Волшебная ночь - Мэри Бэлоу

— Может быть, в том, Шерон, — ответил Алекс, — что ваше сердце умеет отличать правду от лжи и знает, что на меня можно положиться.

Если говорить начистоту, то сам он вовсе не был уверен в том, что в этот момент на него можно положиться. Еле сдерживаясь, он потерся подбородком о ее макушку.

— Нет, наверное, потому, — откликнулась она, — что я глупая и доверчивая.

— Шерон. — Закрывая глаза, он осознавал, что, конечно, ему нельзя доверять. — Мы с вами… так высоко в горах… И мы совсем одни…

Он выждал какое-то мгновение, словно желая дать ей шанс остановить его, спасти их обоих.

— Да, — тихо сказала она.

Он провел пальцами по ее шее и осторожно приподнял подбородок. Еще несколько мгновений он медлил, поглаживая ее нежную кожу, а потом накрыл ртом ее губы. Они испуганно задрожали, но она не отклонила поцелуй, а обняла Алекса, обвив руками его шею. Ее рот доверчиво приоткрылся ему навстречу.

— Шерон… — Мелкими, легкими поцелуями он покрывал ее щеки, лоб, виски, все еще пытаясь сохранить остатки благоразумия.

— Александр… — прошептала она в ответ.

Его имя, произнесенное ею, лишило его рассудка. Как давно он не слышал его из уст женщины и как дивно оно звучало в ее устах, обласканное певучим валлийским акцентом!

Через несколько мгновений Шерон лежала на спине, он на ней, его широко раскрытые губы искали ее рот, и она отвечала на его поцелуи горячо и нетерпеливо. Его язык проник в ее уста и закружил там в ласковых движениях, переплетаясь с ее языком.

Она тянула его к себе нежно и требовательно, ее рука сжимала его плечо, ее пальцы запутывались в его густых волосах. Ее тело выгнулось ему навстречу, и мягкие, упругие груди прижались к крепкой груди.

Остатки самообладания покинули Алекса. Она хочет, чтобы это произошло. Она хочет его. Господи, он любит ее! Он может поклясться Богом, что любит ее!

Его желание было так велико и нестерпимо, что не оставляло места сомнениям; уже ничто не могло помешать ему овладеть ею прямо здесь, на земле.

Прильнув в поцелуе к ее губам, он ласкал ее тело, каждый его изгиб, замирая от восторга и возбуждения. Его ладони кружили по ее груди, подушечками пальцев он коснулся ее сосков и даже сквозь ткань платья почувствовал, что они затвердели от желания. Он и сам ощущал, как тяжело пульсирует его плоть.

— Шерон… — Просунув руку ей под спину, он повернул ее на бок, чтобы расстегнуть платье, и когда его пальцы ощутили тепло кожи, таившейся под платьем, он снова дал ей возможность лечь на спину. — Любовь моя…

Она помогла ему обнажить ей груди, а потом дрожащими пальцами расстегивала его жилет и рубашку. И наконец спустя несколько мгновений, показавшихся им вечностью, он смог прижать ее к себе и ощутить в исступлении все великолепие ее грудей, прильнувших к его телу.

— Ах! — выдохнула Шерон. Она чувствовала себя на верху блаженства.

— Боже, как ты прекрасна, — шептал Алекс, покрывая поцелуями ее лицо, подбородок, шею, постепенно подбираясь к ее налившимся в нетерпении грудям. Наконец ее грудь ощутила жар его дыхания, его язык осторожно коснулся затвердевшего соска.

Она застонала, выгибаясь всем телом навстречу его губам, заставляя его лицо утонуть в их мягкой нежности.

— Хорошая моя, красивая моя… — исступленно шептал Алекс, уже лаская углубление между ее грудей.

— Кариад… — пробормотала Шерон, когда его поцелуидостигли своей цели. — Ах, кариад!

Незнакомое слово было подобно любовной ласке.

Его руки уже были под ее юбкой и гладили крепкие, стройные ноги. На секунду к Алексу вернулось ощущение реальности. Если она не остановит его сейчас, если он сам не остановится, обратной дороги уже не будет, случится непоправимое. Но мысль вспыхнула только на одно мгновение и тут же погасла. Шерон хочет его, он хочет ее. Он любит ее.

Она не сопротивлялась. Она приподняла бедра, когда он освобождал ее от нижнего белья, и потом, когда он управлялся со своими брюками, она лежала тихо и неподвижно, глядя на него. Когда он наконец склонился к ней, она сразу же крепко обняла его за плечи. Ее обнаженные ноги, руки и груди матово сияли в неверном лунном свете.

Она хотела его. Он понял это, когда его рука проникла между ее бедер и пальцы коснулись влажного лона. Ему не надо было прибегать к дополнительным уловкам и ухищрениям, чтобы подготовить ее тело к соитию.

Шерон. Он не назвал ее по имени, но почувствовал всем своим сильным телом ее нежную, теплую и женственную податливость, когда приподнялся и осторожно прильнул к ней. Он не мог разглядеть ее в темноте. Луна вновь скрылась за плотными облаками, и Алекс закрыл глаза. Но он отчетливо осознавал, что это была Шерон. Каждым дюймом кожи, последними проблесками рассудка Алекс ощущал, что это была Шерон. Его прекрасная Шерон. Его женщина. Его любовь.

Он подложил снизу ладони, раздвинул ей ноги и оставил свои руки там, чтобы жесткая земля не причинила вреда. Воспламененный от прикосновения к ее телу, он вошел в нее и замер. Он медлил еще несколько мгновений, словно хотел дать ей последний шанс избежать того, что неминуемо должно было произойти между ними. Но ее руки легли ему на талию, и она потянула его к себе.

Ее влажное лоно было нежным, теплым и восхитительным. Алекс задержал дыхание, чувствуя, как пульсируют ее мышцы, встречая его, как сжимают, охватывая его и лишая рассудка. Он замер, достигнув глубин ее, приходя в себя и восторгаясь нежностью этой женщины.

Шерон…

Не открывая глаз, он нашел ее губы. Они были мягкими, теплыми, доверчивыми и манящими. Его язык двинулся вперед.

После первого его движения ее тело вступило с ним в волнующий танец, ее бедра вращались и раскачивались из стороны в сторону, поднимались ему навстречу и опускались, мышцы ее лона сжимались и ослабевали, подчиняясь его ритму, не сдерживая его, позволяя ему диктовать и темп движений, и глубину проникновения. В этом не было господства со стороны Алекса, по крайней мере он этого не ощущал, хотя знал это чувство по опыту общения с другими женщинами. Скорее возникало чувство близости, чувство взаимного обогащения, чувство, что не он, а они взаимно дарят друг другу любовь.

Ему хотелось не переставая возбуждать ее и дарить ей эту радость любви. Ему хотелось до бесконечности продлить соитие, столь краткое у него с другими женщинами. Ему хотелось, чтобы вечно длились эти минуты любви, полного слияния тел, познания и открытий.

«Я хочу познать ее. Хочу открыться ей. Любимая. Любимая, любимая».

— Любимая…

Алекс чувствовал все возрастающее напряжение ее тела. Она уже не подчинялась его ритму, она обвила его бедра ногами и в исступлении прижимала его к себе. Боже мой, подумал он, да ведь она близка к завершению. Ему еще не доводилось видеть столько страсти у женщин. Но ведь ему не приходилось иметь дела с Шерон. Для него все было внове — и пылкая взаимная любовь, и это желание доставлять женщине наслаждение, а не только получать самому и пронзительное желание отдать ей свою любовь и самого себя целиком.