Золотая медаль - Донченко Олесь Васильевич

— Я тоже это заметила, — сказала Марийка. — Была у нее на собрании, с пионерами разговаривала.

— Ну, вот, пойди и сегодня.

Нина вошла в класс вместе с Марийкой и Зинаидой Федоровной. По сосредоточенным лицам школьников, по напряженной тишине Нина увидела, что пионеров очень волнует поступок их товарища, и этот сбор должен быть необычным.

Сухопара сидел на последней парте. Опираясь подбородком на ладонь, он смотрел вниз, словно у него перед глазами на парте лежала книжка. Нина хотела встретиться с ним взглядом, но школьник не поднимал глаз. Зато взгляды всех пионеров были сейчас прикованы к Нине, и она ощущала, как напряженно ждут они ее слова.

Зинаида Федоровна и Марийка сели сбоку на свободной парте. Коробейник подошла к столу. Она заранее приготовила короткую речь, которой хотела начать сбор, но сейчас не могла вспомнить ни единого предложения. Припоминать дальше или готовить новую речь было поздно, надо уже начинать.

Чтобы выиграть несколько секунд и тем временем сосредоточиться, Нина потянулась за тетрадью, в которой Кочетков аккуратно отмечал, что происходило на каждом сборе отряда. Тетрадь лежала на другом конце стола, заботливо завернутая в газету. Нина положила ее перед собой и там, где рукой Кочеткова было выведено «Что было на сборе», прочитала заголовок «События в Корее».

Она подняла голову, захваченная внезапной мыслью.

— Это было совсем недавно в Южной Корее. Горной тропой шел корейский мальчик. Звали его Ким. Американские самолеты разрушили село, где он жил. От бомбы погибла вся его семья. Ким убежал в горы, к партизанам.

Серые, голубе, карие детские глаза застыли в напряженном внимании. Нина говорила медленно, но уверенно, она уже видела перед собой худого, босоногого мальчика.

— Когда он спустился в небольшой овраг, до него долетел грохот машин и человеческий говор. В долине расположилось войско чужеземцев-захватчиков. Мальчик пополз между колючими кустами. Ему надо было разведать, сколько у врага танков и пушек. Когда он хотел уже возвращаться к партизанам, его схватил вражеский патруль. Мальчика пытали, но он не сказал ни слова. Тогда его привели на берег реки и привязали к шее тяжелый камень.

Тридцать мальчиков и девочек, затаив дыхание, слушали. Нина поняла, что маленький Ким должен жить, жить, невзирая ни на что. И в самом деле, мальчик не утонул, так как камень в воде отвязался, а Ким плавал как рыба. Дети легко вздохнули, а Нина продолжала:

— Была поздняя ночь, и Ким, обессиленный, лежал на берегу реки. Болело побитое тело, плескались волны. Вверху между тучами светила луна. «Как высоко она висит в небе! — думал мальчик. — С такой высоты ей, наверное, видно и Москву, и весь Советский Союз. Хотя бы одну минуту побыть в школе, где учатся советские дети, посидеть с ними на одной парте, сказать им, какие они счастливые, что у них нет войны, что они ходят в школу…» Ким заснул, и ему приснился советский школьник. Он был очень похож на одного паренька…

Нина замолчала, ей показалось, что она сделала ошибку, что сейчас все рассмеются, и тогда весь ее рассказ пропал…

Но нет, никто не смеялся, все были под впечатлением рассказа.

— «Как тебя звать?» — спросил Ким. — «Николай, — ответил советский школьник. — Смотри, какой красный галстук на мне! Я пионер, я учусь только на пятерки и четверки, я глубоко уважаю и люблю своих учителей, которые не жалеют сил, чтобы воспитать из нас борцов за такую замечательную жизнь, которого еще никогда не знали люди на земле! Я пионер, и я не разрешу себе ни одним словом обидеть учителя, так как это был бы позорный поступок для юного ленинца!»

Нина смотрит на Николая Сухопару и вдруг видит, что он встал.

— Ты потом скажешь! — замахал руками Юша Кочетков, но Сухопара, не обращая на него внимания, громко, захлебываясь, воскликнул:

— А что если мне… если мне неправильно поставлена двойка!

Это восклицание сразу разорвало напряженную тишину. Возник шум, гам. Несколько школьников разом требовали слова. Оля Лукошко встала и подняла руку. Она не кричала, только умоляющими глазами смотрела то на Юшу, то на вожатую. Нина шепнула Кочеткову:

— Дай ей слово!

— Пусть Сухопара объяснит, — сказала Оля, — почему он думает, что Зинаида Федоровна поставила двойку неправильно.

— А потому, — сразу же начал Сухопара, — что я не понял объяснения! А если не понял, то разве за это сразу — двойку?

И снова поднялся страшный шум. Все говорили вместе. Напрасно Кочетков стучал пеналом о стол.

Из галдежа Нина улавливала только отдельные восклицания:

— Почему все поняли, а Сухопара — нет?

— Он не слушал объяснение!

— Он стрелы делал!

Нина искоса глянула на Зинаиду Федоровну и Марийку. «Не умеет, — скажут, — установить порядок на сборе». Но с радостью видела, что весь отряд возмущен поступком Сухопары, и что этот сбор в самом деле не похож на другие, и не похож тем, что все «ее» пионеры так единодушно осудили поведение товарища. Было только по-настоящему больно, что Сухопара снова «сорвался». А Нина ведь думала, что парень окончательно исправился и что это она так сумела его перевоспитать.

«Неужели все было зря: беседы, разговоры, чтение, работа в кружках, пионерские сборы?»

Вспомнилось, как работал Сухопара над картой, сколько было радости, когда вспыхнула на фанере первая миниатюрная лампочка. Разве можно было тогда подумать, что этот мальчуган с увлеченными глазами способен совершить что-то возмутительное, противное? Наверное, и Зинаида Федоровна, и она, Нина, еще чего-то не рассмотрели в его характере, не сумели воспитать в нем пионерской гордости за свой класс.

Теперь надо было снова, с самого начала бороться за этого школьника.

Нина с нетерпением ждала, что скажет Зинаида Федоровна. Но учительница молчала. И только тогда, когда пионеры решили, что Сухопара должен перед всем классом попросить у Зинаиды Федоровны извинение и исправить двойку, учительница встала и подошла к столу.

Нина думала, что Зинаида Федоровна будет говорить долго о поведении Сухопары, скажет, как ее обидел и возмутил школьник своим поступком. Но, к большому удивлению девушки, учительница сказала всего несколько слов. Спокойно и проникновенно зазвучал ее густой голос:

— Дети, я знала, что вы правильно оцените поведение Сухопары. Спасибо! И вы понимаете, что стрела упала не на стол. Нет, она попала мне в самое сердце!

Зинаида Федоровна пошла на место среди такой тишины, что можно было почувствовать, как стучали детские сердца.

Эту тишину внезапно нарушили быстрые шаги. Все произошло так неожиданно, что Нина успела лишь заметить, как перед ее глазами мелькнула фигура школьника…

Это был Сухопара. Он вдруг сорвался с места и быстро вышел из класса. Такого еще никогда не бывало, чтобы пионер оставил сбор.

Первой мыслью Нины было вернуть его. А Юша Кочетков уже громко предложил:

— Исключить его из отряда! Пусть идет. Он не пионер!

И снова, как раньше, молчаливо, будто на уроке, подняла руку Оля Лукошко.

— Не надо его исключать, ведь он вышел, чтобы не видели его слез! Он понял, что обидел Зинаиду Федоровну.

Милая Оля! Несомненно, она говорила правду. Самолюбивый парень убежал с собрания, чтобы никто не заметил его слез.

После сбора Марийка полушутливо пожала Нине руку:

— Поздравляю вас, Нина Романовна, у вас природный педагогический талант. Мне очень понравилось, как вы начали сбор рассказом о корейском мальчике.

И уже серьезно прибавила:

— В самом деле, Нина, быть тебе педагогом!

— А я уже решила, Мария.

— Ну и чудесно. Только знаешь что? В последнее время, мне кажется, у тебя в отряде робота пошла как-то иначе, чем раньше. Я бы сказала — более казенно, сухо.

— Что ты? — удивилась Нина. — Я считаю, что мой отряд вышел на первое место в школе!

— А вот Зоя Назаровна говорила, что…

— Что она может говорить? — раздраженно перебила Нина. — Мне надоели ее советы и поучения!

Коробейник отвернулась и пошла прочь каким-то новым, уверенным шагом, что его раньше не замечала у нее Марийка.