Переломы - Франк Тилье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прекратите!
Доктор делает паузу.
— Давайте спокойно рассмотрим последовательность событий, которую удалось восстановить к настоящему времени, согласны? Утром восьмого числа вы находились вместе с вашим психиатром в Национальном центре научных исследований в Булонь-Бийянкур, где должны были пройти личностное тестирование. Вечером восьмого вы нанесли вашему отцу два удара ножом в грудь, в результате чего он был госпитализирован.
Алиса мотает головой. Она закрывает лицо руками, она не может ничего понять. Ей врут, ее пытаются вывести из равновесия. Скорее всего, это один из их мерзких психологических тестов.
— Не отрицайте. Вчера Доротея подтвердила нам это.
— Доротея вам…
— Позвольте мне продолжить. Ваш друг Фредерик Дюкорне рассказал, что подобрал женщину, бродившую по набережной в Кале, судя по всему, в состоянии шока. Полицейские осмотрели вашу машину, вашу квартиру: эксперты-криминалисты нашли в вашем душе, а также в багажнике следы крови и волокна ткани. Кровь двух разных групп. Вашего отца и… ваша. Доротея говорила о блузке, которую она сожгла, чтобы защитить вас. Вы отрицаете, что видели эту блузку у себя дома?
— Нет. Я действительно видела ее в душе. Но потом она исчезла.
— Продолжим. Вы находились в квартире этого человека, Фредерика Дюкорне, с ночи понедельника восьмого октября до среды десятого, а потом снова убежали.
— Он и мне это рассказывал, но я так и не смогла вспомнить.
— Это неважно, он помнит. После десятого вы вернулись к нему домой по собственной инициативе, чтобы попытаться понять, что скрывает от вас ваша память. Он помог вам, сопровождал вас. В разговорах вы признались ему, что сердиты на своего отца и на своего психиатра. Это так или нет?
Алиса падает на пол. Врач бросается, чтобы поднять ее.
Доротея резким жестом сбрасывает очки, они повисают у нее на груди.
— Уберите от меня ваши грязные лапы! И оставьте нас в покое раз и навсегда!
— Прошу вас, сядьте.
Психиатр возвращается за стол, а Доротея рвется в дверь, но наталкивается на двух полицейских.
— Я хочу выйти! Довольно меня здесь удерживали!
— Извините, мадемуазель, это невозможно.
Красную от злости Доротею хватают и вынуждают сесть на место. Психиатр отмечает явное изменение поведения пациентки, эти бесконечные метания между несколькими «я», которые уже в течение двух с половиной дней наблюдаются у Алисы Дехане и не дают ей времени высказаться.
— С вашего позволения я продолжу излагать факты. В субботу вечером вы отправились к Люку Грэхему. Вы проникли в его дом, вы…
— Почему вы говорите «вы»? Я не ездила к Люку Грэхему, туда поехала Алиса.
Доктор тщательно анализирует все ее поступки и жесты.
— Итак… Алиса проникла в дом Люка Грэхема, чтобы получить какие-то сведения относительно своего психического состояния. И там… Там случилось что-то, о чем Алиса не помнит, я прав?
— Я ничего про это не знаю, меня там не было. Вы начинаете разговор с Алисой, а заканчиваете с мной, я что-то не улавливаю. Вы что, хотите нас сбить с толку? Моя сестра — существо очень хрупкое, оставьте ее в покое.
Доктор помнит, что эта молодая женщина может притворяться и прятаться за разными стилями поведения, которыми она великолепно овладела.
— Вы знаете, куда делось досье на Алису, которое вел доктор Грэхем? Его записи, магнитофонные записи сеансов терапии?
— Нет.
— Как вы думаете, ваша сестра могла их украсть? Как по-вашему, способна она, например, разбить окно, чтобы проникнуть в кабинет своего психиатра?
Доротея стискивает зубы, она чувствует, что ее загоняют в ловушку. Наверное, они уже допросили Алису, и она, конечно, все им рассказала. Может быть, у них даже есть отпечатки ее пальцев.
— Это я виновата. Я попросила ее забрать мой дневник. Это я сказала ей, чтобы она влезла в окно.
Доктор, кажется, оценил ее искренность.
— И где же теперь этот дневник?
— Понятия не имею.
Покусывая кончик ручки, врач переворачивает страницу.
— В тот же вечер Алиса в сопровождении Жюли Рокваль отправилась к вашему отцу. Вы там тоже были, не так ли?
— Частично. Я нередко туда езжу.
— А вы можете мне объяснить, что именно там произошло?
Доротея обхватывает голову руками и упирается локтями в ляжки:
— Я не очень хорошо помню. Я… Я лежала на траве, Алиса, по-моему, только что уехала. И я увидела, как отец целится в меня из ружья, из старого дедушкиного «экспресс беттинзоли». Потом… Я не знаю, кажется, он меня ударил, но пришел Николя, и я тоже убежала.
— Вы убежали? Куда же?
— Я… Я не знаю. Не припомню.
— А у вашего отца есть другое ружье, кроме «экспресс беттинзоли»?
Доротея отвечает не задумываясь:
— Да, «сюперпоз дарне» двенадцатого калибра, оно висит в гостиной, между охотничьими трофеями. У него сильно попорчен приклад, но оно отлично стреляет.
— Вы разбираетесь в оружии. А пользоваться им умеете?
— Я в юности много охотилась вместе с отцом. Но Алиса всегда стреляла лучше меня. Она могла попасть в зайца с двухсот метров.
— А Николя умеет стрелять?
— Нет, конечно. Николя ничего не умеет делать, он только хнычет.
Психиатр подходит и внимательно смотрит на нее. Он похож на золотоискателя, который вглядывается в ручей, чтобы отыскать там драгоценные крупицы.
— Доротея Дехане, вы застрелили вашего отца из «сюперпоз дарне» двенадцатого калибра?
Доротея резко откидывается назад. Она потрясена:
— Вы говорите мне, что…
— Что ваш отец мертв. Его убили пулей двенадцатого калибра выстрелом в грудь. Вы не в курсе?
Она трясет головой, смотрит на него невидящими глазами. Психиатр дает ей время, чтобы свыкнуться с шоком. Она не плачет, ее зрачки расширяются, напоминая пятна расплывающейся нефти. Брока дожидается подходящего момента и продолжает:
— Вы испытываете печаль?
Она не колеблясь смотрит ему прямо в глаза:
— Скорее облегчение. Наконец он оставит меня в покое. Отец ненавидел меня больше всех на свете.
Ее искренность свидетельствует об удивительной вещи: Доротее Дехане нечего скрывать. Брока пытается копнуть поглубже:
— С того момента, как мы привезли сюда Николя, он очень мало нам рассказал. Водители видели, как он шел с ружьем в руке вдоль шоссе, и позвонили в полицию. Николя представляется мне очень… скрытным, он боится отвечать на наши вопросы, а стоит повысить голос, как он весь сжимается. Вы полагаете, что ваш отец плохо с ним обращался?
— Мой отец со всеми плохо обращался, — отвечает Доротея. — Но теперь это кончилось. Вы сказали ему, что… наш отец умер?
— Конечно. Пока что он отказывается верить. Он думает, что Клод Дехане не может умереть. — Доктор откашливается: — Мы допросили также некую Мирабель Брё. Вы с ней знакомы?
— Да. Она живет за холмом.
— Услышав новость, она разрыдалась. Судя по всему, он был ей очень дорог.
Доротея сидит с отсутствующим видом:
— Да уж…
Доктор несколько секунд с серьезным видом молчит.
— А как вы думаете, она может быть каким-то образом замешана во всем этом?
— То есть?
— Могла она выстрелить в вашего отца, а потом дать ружье Николя?
Доротея убежденно мотает головой:
— Нет. Только не Мирабель. Она любила моего отца. По-настоящему.
— Иногда можно убить и того, кого очень любишь. Это называется преступлением на почве страсти. Или, может быть, она хотела за что-то отомстить?
— Нет-нет, это не она.
Доктор немного наклоняет голову, прикладывает палец к нижней губе.
— Ну, хорошо… Допустим… Вернемся к Николя. Он рассказал нам кое-что удивительное. Сказал, что в тот самый вечер в доме Люка Грэхема, а потом рядом с сараем видел человека в черной одежде и капюшоне. Этот человек якобы заставил его взять в руку нож, которым был убит ваш психиатр, и якобы именно он выстрелил из ружья в вашего отца и ранил его. Вы этого человека когда-нибудь видели?
Доротея уверенно кивает:
— Да, много раз. Я видела его из окна своей комнаты на ферме. Он приходил из леса или приезжал на грузовичке вместе с моим отцом.
— А что он делал у вас?
— Он часто запирался в коровнике.
Психиатр делает заметки. Невозможно понять, о чем он думает, верит ли он в ответы Доротеи.
— Значит, этот человек в капюшоне и ваш отец вместе запирались в коровнике… А вы видели раньше его машину?
— Нет, я вам уже сказала. Он или приезжал в грузовичке вместе с отцом, или приходил с холма.
— Как Мирабель?
Ответа нет… Психиатр продолжает:
— А что они делали в коровнике?
— Не знаю. Вы ведь не верите, что этот человек существует, да?
— Да нет же, как раз верю. В комнате Люка Грэхема, рядом с его телом, мы нашли волокна. Волокна черной шерсти со следами слюны.