Удар молнии - Даниэла Стил

— Потому что я ее мать, она беспокоится обо мне и моя болезнь не может не отразиться на ее настроении.

— Меня уже тошнит от твоих рассуждений! Вот они-то и отражаются на моем настроении. Я не могу так жить, с твоими ежедневными онкологическими бюллетенями от Слоан-Кеттеринга. Почему бы тебе не завести для них специальную доску?

— Ах ты дрянь! Ты даже не удосужился посмотреть заключения патолога, когда я получила их на руки.

Это произошло в тот день, когда он впервые увидел рубец у нее на груди, и его ужас затмил его интерес.

— Какое это имеет значение? Ты все равно осталась без груди.

— Это имеет значение! Я могу выжить или умереть; если это для тебя по-прежнему важно. У меня такое впечатление, что ты считаешь это таким же пустяком, как удаление груди.

Может быть, если я исчезну, ты этого даже не заметишь. Я не понимаю, как ты можешь так себя вести. Ты даже не удосужился поговорить со мной, не говоря уже о том, чтобы ко мне прикоснуться.

— О чем с тобой говорить, Алекс? О химиотерапии? О лимфатических узлах? О патологических заключениях? Я больше не могу этого выдерживать.

— Может быть, ты вообще уйдешь и оставишь меня одну?

От тебя все равно никакого толку.

— Я не оставлю свою дочь. И никуда не уйду, — прорычал он и вопреки этому утверждению пулей вылетел из квартиры.

Оказавшись на улице, он едва справился с искушением поймать такси и доехать до 53-й улицы, где жила Дафна, но вместо этого он позвонил ей из автомата и разрыдался. Он сказал, что начинает ненавидеть свою жену и самого себя. На следующий день должен был начаться курс химиотерапии, и Сэм просто не мог этого вынести. Дафна отнеслась к этому очень сочувственно и спросила, не хочет ли он к ней Приехать, но Сэм ответил, что не должен этого делать.

Сэм сознавал, что в его нынешнем состоянии, когда его душа была подобна открытой ране, он нуждался именно в Дафне. Но он не считал себя вправе допустить, чтобы его семья развалилась именно из-за нее. Надо было подождать и все обдумать. Надо было что-то делать, только он не знал что. Не понимая почему, он действительно внезапно возненавидел Алекс. Бедная женщина была серьезно больна, а он отталкивал ее за то, что она сделала с его жизнью, внеся в нее элемент болезни и страха. Она собиралась отказаться от него, она разрушала все. Сама того не сознавая, Алекс мешала ему быть с Дафной.

Он дошел до самой реки и вернулся обратно. Алекс все это время пролежала на кровати, бездумно глядя в потолок.

Она была слишком зла, чтобы плакать, слишком оскорблена, чтобы его простить. Сэм предал ее. Он бросил ее на произвол судьбы. За шесть недель исчезло все, что между ними было общего, испарились все чувства, которые они питали друг к другу, разрушилось все построенное за семнадцать лет. И обет быть вместе «и в хорошие, и в плохие времена, в здоровье и в болезни» был совершенно забыт.

Когда Сэм через два часа вернулся домой, Алекс все еще лежала в той же позе. Но он даже не зашел к ней и не сказал ей ни слова. Алекс не могла сомкнуть глаз всю ночь, а Сэм спал на кушетке в студии.

Глава 12

Офис онколога, к которому Алекс направил доктор Герман, находился на 57-й улице. Это была женщина. Первая процедура должна была занять полтора часа, а следующие — от сорока пяти минут до тех же полутора часов. Посещать врача Придется два раза в месяц, если только не возникнет никаких проблем.

Визит был назначен в полдень, и Алекс собиралась вернуться на работу в половине второго.

И Брок, и Лиз знали, что в этот день начинается курс химиотерапии. Сэм тоже, разумеется, это знал. После их крупной ссоры накануне он уехал на работу, не позавтракав.

Он даже не позвонил ей в офис, чтобы извиниться или пожелать удачи, не говоря уже о том, чтобы поехать с ней.

Алекс уже поняла, что ей не следует рассчитывать на Сэма в ее состоянии.

Это было современное здание недалеко от Третьей авеню.

Комната ожидания была красиво обставлена, и посетитель чувствовал себя свободно и легко. С потолка лился теплый свет, стены были оклеены желтоватыми обоями, и вообще обстановка была очень приветливой. Алекс поймала себя на мысли, что полутемное помещение с каменными стенами было бы более подходящим. Увидев, что врач ее ровесница, она почему-то почувствовала облегчение. Ее звали Джин Уэббер, и она производила впечатление спокойного и знающего человека. Осмотревшись, Алекс увидела на стене диплом и с удовольствием отметила, что Джин окончила Гарвардский медицинский колледж.

Сначала они немного поговорили, и Джин обсудила с Алекс содержание ее патологических заключений. Алекс невольно ожила: эта женщина обращалась с ней как с умным, интеллигентным человеком. Она объяснила, что цитотоксичные препараты, которые будут вводиться в ее организм, не являются вопреки распространенному мнению «ядовитыми». Принцип их действия заключается в том, что они разрушают злокачественные клетки, щадя доброкачественные. У Алекс опухоль была второй стадии, что было, прямо скажем, не слишком хорошо, но с другой стороны, пострадало только четыре лимфатических узла, и рак не пошел дальше. Прогноз, по мнению доктора Уэббер, был весьма приличным. И, подобно всем прочим врачам, принимавшим участие в судьбе Алекс, она была абсолютно уверена, что химиотерапия необходима для полнейшего излечения. Рисковать, оставляя хотя бы часть клетки, которая могла бы впоследствии вызвать рецидив, было нельзя. Только стопроцентное исцеление могло гарантировать, что Алекс никогда больше не узнает о том, что такое рак. Облучение после мастэктомии не делали, а гормональная терапия не годилась в ее конкретном случае. Окончательные результаты анализов показали, что гормоны не помогут. Врачи провели также тест на хромосомы, чтобы выяснить, поражена ли ДНК клеток и не нарушено ли количество хромосом. Оказалось, что клетки Алекс были двойными, как и полагается, то есть каждая хромосома дублировалась. Исход мог быть только благоприятным, и Алекс выслушала слова доктора с облегчением, если не считать того, что хорошие новости сочетались с плохими — ведь у нее все равно был рак, и ей предстояло полгода химиотерапии. Это угнетало Алекс.

Доктор, казалось, все понимала. Это была женщина небольшого роста, с длинными темно-каштановыми волосами, тронутыми сединой, аккуратно причесанными. Никакой косметики на ее лице не было. У нее были очень милое лицо и небольшие ухоженные руки безупречной формы, которыми она энергично жестикулировала при разговоре.

Она попыталась убедить Алекс в том, что, несмотря на неприятные побочные эффекты химиотерапии, это не такая страшная процедура, как обычно думают. При правильном лечении их можно контролировать. Кроме того, она сказала, что ни один из этих побочных эффектов не вызывает необратимых последствий. Джин попросила Алекс сообщать ей о любых осложнениях. Это могло быть выпадение волос, тошнота, боли, утомляемость и прибавление веса. Кроме того, у Алекс могли начаться ангина, простуда и трудности с пищеварением. Менструации могли неожиданно прекратиться, но вполне возможно, что после окончания курса цикл восстановится. Вероятность того, что она будет бесплодна, составляла пятьдесят процентов, но шанс зачать ребенка у нее все же оставался — если от нее не уйдет муж, подумала Алекс, заставляя себя внимательно прислушиваться к словам врача. Доктор Уэббер уверила ее, что никаких данных о том, что у переживших химиотерапию бывают осложнения при родах, не существует.