Гентианский холм - Элизабет Гоудж

Стеллу никогда не посылали к Захарии с обедом. Она была так взволнована этим приключением, что не заметила его подавленного состояния. Они вместе сели под тис на два серых камня. Вокруг дерева бродили пасущиеся овцы. Улыбаясь, Стелла стала развязывать узелок. Захария изумленно уставился на свой полевой обед. Матушка Спригг не была женщиной, склонной к демонстративным поступкам, но она всегда выражала свои чувства посредством еды. Сегодня она положила в узелок поистине королевский обед… Кусок пирога со свининой. Яблочный пирог. Шафрановая лепешка. Девонширский десерт с кремом и черносливовым джемом внутри… Захария понимал, что должен съесть все, чтобы не обидеть матушку Спригг. Но для него это было слишком много. Хорошо еще, что Стелла и Ходж были готовы помочь ему в этом.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, Стелла, — проговорил Захария, когда они наконец покончили с едой.

— Хорошее? — спросила Стелла, стряхивая крошки с красного платка.

— Нет.

Она посмотрела на него, аккуратно сложила платок, убрала его в карман и сложила руки на коленях. Румянец сошел с ее ангельского личика, и теперь в ее темных глазах, в линии детского рта было что-то очень серьезное и взрослое… Нет, Стеллу трудно было назвать маленькой девочкой… Она была не похожа на своих сверстниц. В ней была какая-то особая унаследованная от предков мудрость, которая прочно отделяла ее от других детей. Понимая это, Захария знал, что ему тем легче будет рассказать Стелле о том, кто он такой на самом деле, что с ним произошло и что он теперь решил сделать.

Странно, — хотя на самом деле это вовсе не казалось ему странным, — но она никогда не задавала ему обычных детских вопросов. Спросила только имя в ту их первую встречу. И его не удивило то, что когда он закончил свой рассказ, Стелла не устроила шумной сцены, а спокойно смирилась с мыслью о том, что он уезжает. Так же спокойно, как она смирилась с фактом его появления в ее жизни. Она восприняла решение Захарии без выражения изумления или любопытства. В этом была она вся.

В первые минуты после того, как Захария закончил свои объяснения, ее молчание и неподвижность согревали его. Но потом он стал беспокоиться за девочку и, приглядевшись к ней повнимательнее, со страхом увидел, что у нее глаза уже пожившей свое женщины. Сейчас она совсем не была похожа на ребенка. Испугавшись не на шутку, Захария коснулся ее плеча и чуть встряхнул ее.

— Стелла!

Девочка с трудом очнулась и взглянула на него. Было такое впечатление, будто внутри у нее все превратилось в лед. Однако первые же слова ее несколько успокоили перепугавшегося Захарию. Она сказала:

— Захария, я так хотела провести вместе с тобой Рождество. Будет весело. Гуляния, песни, представления и все такое… Захария…

Она закусила нижнюю губу и снова умолкла. Он взял ее руки в свои и проговорил тоном человека, дающего святой обет:

— Стелла, если я не вернусь домой к этому Рождеству, то вернусь к следующему. Я обещаю.

— Обещаешь?

— Обещаю. А ты будешь мне писать, когда я уеду? Стелла? Я обязательно напишу тебе.

Стелла согласно кивнула, и свет вновь появился в ее угасших было глазах. Она представила себе в эту минуту гору писем, которые протянутся мостом через бездну, так нежданно-негаданно разверзшуюся между ней и Захарией.

— И еще знаешь что… — продолжал он. — Ты можешь ходить к часовне Св. Михаила, как ходила Розалинда. Там ты будешь вспоминать мои слова о том, что я скоро вернусь.

Стелла тут же улыбнулась.

— Я буду туда ходить! Как Розалинда!.. Только… ведь ее любимого не было очень долго, Захария…

— Вот побью Бони и тут же приеду домой, — сказал он, рассмеялся и рывком поднял ее на ноги. — Давай, Стелла, беги. Я буду догонять.

Они бежали не очень быстро. Шутливая погоня была просто предлогом, чтобы сбежать с холма к калитке сада, где они должны были попрощаться. У калитки Захария обнял и поцеловал Стеллу, крепко прижав ее к груди на несколько секунд. Затем он поставил девочку на землю и смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась на крыльце дома. Тогда Захария быстро развернулся и зашагал по дороге вокруг сада, и потом вверх по склону холма к деревне. Он ни разу не оглянулся, представляя себе, как Стелла, рыдая, бросилась в объятия матушки Спригг.

Но Стелла не пошла к матушке Спригг. Она осталась на крыльце, скрытая ото всех его тенью. Еще в раннем детстве научилась она не бежать к матушке Спригг со своими шишками и синяками. Она чувствовала, что человеческое страдание — вещь всегда очень личная. И чем сильнее страдание, тем более оно личное. Расставание с Захарией было самым страшным страданием. Вернее, это было первой настоящей болью в ее до этого счастливой жизни. Стелла еще не знала, справится она с этой болью или нет, и поэтому долго просидела на крыльце, тихо плача. А потом достала медальон матери, который носила под платьем, и посмотрела на него. Маме, наверняка, тоже пришлось много страдать в жизни. Взрослым много выпадает на долю всякого зла. Но мама, наверное, никогда не плакала. Девочка держала перед собой медальон до тех пор, пока не справилась со слезами, а затем вошла в дом и тут же поднялась к себе в комнату, чтобы хорошенько умыться.

Когда сборы были окончены, два офицера, тактично решив не мешать хозяевам дома, ушли спать пораньше. Доктор Крэйн и Захария остались сидеть в кабинете у камина. Им нужно было поговорить в последний раз. Доктору было что передать Захарии, и он сказал ему это, хотя мало ждал, что юноша поймет эти слова в нынешнем своем несчастном состоянии.

— Ты поступил правильно, Захария, хотя, как ты сам можешь видеть, ничего хорошего из этого пока для тебя не вышло. Я вижу, как ты несчастен. Но это неважно. Сейчас не думай о чувствах. Это не главное. Главное — твои поступки. Из них может родиться слава. Хотя одному только Господу известно, как долго тебе придется ждать этой славы.

— А что такое слава? — вдруг спросил Захария.

— Этого я не могу объяснить. Придет день, и ты сам узнаешь. Но кое-что я, пожалуй, смогу тебе рассказать. На основе своего медицинского опыта, приобретенного как на войне, так и в мирное время. Я объясню тебе, как справиться со своими страхами.

Захария вздрогнул, и доктор возблагодарил Бога за то, что сумел привлечь внимание юноши и на секунду оторвать его от печальных дум.

— Для начала я скажу тебе вот что: не борись со страхом и не стыдись его. Прими его со спокойствием, точно так же, как человек принимает другие недостатки, с которыми он был рожден, будь то легкая хромота или косоглазие. Добровольное принятие страха — это уже полдела. Допускаю, что в этом тебе уже приходилось убеждаться. Испытывай страх добровольно и не бойся своего страха, если можно так выразиться.