Черное колесо - Ханнес Бок

Вечером я стоял на палубе, глядя на матросов, работавших при свете подвесных ламп. Меня удивила Дебора.

– Я вас искала, доктор Фенимор. Её милость сейчас расплачивается за своё распутство. В неё вселился дьявол, дьявол из колеса, о котором она так много говорит! Я видела его в её рыжих волосах. Рыжий – цвет дьявола. Доктор, а может, этот парень Мактиг тоже красит волосы хной? Её милость сама пригласила дьявола, скрыв подлинный цвет своих волос. И я чувствую, как дьявол грызёт и мою душу. Но я не поддамся! Я не из числа проклятых, он может грызть сколько угодно, но ничего не добьётся. Мне не предначертано поддаться его злобе!..

Я отвёл её в тень, где нас никто не мог увидеть, и сказал:

– Мисс Бенсон считает, что колесо не действует на неё, потому что она девственница. Вероятно, вы опровергнете это, Дебора?

Она уселась на груде брёвен.

– Ну, что ж, я благочестива, хотя, конечно, не девственница. Вы помните, как увидели меня в сугробе? Тогда приступ у её милости не дал мне договорить. Сейчас я объясню.

В Глазго я вышла замуж за своего Алека. Он был беден, но оказался для меня хорошим мужем, только не хватало ему религиозности. Мы прожили пять лет и были очень счастливы. И до сих пор, наверное, были бы вместе, если бы не первый, кто вошёл на Новый год.

– Первый, кто вошёл? – переспросил я.

– Это не христианский обычай. На Новый год, как говорит старая вера, первым вошедшим в дом должен быть мужчина – с тёмными волосами и не с пустыми руками. А то, что он приносит, отвращает несчастья и предсказывает, каким будет грядущий год. И очень плохо, если первой войдёт женщина или мужчина с пустыми руками, да ещё светловолосый. Если так случится, можете быть уверены: Новый год не принесёт вам добра. Разное бывает. Помню, как Джейн Коэн, старая дева, у которой не было знакомых мужчин, позвала своего пса Джока, сунула ему в пасть ведро с подарками и накануне Нового года выпустила за дверь. А потом он вошёл и был первым, кто к ней зашёл: самец, и не с пустыми руками.

Прошло четыре года. У нас заболел старый Доминик, и я присматривала за ним. Незадолго до Нового года я пошла домой, но снег шёл такой густой, что не видно было даже окон соседних домов. Было предначертано, чтобы я заблудилась и не нашла вовремя дороги домой, так я позже и сказала моему Алеку. Дорогу замело, и вот когда я подошла к дому, колокол уже пробил двенадцать. И Алек не впустил меня.

Я напрасно звала его, говорила, что в такую ночь нам не дождаться первого входящего. Но Алек не впускал меня: ведь я была женщина, да ещё с пустыми руками. И мне было очень холодно. Я сидела на снегу и чуть не замёрзла. Там вы меня и видели своим вторым зрением, доктор Фенимор.

Я спросил:

– А почему Алек не мог выйти и тут же вернуться? Он сам стал бы первым вошедшим.

– Да, я ему это говорила, – ответила она. – Но он не обратил внимания. Он боялся простудиться, заболеть, и никто бы не выполнил его работу. Скуповат он был, мой Алек.

А холод становился всё сильнее, – вздохнула она. – Сначала у меня онемели пальцы, потом ноги и нос. И я замёрзла бы. А мёртвая жена – большее несчастье для Алека, чем болезнь. Но Бог определил мне не такую смерть! Я снова позвала Алека, но он не слушал. Тогда я обошла дом и залезла через окно. Алек забыл его запереть.

Я вошла с пустыми руками, и, конечно, Новый год не принёс нам добра. Алек простудился и слёг, все наши сбережения ушли на докторов. И как же он обвинял меня! И тогда я дала клятву, что уйду и не вернусь, пока не заработаю столько денег, сколько мы потеряли.

И я стала служить её милости. И предначертано, чтобы я не возвращалась к моему Алеку, пока не заработаю достаточно денег. Я докажу ему, что этот языческий обычай злой, принесу ему то, что даст мне Господь, но не её милость, – добавила она. – Мне платят меньше, чем я заслуживаю. А на корабле властвует дьявол, и вы сами скоро это увидите.

19. СТАТУЭТКА ИЗ СЛОНОВОЙ КОСТИ

Джонсон закончил ремонт наружных повреждений «Сьюзан Энн» на день раньше им самим намеченного срока. Вряд ли его можно было обвинить в торопливости. Неприязнь между экипажем и Бенсоном грозила перерасти в открытую войну, и Джонсон решил, что работу внутри, под палубами, можно будет провести в море.

В самую последнюю минуту, то ли из прихоти, то ли ради драматического эффекта, Бенсон и Мактиг вынесли чёрное колесо и установили его на место. Потом Бенсон созвал экипаж и приказал всем пройти мимо колеса.

Воздействие колеса на тех, кто его раньше не видел, представляло большой клинический интерес. Я пожалел, что не могу разорваться, чтобы пронаблюдать все индивидуальные реакции на это зрелище. Я шёл вместе с матросами, чтобы лучше видеть их лица.

«Дьявольская штука», – говорили они, и именно так оно и выглядело – очевидно, к этому времени все о нём уже слышали и гадали, почему Бенсон так тщательно его охраняет.

Насколько я знал Бенсона, он по-прежнему будет охранять колесо, чтобы никто не догадался о его гипнотическом воздействии и не попытался бы его использовать.

Матросы вполголоса обсуждали, из какого дерева оно вырезано и почему Бенсон тронулся из-за него. Короче говоря, безумное колесо для безумного капитана.

Как и в предыдущих случаях, колесо вызвало у меня шок. При виде его хотелось отшатнуться. Динамизм его очертаний бил по сознанию чуть ли не физически.

Я назвал его безупречным с точки зрения мастерства, но было в нём нечто большее. Работа была такой совершенной, что колесо казалось самородным. Нельзя было поверить, что его создали человеческие руки.

Нетрудно было вообразить, что в нём кто-то живёт – Раб Колеса, и нужны самые поверхностные знания о гипнозе, чтобы этим воспользоваться.

Теперь я понимал, какое сильное воздействие может оказать на умы простых людей хорошо сработанный страшный идол. Задача высокого искусства – вызвать отклик в душе зрителя, а колесо это – высокое искусство. То, что его воздействие опасно, само по себе было плохо, но эта невероятная красота делала его совершенно невыносимым.

Лучше всего было его уничтожить, – и если старый капитан действительно когда-то его потопил, то лишь потому, что чувствовал то же самое, что и я сейчас. Но если бы передо мной встала задача лично уничтожить этот шедевр, я бы постарался избежать этого. Мне было бы легче голыми руками загасить костёр, чем повредить чёрному колесу. Оно было как Медуза Горгона, взгляд на которую превращал смотрящего в камень. И мои впечатления, хотя и в более грубой форме, разделяло большинство людей на корабле.

Бенсон хотел, чтобы каждый коснулся колеса. Он провозгласил: – Я объявляю соревнование, громилы! Тот, кто первым установит, из какого дерева сделано колесо, получит сто долларов.