Водомерка - Линда Сауле

исследований, обкрадывая и в конечном счете наказывая свою собственную страну, работая всегда в одиночку, не привлекая излишнего внимания. Тебе легко это удавалось, ведь ты был неприметен. Но такая неприметность – лишь обман зрения, ведь драгоценный камень тоже прячется за слоем невзрачной породы, оберегая собственную ценность.

Деньги потекли рекой, превосходя твои самые смелые ожидания. Оказалось, что информация, которая всегда была у тебя перед глазами, стоит баснословно дорого. Но ты держал себя в узде, не позволяя страсти взять верх. Ты мыслил трезво, а холодный рассудок и расчетливость позволили тебе незаметно проворачивать дела.

Все же, думаю, у тебя все получалось потому, что тобой руководила высшая цель. Ты не касался заработанных денег – сохранив анонимность, организовал регулярные и щедрые пожертвования в благотворительные организации, поддерживающие пострадавших от вооруженных конфликтов. Однако своим главным получателем ты избрал фонд поддержки детей войны, ты помогал уже другим детям, искупая вину, чужую вину.

Великий поступок останется в истории, как и имя того, кто его совершил, но свой ты укрыл непроницаемым колпаком. Не поднимая головы, ты искал и находил, вновь искал, рискуя всем, ставя на кон свободу, репутацию компании и собственной семьи, которая даже не догадывалась об истинных причинах твоей скрытности.

Болезнь подкралась незаметно, ведь ты, занятый помощью другим, совсем позабыл о себе. Когда ты понял, что она зашла уже далеко, пришлось удвоить усилия, ведь теперь каждый день, каждый час был на счету, нельзя было медлить.

За все это время ты ни разу не виделся с моей матерью. Вы довольствовались разговорами по телефону, во время которых делились новостями и подробностями о добытых материалах, которые ты отправлял на ее адрес. И уже она пристраивала их в нетерпеливые руки Дугласа Грига.

Ты прилетел в Дерри из Берлина и в день приезда был на грани истощения – физического, морального. Ты уже будто не был собой – впрочем, формально так оно и было. Мать заранее послала тебе паспорт моего покойного отца, и ты прилетел в Ирдандию, будучи Вольфгангом Майером, но поехал на автобусе в Слайго уже под именем Маэдока Уолша. Ты поселился в городском отеле под вымышленным именем – ученого, которым ты восхищался, – не рискуя доставать поддельный документ из-за опасения, что моего отца кто-то мог знать и это бы выдало тебя. Ты назвал адрес в Вене – городе, в котором ты бывал, улицу и номер дома наугад, и там оказался пустырь, такой же пустырь, в который превратилась твоя душа после долгих мытарств и странствий. Паспорт лежал у тебя в кармане, но он и не понадобился. Твоя опрятная внешность и безобидный облик не вызвали подозрений у администратора гостиницы, и ты смог спокойно поселиться в Слайго – городе, где к тому времени уже жила моя мать, давно переехав из Россес-Пойнт, где вы вместе слишком рано повзрослели.

В один из дней ты попросил водителя такси отвести тебя на пляж Россес-Пойнт, пляж, который ты совсем позабыл и который словно уменьшился в размере с момента, когда ты в последний раз играл там. Ты не узнавал местность, и в то же время в твоей груди родилось позабытое чувство покоя – мирное время, когда на душе не было тревог.

Узнал ли ты в моей матери ту маленькую девчушку, и как твое сердце отозвалось на те перемены, которые наложило на ее лицо время? И думал ли ты вообще об этом, ведь вы давно выросли, и все, что у вас осталось, – это сонм воспоминаний – о залитом солнцем дворике, пляже, где вы так беззаветно играли под шум прибоя, собирая ракушки, строя песчаные замки, опутанные водорослями. Слайго – ракушечное место[16]. Ваше детство оборвалось, и на лицах ваших навечно застыло выражение растерянности. Потерянное поколение – вы смогли выложить из старых обрывков новый путь.

Вас никто не должен был видеть вместе, и нигде не могло остаться и следа ваших совместных действий. Будучи знакомой с расположением городских камер, моя мать назначала встречи лишь там, где нет видеонаблюдения. Ты лишь несколько раз использовал свой сотовый, общаясь с ней, не понимая, зачем так часто видеться, ты хотел отдать все образцы зараз. Тогда ты мог бы уехать домой, к семье, где и встретил бы свою смерть, которая, как ты уже ощущал, тянула к тебе леденящие пальцы.

Но моя мать настаивала, и ты не мог отказать ей в этой просьбе – видеться чаще… Кажется, она ждала ваших встреч больше, чем ты сам. В итоге вы получили оплату, которую ты попросил переправить на счета благотворительных организаций. А затем ты пошел на почту и собственноручно отправил пять написанных ранее писем. Пять прощальных посланий – адресованных приютам, которым вы помогали. В них ты приносил извинения за то, что с этих пор пожертвования больше не будут приходить. Мы считали, что эти письма были адресованы жене или детям. Нет, мы ошиблись. Ты просто надеялся, что успеешь, сумеешь проститься с ними лично, ты торопился домой, ведь смерть подбиралась все ближе, забирая твои силы, лишая тебя привычной жизни, ты таял на глазах, и тяжелая печаль легла на твои плечи.

Ты был очень аккуратным – всегда и в последние дни твоей жизни особенно. Именно эта аккуратность и выдала тебя, привлекая столько внимания к твоей персоне. Смерть – рука хаоса, сметшая тебя с лица земли без должного почтения, и в противовес – аккуратность, которая была с тобой до самого конца. Две совершенно несовместимые стихии. Все это никак не укладывалось в моей голове. Словно дьявол вошел в обитель ангельского покоя, чтобы навести там свои порядки, перевернуть все вверх дном.

Вы встречались с моей матерью еще два дня, и каждый раз ты выносил из номера образцы, которые прежде нужно было привести в порядок: написать инструкции, снабдить подписями, указаниями. Выносил в самом обычном голубом пакете, который наверняка купил где-нибудь по дороге в Ирландию.

Однако моя мать, предчувствуя, что теряет тебя, что ты уже готов отправиться куда-то вдаль, возможно, домой, не хотела отпускать тебя, опасаясь, что больше никогда не увидит дорогого ей человека. Ее сердце обливалось кровью, когда в одну из встреч ты признался ей, что неизлечимо болен, что тебе остались считаные дни. Она все поняла.

Ты и сам осознавал, что время неумолимо. Болезнь ужесточила свою хватку, опустошая тебя все больше, сгибая твои плечи все ниже. Ты отдал все образцы, тебе незачем было оставаться дольше, ты очень торопился покинуть Ирландию, чтобы успеть попрощаться с женой, дочерьми. Ты знал, что твое время на этой земле истекло.

Да, ты умел