез. Незнакомец — тоже. Моя добыча даже не задержалась посмотреть, все ли со мной в порядке. Он, или оно, не только отсутствовал здесь некоторое время — огненный человек не поленился еще и труп с собой уволочь.

Слишком слабый свет не позволял обследовать помещение более подробно. Пошарив по карманам, я извлек массивный запальный факел имперского производства. Добыть желтое дымное пламя удалось только с третьего раза. Я прищурился, высматривая цепочку обугленных следов, указывающую направление дальнейшего маршрута сияющего незнакомца.

Следов не было.

В надежде разыскать виденные ранее шрамы на полу я повторил весь путь до двери, затем вернулся обратно, лавируя между картонными коробками и стопками таблеток паркетного воска. Следов не было. Даже самых старых. Только мои собственные. Пыль лежала толстым, ничем не потревоженным слоем. Никаких отметин, указывающих, где свалилось тело жертвы, ни свидетельств моего безумного броска через все помещение. Лишь одни легкие вмятины там, где я поднимался на ноги, не позволили мне окончательно прийти к выводу, будто мое нынешнее существование — просто сон. Я слышал о людях, щипавших себя с целью проверить, не спят ли они. Мне такой способ всегда казался глуповатым, ведь щипок может присниться точно так же, как и любое другое, более приятное ощущение. Тем не менее я с мрачным видом собрал пальцами складку кожи на тыльной стороне ладони, сильно сжал... и почти ничего не почувствовал.

Нет, этот метод ничего не доказывал. Я поплелся к выходу, ощущая себя тем самым умником, что, желая сэкономить на транспорте, решил пешком добираться до кладбища.

Свет в коридоре не горел, правда, от стен и пола, казалось, исходило смутное фосфорическое сияние. Вид деревянных половиц ни малейшего облегчения не принес. Выжженные на них следы несколько минут назад были темными, обугленными, отчетливыми. Теперь передо мной поблескивал тусклый лак без единой отметины.

К тому времени, как я протиснулся мимо двери, ведущей на первый этаж, гул в голове уменьшился до еле слышного жужжания пойманной в кулак мухи. Молочно-белый стеклянный шар, свисающий с высокого потолка, сердито смотрел на меня нездоровой мерцающей синевой. Казалось, в неподвижном воздухе безмолвного коридора висит черноватая дымка, придавая знакомой перспективе мраморного пола и лакированных дверей погребальный оттенок.

Дверь у меня за спиной захлопнулась с пугающе громким металлическим стуком. Я несколько раз втянул ноздрями подкрашенный воздух, но не смог уловить ни малейшего намека на дым. Осмотр дверного косяка также оправдал самые неприятные ожидания: на ровной темно-коричневой поверхности отсутствовал даже намек на отпечаток горящей ладони.

Я пересек холл и вломился в пустой кабинет. На письменном столе, поверх стопки бумаг стоял глиняный горшочек, заполненный субстанцией, более всего напоминавшей спекшуюся грязь. Одинокий сухой листок лежал на столе рядом с ним. Настольные часы показывали пять минут первого. Я протянул руку мимо них, снял телефонную трубку, понажимал на рычаг. Тишина в динамике по непроницаемости могла соперничать с бетонной стеной. Я еще понажимал, однако не добился даже треска статического электричества в проводах. Попытки установить связь, предпринятые в соседнем кабинете, привели к тому же результату. Телефоны были мертвы. Как и мои надежды спокойно дожить до глубокой старости в обитой подушками келье.

Шаги по коридору отдавались громким стуком. Я добрался до парадного входа, отпихнул тяжелую дверь и застыл на верхней ступеньке, глядя сверху вниз на свою машину, по-прежнему стоящую там, где ее оставили. Два автомобиля эскорта исчезли. Позади машины чернело окошко караулки. Отсутствовало и уличное освещение, а городские башни лишились их обычного жизнерадостного узора из лампочек. Вот только как перебои с электричеством могли повлиять на работу газовых фонарей на столбах? Мой взгляд устремился вверх. Вместо неба надо мной висела сплошная непроницаемая пелена, и даже звезды утонули в ее черноте.

Я забрался в машину, повернул зажигание и нажал педаль стартера. Ничего не произошло. Я исторг из себя нецензурный комментарий и попробовал снова. Ничего. Клаксон также не работал, а повороты тумблера включения фар не давали ничего, кроме сухих щелчков.

Я вылез из машины, постоял с минуту в нерешительности, затем направился вокруг здания к сетевым гаражам на задворках. Не дойдя дотуда, я сбавил скорость и остановился. Окна гаражей мрачно темнели, тяжелые двери были заперты и перегорожены засовами. Я в очередной раз глубоко вздохнул и тут впервые заметил, насколько безжизненным сделался утративший всякое движение воздух. Пройдя обратно по подъездной аллее, я миновал непривычно пустой караульный пост и вышел на улицу. Она исчезала в сумраке, безмолвная и темная. Как и следовало ожидать. Такси тоже не показывалось. У края тротуара стояло несколько машин. Я направился к мосту и заметил посередине его дуги черный силуэт автомобиля. Почему-то вид его меня поразил. Сквозь раздраженное недовольство, набиравшее силу где-то в районе пониже третьей пуговицы моей сорочки, стало понемногу проступать чувство тревоги. Подойдя к машине, я заглянул в нее через поднятое боковое стекло. Внутри — никого. Я вознамерился было оттолкать машину к обочине, но, оценив свое состояние на данный момент, двинулся дальше.

На Густав-Адольфсторг мне повстречалось еще больше пустых автомобилей, несуразно застывших посереди улицы. Я обследовал угловатый открытый микроавтобус для экскурсий. Из замка зажигания торчал повернутый в рабочее положение ключ. Тумблер освещения находился в режиме «фары включены». Я проверил следующую машину. Та же картина. Складывалось впечатление, будто сегодня вечером на город обрушилась эпидемия поломок зажигания у автомобилей и аварий на всех окрестных электростанциях — совпадение, отнюдь не добавившее мне радости.

Бледный в зловещем свете, словно при затмении, я пересек площадь со статуей героического всадника посередине, миновал темный фасад Оперного театра, пересек Арсеналсгатан, свернул на Вастра Традгарсгатан, прошел мимо забранных ставнями лавок. Город был абсолютно неподвижен. Даже самый слабый ветерок не шевелил безжизненный воздух, а ворчание двигателей не нарушало тишину. Ни шелеста шагов, ни гула отдаленных разговоров. Первичное чувство тревоги стремительно разрослось до полномасштабного холодного ужаса.